Преподаватель симметрии
Шрифт:
Это юбка матери каким-то образом сначала прицепилась к плащу, а потом осталась лежать на сломанной кушетке.
Она потом служила главным вещественным доказательством на семейном трибунале: предаться разврату до такой степени! И где?! В фамильном замке, где каждый камень…
Не каждый… Никто не заметил пропажи ни друзы, ни камеи.
И матери было нипочем, что юбка-то была ее собственная.
Как ей не показался странным и тот факт, что после прецедента разврата можно забыть надеть юбку обратно…
Главное в вещественном доказательстве не столько его доказательность,
Так думал молодой повеса, примеряя отцовские сандалии, в точь такие, какие утратил.
2-005
Но сундук был значительно глубже!
Обнаружив по сторонам две петли, сын потянул за них и с легкостью вытащил – это было всего лишь верхнее отделение!
Под ним было точно такое же, но и в нем ничего не оказалось. Кроме конверта.
«Завещание» – было написано на конверте.
«Для чего и требуются подобные сундуки!..» – усмехнулся было сын, вскрывая конверт.
Там были листок и еще один конверт.
«Сундук – Мадонне, содержимое – Бибо» – вот все, что было написано на листке.
«Завещание» – было написано на конверте втором.
«Бибо! Это тебе только показалось, что я расстался с тобой. Конечно, кто спорит, мне не удавалось уделить тебе достаточно времени. Теперь у меня будет его значительно больше.
Но кое-что, пользуясь торжественностью момента, хочется сообщить тебе сразу.
1. Не сотвори себе кумира (поверь мне, это труднее всего).
2. Помни, что любая жизнь (в том числе и твоя собственная) дороже любого транспортного средства.
3. Не возлюби жену ближнего, если не любишь ее.
4. Не пей пузырьковых (шампанское, пиво, зельтерская и т. п.). Лучше уж виски – много жидкости вредно, особенно в зрелом возрасте.
5. Не закусывай, когда пьешь. Чтобы сохранить зелень свежей, храни ее в воздухонепроницаемом пакете, надув его собственным выдохом (растения любят СО2).
6. Более двух пар штанов и четырех рубашек не требуется для мужчины (трусы и носки – по усмотрению).
7. Не бойся. Помни, если кто-то стал относиться к тебе хуже, значит, он сделал тебе какую-нибудь гадость. Забудь.
8. Не отыгрывайся.
9. С похмелья брейся и не опохмеляйся (один).
10. Следи за ногами. Болеет всегда то, о чем не думаешь (например, ноги).
Уже десять! А я так и не успел тебе ничего сказать.
Скоро, скоро мой последний виски!
Позор, как и душ, принимай.
Люби языки и животных.
Есть можно все, сырое и вареное, но только самое свежее.
Отправления (естественные) не совершай торопливо.
Лучше быть циником, чем хамом.
Работа не позор, но и не самоцель.
Гладь животных и детей, только когда им это приятно.
Не говори, не кури, не пей, не отвечай, не ешь, не пиши, не занимайся любовью, не следуй советам (в т. ч. моим), если сам того не хочешь.
Не ври с целью.
Не помножай количество сущностей.
Можно все, но не злоупотребляй ничем.
Будь! Присутствуй и молись…»
Дальше было не разобрать – такие каракули.
2-006
И
дело было не в почерке…«Мысль пришла и прошла. Была.
И опятъ: Израил или Израфель? Мункар или Накир?
Ничего нельзя восстановить, не создавая; т. е. впервые, т. е. единственный раз, т. е. заново.
Даже вот такую мысль.
И еще одну: должна же быть хоть одна достоверная история в Истории человечества? Чтобы уж не было сомнения, что была.
И вот есть одна такая… Единственная. Без тени.
История Иисуса.
И тогда все отсекается бритвой Оккама.
Но является ли мысль о множественности миров ересью?
Нет. Потому что Он был в этой множественности как единственно достоверный факт. Не Харут или Марут, а Он, единственный, выводит нас из этого дежа вю».
– Не понял, – криво усмехнулся Бибо.
2-007
Под сандалиями и плащом лежал этот дневник.
Был ли то дневник?..
У Бибо не было опыта не только в чтении дневников, но и в их писании.
Тем не менее дневник этот открывался его собственной страничкой.
«27 ноября 1927 года, – было написано круглым доверчивым почерком. – Приезжает отец. Начинаю дневник…»
Больше, однако, на страничке ничего не было. Лишь по краям был прочерчен неровный пунктир с расставленными там и сям векторными стрелками…
«Сие есть путь Божией коровки», – было прокомментировано рукою отца вдоль линии.
В остальном… страничка была пуста.
Она была аккуратно вклеена первой в тетрадку.
«Сентиментальный дурак!» – выругался Бибо, будто расписался по диагонали.
«Попытка что-либо понять или вспомнить – вот доказательство предопределенности. Усилия тут бесполезны. Тошнота и обморок.
Поймешь и вспомнишь, только когда придет пора. Не раньше, но и не позже.
Так мысль, так любовь.
Как молитва.
Сегодня тебе исполнилось семь лет.
Надо же! Не забыл!..
Но и… не вспомнил.
Тельца нет.
Убийство – это попытка вспомнить тело.
Позднейшая запись: что я имел в виду?
Еще позднейшая приписка: то и имел.
Любовь – это необсуждаемость».