Прерия

Глава XXIII

У входа в свою хижину. Матори встретил Измаила, Абирама и Эстер. Одного взгляда было достаточно для хитрого тетона, чтобы увидеть, что коварному перемирию, заключенному им с этими жертвами его умственного превосходства, грозит опасность насильственного конца.

— Слушайте-ка, старая седая борода, — сказал Измаил, хватая Траппера и вертя его, словно волчок — поймите, что я устал разговаривать пальцами вместо языка, как это следует. Ради бога, изобразите «лингвистера» и переведите мои слова на индейский язык, не разбирая, придутся они по вкусу краснокожему или нет.

— Говорите, друг, — спокойно ответил Траппер, — я передам все, как вы скажете.

— Друг! — повторил скваттер, посмотрев на старика с каким-то странным выражением. — Впрочем, это только одно слово, а звуки не ломают костей н не соблюдают никаких форм. Скажите этому вору-сиу, что я пришел требовать исполнения условий нашего торжественного договора, заключенного у подножия утеса.

Когда Траппер перевел эти слова на язык сиу, Матори спросил с изумленным видом:

— Разве моему брату холодно? Буйволовых шкур очень много. Разве он голоден? Пусть мои юноши снесут дичи в его хижины.

Скваттер поднял кулак с угрожающим видом и с яростью ударил им по ладони другой руки, чтобы подтвердить свою решимость.

— Скажите лукавому красному лжецу, — сказал он, — что я пришел к нему, не как нищий, желающий подбирать его крохи, но как свободный человек, требующий того, что ему принадлежит; и я возьму это. Кроме того, скажите ему, чтобы он выдал мне и вас, жалкого грешника, чтобы предать вас суду. Итак, смотрите, чтобы не вышло ошибки. Моя пленница, моя племянница и вы. Я требую от него всех трех, сообразно условию.

Непоколебимый старик ответил со странной улыбкой:

— Друг скваттер, мало кто согласится отдать то, что ты просишь. Тебе пришлось бы сначала вырезать язык изо рта тетона, а потом сердце из его груди.

— Измаилу Бушу нет дела, кто и что пострадает, когда он требует то, что принадлежит ему. Но предложите ему вопросы на прямом индейском языке и, когда будете говорить о себе, то сделайте знак, понятный белому человеку, чтобы я знал, что тут нет подвоха.

Траппер рассмеялся своим беззвучным смехом и пробормотал несколько слов про себя, прежде чем обратиться к вождю.

— Пусть дакот хорошенько откроет свои уши, — сказал он, — так, чтобы в них могли войти большие слова. Его друг Большой Нож пришел с пустыми руками и говорит, что тетон должен наполнить их.

— Уаг! Матори богатый вождь. Он владелец прерии,

— Он должен отдать темноволосую.

Лоб вождя грозно нахмурился. Казалось, он готов был немедленно уничтожить дерзкого скваттера. Но, внезапно припомнив необходимую политику, он лукаво ответил:

— Девушка слишком легкая ноша для рук такого храброго человека. Я наполню их буйволами.

— Он говорит, что ему нужна и светловолосая, потому что у нее в жилах течет его кровь.

— Она будет женой Матори, тогда Длинный Нож станет отцом вождя.

— И меня, — продолжал Траппер, делая один из тех выразительных жестов, посредством которых туземцы сообщаются между собой почти с такой же легкостью, с какой говорят друг с другом, и в то же время оборачиваясь к скваттеру, чтобы показать, что он держит данное слово, — он требует и жалкого, старого Траппера.

Прежде чем ответить на эту третью, последнюю просьбу, Матори с ласковым видом положил руку на плечо старика.

— Мой друг стар, — сказал он, — и не может путешествовать далеко. Он останется с тетонами, чтобы они могли поучиться у него мудрости. У кого из сиу есть язык, подобный языку моего отца?! Нет, скажи ему очень тихими, но ясными словами. Матори даст шкуры и буйволов. Он даст жен молодым людям бледнолицых, но не может отдать никого из тех, кто живет в его хижине.

