Прерванная юность

Потом мужчины отошли в сторонку и долго разговаривали. Девочкам было видно, что Семен недоволен чем-то: он отчаянно махал руками, посматривал на детей и ругался в полголоса. Матвей его в чем-то убеждал, и он согласился с ним, махнув рукой, сказал так, что услышали девочки:

– Раз по другому не получается, сам скажи детям, а я посмотрю на тебя.

Мужчины развели костер и подогрели консервы, открыв их ножом, затем нарезали хлеба и принесли в котелке воды.

– Садитесь на землю, дочки, подкрепитесь.

Они сидели рядом, пока дети, ели и молчали. После обеда Матвей сказал:

– Тут такое дело получается: не можем мы взять вас с собой, и здесь вам оставаться нельзя. Решили, что проведем завтра с утра к одной доброй женщине. Она живет недалеко отсюда, думаю, поможет вам.

– Какая женщина? А, если немцы там уже?
– Валя недоуменно смотрела на мужчин. Оля захлюпала носом и спросила:

– Где сейчас мои папа и мама? Я к ним хочу.

Настя не плакала, но выжидала, что скажет Матвей.

– В том-то и дело, что сейчас не разберешься, где родные, где враги. Война! Одно ясно, что те земли, где располагался ваш гарнизон, захватил враг. Поэтому туда идти нет смысла. Немцы везде уже, куда ни пойдешь сейчас.

– Откуда вы, дяденька, знаете, если были здесь?
– Вале не хотелось верить, что они потерялись.

– Да, уж знаю, дочка.

– Вот, и все, - Матвей протянул Вале сделанный из мешковины рюкзак, куда положил оставшиеся продукты.
– И еще одно, запомните хорошенько. Ни в каком случае не рассказывайте, что вы дети военных. Скажете, что гостили на границе с семьей, а теперь беженцы, потерялись во время налета авиации, пробираетесь домой в Новгород.

– Зачем?
– спросила Настя.

– Чтобы не забрали вас немцы, как офицерских детей. До Новгорода, пожалуй, им не дойти, поэтому непроверяемая версия получится. Для вас, девочки, закончилось детство, запомните тоже. Теперь всегда думайте, что сказать. От этого зависит, как ваша судьба, так и жизнь родных.

– Мы навесим в сарае двери, чтобы зверь не забрел. Нам нужно на ночь отлучиться по делу, а к утру вернемся за вами. Одни не забоитесь?
– спросил Семен.

Девочки молчали, не знали, что сказать на это. Они одни не были ни разу в лесу. С Раей они не задумывались об этом.

– Мы вам фонарь "Летучая мышь" оставим, керосина хватит до утра, чтобы веселее было при свете.

Желтый свет фонаря вырвал из темноты круг двухметровым радиусом. За ним черно,

"хоть в глаз коли". Девочки долго не могли заснуть на сене в углу сарая. Каждый шорох отдавался страхом в душе, воображение рисовало страшных животных, которые бродили возле сарая.

Оля легла между подруг и каждый раз вздрагивала от любого щелчка с наружи.

– Да, спи ты, не бойся ничего, мы же с тобой, - проворчала Валя.

– Да, вам хорошо, вы родились смелыми, а у меня душа уходит всегда в пятки.

– Ты не думай о плохом, - сказала Настя.
– Вспомни хорошее, например, маму и папу, маленького братишку.

– Как бы я хотела, чтобы все, что произошло с нами, был просто сон, - сказала Оля.
– Я сидела бы дома, мама готовила обед, а папа приходил усталый со службы и целовал меня в макушку. Я бы их всегда слушалась и не шалила.

– И наши девочки были бы живы, - поддержала ее Настя.
– И Раечка рассказывала бы нам интересные истории о природе.

– Спите, девочки, не травите души. Нам ничего не вернуть назад, нужно жить настоящим и непременно выжить в этих условиях, чтобы не лежать там же, где наши подруги.

Школьницы замолчали, их сморил глубокий сон.

Девочки проснулись одновременно. Они открыли глаза и долго смотрели на озорных солнечных зайчиков, запрыгнувших через многочисленные щели в полумрак сарая.

Солнце уже поднялось довольно высоко. За стенами слышалось разноголосое пение пернатых, деловое жужжание насекомых и безмятежный шелест вольного, как птицы, ветра. Как будто не было войны.

Но наступил ее второй день. Матвея и Семена не было слышно, и девочки боялись начать об этом разговор. Они смотрели на лучики солнца, которые напоминали детство, и молчали.

– Подъем!
– прервала безмолвие Валя и бодро скомандовала, подражая отцу в выходной день.
– Всем мыться, бриться и одеколониться.

– Есть, товарищ командир!
– подыграла ей Настя.

– Можно мне не бриться сегодня, товарищи командирши, у рядового Ивановой борода не отросла еще?
– подала голос Оля.

– Разрешаем, выносим благодарность перед строем, что не растеряла чувство юмора, но умываться обязательно всем!
– снисходительно махнула рукой Валя.

Колодезная вода взбодрила, хлеб утолил голод, а вода жажду.

Девочки нарвали букет полевых цветов, отнесли на могилу. Потом побродили по лесу, не выпуская из вида тропинку со стороны большака, ожидая Матвея с Семеном.

Мужчины не пришли к обеду, не вернулись к ужину. И девочки вновь ночевали в сарае. Только в этот раз не зажигали фонаря - керосина не оставалось.

В этот раз школьницам меньше пугались шорохов, и даже Оля не так часто вздрагивала. Следующий день не принес изменений, Матвей и Семен не давали о себе знать.

Продукты были на исходе, и девочки экономили на третий день: собирали щавель на поляне, "заячью капусту" в лесу и побеги хвоща в небольшой болотине у озера.

– Еще можно есть сосновые побеги, утоляет голод и цинги не будет, - сказала Настя.
– Меня папа учил этому.

Девочки попробовали, им было не вкусно и горько, но они сжевали по горсти сосновых побегов салатного цвета с привкусом смолы.

Валя урезала пайку хлеба до минимума, давала каждому одну краюху на день. Последнюю банку консервов съели на троих в обед, и дали Оле жестянку, чтобы она соскребла себе жир со стенок. Девочка больше всех страдала от недоедания. Она, как голодный зверек, вычистила банку до блеска и с сожалением отбросила ее в сторону. Валя и Настя тоже хотели есть, но держались, не падали духом.

На пятый день Валя сказала:

– Они не придут, нам нужно уходить отсюда. Хлеб кончился, на одной траве не протянем долго.