Прерия
Шрифт:
Старик обернулся и увидел, что пылкий Матори, обогнав всех своих товарищей, очутился почти на одной линии с челноком и охотником за пчелами, готовым принести в исполнение свою угрозу. Он наклонился. Поль выстрелил, и пуля со свистом, без вреда пролетела мимо Траппера к своей цели. Но зрение вождя тетонов было не менее зорко и верно, чем зрение его врага. За мгновение перед тем, как раздался выстрел, он соскочил с лошади и погрузился в воду. Лошадь зафыркала от ужаса и боли, сделала отчаянный прыжок и высунулась наполовину из воды. Потом ее унесло по течению реки, мутные воды которой окрасились ее кровью.
Вождь тетонов вскоре показался на поверхности. Понимая всю важность своей потери, он несколькими ударами рук подплыл к ближайшему из своих молодых, спутников, который, как и следовало ожидать,
Дикари плавали в нерешительности из стороны в сторону, словно стая голубей, летающих в смятении после выстрела, попавшего в их передовую колонну. По-видимому, они колебались, не рискуя напасть на так сильно защищенный берег. Осторожность, играющая такую роль в воинах индейцев, одержала верх, и Maторт, наученный только что испытанной им неудачей, отпел своих воинов назад на берег, чтобы дать отдохнуть лошадям, которые уже стали выказывать признаки усталости.
— Ну, теперь садитесь на лошадей и поезжайте к тому холму, — сказал Траппер. — За ним вы увидите другую реку: вы должны въехать в нее и, повернувшись к солнцу, следовать по ее руслу на расстоянии одной мили, пока не доедете до высокой песчаной равнины. Там я вас встречу. Идите, садитесь на лошадей. Юноши-поуни, меня и моего храброго друга доктора — отчаянного воина — достаточно для удержания берега в наших руках, тем более, что здесь, главным образом, нужна показная сторона, а не действительное употребление оружия.
Миддльтон и Поль не сочли нужным терять времени на возражения. Довольные тем, что у их арьергарда есть хоть какое-нибудь прикрытие, они поспешно пустили лошадей в указанном направлении и вскоре исчезли из виду. Прошло минут двадцать, а может, и полчаса, прежде чем находившиеся на противоположном берегу тетоны обнаружили желание предпринять что-нибудь. Среди воинов ясно можно было разглядеть Матери. Он отдавал приказания и по временам обнаруживал желание мести, потрясая рукой в сторону беглецов, но, по-видимому, не предпринимал никаких шагов к дальнейшим враждебным действиям. Наконец, среди дикарей послышался взрыв криков, возвещавший о каком-то новом событии. Вдали показался Измаил со своими неповоротливыми сыновьями, и вскоре все объединенные силы собрались у самого берега реки. Скваттер со своим обычным хладнокровием несколько мгновений наблюдал расположение врагов; потом, как бы для того, чтобы испробовать качество своего ружья, послал пулю, которая могла бы попасть в цель даже с того места, где он стоял.
— Бежим отсюда! — вскрикнул Обед, стараясь искоса взглянуть на пулю, которая, как ему показалось, просвистела над самым его ухом. — Мы храбро защищали берег в продолжение достаточно долгого времени. При отступлении можно показать столько же военного искусства, как и при наступлении.
Старик бросил взгляд назад и, видя, что всадники доехали до холма, не стал противоречить. Оставшаяся лошадь была отдана доктору с наставлениями ехать по той же дороге, по которой только что проехали Ммддльтон и Поль. Когда естествоиспытатель сел на лошадь и отъехал достаточно далеко, Траппер и молодой поуни скрылись так, что враги некоторое время не могли сообразить, в какую сторону они направились. Вместо того, чтобы пройти по равнине к холму, по дороге, где они были бы на виду, они прошли по более короткой тропинке, прикрытые неровностями почвы, и перешли через небольшой ручей как раз в том месте, где должен был переправиться и Миддльтон, и как раз вовремя, чтобы соединиться с остальными. Доктор приложил столько усердия, что уже догнал своих друзей, и беглецы оказались в полном сборе.
Траппер оглядывал всю местность, выбирая, где отряд мог бы остановиться часов на пять-шесть.
— Остановиться? — вскрикнул доктор, когда страшное предложение достигло его слуха. — Доетопочтенный охотник, мне кажется, наоборот — нужно употребить несколько дней на непрерывное бегство.
Миддльтон и Поль разделяли мнение доктора и высказались, сообразно характеру каждого из них.