Вполне удовлетворенный этим лаконичным ответом, вождь пошел было к ожидавшим его советникам, но вдруг остановился и, прервав Траппера, начавшего переводить скваттеру его слова, прибавил:

— Скажи Большому Буйволу (так уже окрестили Измаила тетоны), что рука у Матори всегда открыта. Взгляни, — прибавил он, указывая на грубое, сморщенное лицо Эстер, внимательно наблюдавшей за всем, — жена его слишком стара для такого великого вождя. Пусть он выгонит ее из своей хижины. Матори любит его, как брата. Он и есть его брат. Он получит самую молодую жену тетона. Тачечана, гордость девушек племени сиу, будет готовить ему дичь, и многие храбрецы будут с завистью смотреть на него. Видишь, дакот великодушен.

Необыкновенное хладнокровие, с каким тетон закончил это дерзкое предложение, поразило даже ко всему привыкшего Траппера. Он смотрел вслед удалявшемуся индейцу с удивлением, которого не старался даже скрыть, и не возобновлял попытки перевода, пока фигура Матори не смешалась с группой воинов, дожидавшихся его возвращения так долго и с таким характерным для них терпением.

— Вождь тетонов говорил, очень ясно, — сказал старик, — он не отдаст леди, на которую, как известно, вы не имеете никаких прав, кроме разве прав волка на овцу. Он не отдаст вам и девушки, которую вы называете своей племянницей. Затем, сосед скваттер, он наотрез отказывается исполнить ваше требование насчет меня, жалкого и никуда не годного; и я не считаю это неразумным с его стороны, так как имею много причин против далекого путешествия в вашем обществе. Но он делает вам предложение, которое вам следует знать; Тетон говорит через меня, который является только его представителем и не отвечает за его грешные слова. Так он говорит, что эта добрая женщина пережила свою красоту, и потому, вполне понятно, что вам надоела такая жена. Поэтому он советует вам выгнать ее из своего жилища, а когда ваша хижина опустеет, чтобы заполнить пустое место, он пришлет туда свою собственную любимицу, вернее, прежнюю любимицу — Прыгающую Лань, как ее называют сиу. Видите, сосед, хотя краснокожий решил удержать вашу собственность, он готов отдать вам кое-что в обмен!

Измаил слушал ответы на его вопросы с тем все возрастающим негодованием, с каким люди самого тупого характера доходят до страшных параксизмов ярости. Он даже попробовал было засмеяться в ответ на выдумку заменить его испытанную спутницу жизни более гибкой поддержкой в лице молодой Тачечаны; но голос его звучал глухо и неестественно. Эстер приняла его предложение далеко не так шутливо. Сначала она как бы задохнулась от гнева, потом, глубоко вздохнув, словно избавясь от этой опасности, закричала на самых высоких нотах:

— Скажите, пожалуйста, кто это позволил индейцу давать права обвенчанным женам и нарушать их? Что он думает, женщина — зверь из прерии, которого можно выгонять из поселения с помощью собаки и ружья? Пусть выйдет-ка их самая лучшая сквау да похвастается своими делами. Может она показать такой выводок, как мой? Злой тиран этот вор-краснокожий, да и ярый мошенник, я полагаю. Он хочет и в доме, как на войне, быть военачальником! Честная женщина в его глазах не лучше какой-нибудь попрыгушки. А ты, Измаил, отец семи сыновей и стольких пригожих дочерей, как мог ты открыть свой грешный рот иначе, как для проклятий ему! Неужели ты опозорил бы свой цвет, семью и народ, смешав свою белую кровь с красной, и захотел бы быть отцом расы мулов! Дьявол часто искушал тебя, муж мой, но никогда еще не ставил такой коварной ловушки, как эта. Иди-ка к своим детям, друг мой, иди да помни, что ты не какой-нибудь рыскающий медведь, а человек, и благодари бога за то, что ты законный муж!