Старик терпеливо выслушал
их и покачал головой, как человек, которого нисколько не убедили аргументы противников. Потом он дал на них общий ответ.— Зачем нам бежать? — спросил он. — Разве ноги простых смертных могут перегнать бег лошадей? Как вы думаете: тетоны лягут спать? Или перейдут реку и будут отыскивать наш след? Мы хорошо омыли его в этой реке и, если уйдем отсюда умно и осторожно, то еще можем сбить их со следа. Но прерия не лес. Там человек может ходить долго, заботясь только о том, чтобы мокассины его не оставляли следов, тогда как здесь, на этих открытых равнинах, любой юнец, стоя, например, на том холме, может видеть далеко вокруг себя, словно порхающий ястреб, смотрящий вниз на добычу. Нет, нет, пусть наступит ночь и станет темно, тогда только мы можем уйти отсюда. Но выслушайте слова поуни; он малый умный и, ручаюсь, ему часто приходилось вести тяжелую борьбу с сиу. Думает ли брат, что наш след идет достаточно далеко? — спросил он на языке индейца.
— Разве тетон — рыба, что может увидеть его в реке?
— Но мои молодые люди думают, что следует продолжать его по прерии.
— У Матори есть глаза: он увидит их.
— Что посоветует мой брат?
Молодой дикарь посмотрел на небо и, видимо, колебался. Несколько времени он раздумывал и затем проговорил, как человек, принявший окончательное решение:
— Дакоты не спят; нам нужно лечь в траву.
— Ага! Малый разделяет мое мнение, — сказал старик, вкратце передав своим белым товарищам мнение дикаря. Инесу и Эллен быстро спрятали под теплую и довольно удобную защиту буйволовых шкур и прикрыли их высокой травой так, чтобы их нельзя было видеть простым глазом. Поль и поуни связали лошадей и повалили на землю, снабдив их пищей. Покончив с приготовлениями, беглецы, не теряя времени, нашли себе укромные уголки для отдыха, и равнина снова приняла свой пустынный вид.
Старику удалось убедить своих спутников в необходимости скрыться в продолжение нескольких часов. Вся надежда на спасение зависела от удачи этого плана. Если бы им удалось превзойти в хитрости преследователей таким простым и неожиданным, именно благодаря своей простоте, способом, они могли бы с наступлением вечера ехать дальше, изменив направление своего пути. Таким образом, их шансы на окончательный успех увеличились бы значительно.
Глубокое безмолвие царило на равнине в продолжение нескольких часов, как вдруг до чуткого слуха Траппера и поуни донеслось тихое восклицание удивления со стороны Инесы. Они сразу вскочили на ноги, как люди, готовые к борьбе не на жизнь, а на смерть, и увидели, что обширная равнина, волнистые холмы, маленький пригорок и разбросанные в разных местах рощицы покрыты однообразной блестящей пеленой снега.
— Боже, сжалься над нами! — вскрикнул Траппер, осматривая все вокруг печальным взглядом. — Теперь я знаю, поуни, почему ты так пристально смотрел на облака. Только поздно уже, слишком поздно! Белка оставила бы след на этом легком покрове земли. А! Вот, наверно, и эти дьяволы! Ложитесь, ложитесь все; шансов на спасение мало, но все же не следует пренебрегать ими.
Все снова спрятались в траву, кидая по временам украдкой поверх травы тревожные взгляды на врагов. На расстоянии полумили от места, где укрывались беглецы, тетоны стали ездить кругами, постепенно уменьшая их и, очевидно, все приближаясь к убежищу белых. Они надеялись зажать беглецов в кольцо. Нетрудно было разгадать в чем дело. Снег выпал вовремя, чтобы показать им, что те, кого они ищут, находятся позади них, и теперь они окружали место, где скрылись беглецы, с неутомимой настойчивостью и терпением, присущими индейским воинам.
Опасность, грозившая беглецам, увеличивалась с каждой минутой. Поль и Миддльтон решительно подняли ружья и, когда озабоченный Матори приблизился к ним на расстояние пятидесяти футов, не отрывая глаз от травы, по которой он проезжал, молодые люди вместе прицелились и спустили курки. Но вместо выстрелов послышалось только щелканье замков.
— Довольно, — сказал старик, с достоинством подымаясь из травы, — я выбросил кремни, так как верная смерть была бы последствием этого необдуманного поступка. Встретим свою участь, как подобает мужчинам. Смирение и жалобы не тронут индейцев.