Преступление в Радужном заливе

– Ну, что вам сказать?
– нерешительно начала радистка.
– Он был легкомысленным, это вам уже говорили, так о нем думает каждый. Но это не значит, что он скользил по верхам. Во всяком случае, в работе он был другим. С профессиональной точки зрения Михаль был намного квалифицированнее меня и, безусловно, гораздо опытнее.

– А каким он был вне работы?

– Остроумный человек, приятный в компании. Даже милый. Любил пошутить, иногда в нем проскальзывало что-то мальчишеское.

– Скажите, когда вы видели Шмидта в последний раз, я хочу сказать живого Шмидта?

– Утром того дня. В субботу. Мы позавтракали и вместе пошли в узел связи. Михаль занялся открытками для радиолюбителей...

– Открытками?

– Да, так у нас принято. Михаль часто ориентировал радиотелескоп на Землю и ловил передачи радиолюбителей. А потом сообщал им об этом. Для них это была огромная радость, что их слышали на Луне.

– Значит, это было после завтрака...

– Да, около девяти утра он направился к большому радиотелескопу, и больше я его не видела.

– И не слышали?
– добавил Родин.

– Нет, слышала. Мы связались в десять часов. Каждый, кто находится вне базы, должен ежечасно давать о себе знать.

– Значит, в десять вы с ним разговаривали?

– Да, точно в десять. Он сказал лишь: "Все в порядке" - больше ничего.

– Вы в этот момент находились в радиоузле?

– Нет, с девяти часов я на командном пункте записывала еженедельный отчет. Но я переключила туда телефон.

– Еще вопрос. Не замечали ли вы в последнее время, что Шмидт как-то изменился? Скажем, не был ли он чем-то подавлен?

– Меня уже об этом спрашивал командир. В последние дни Михаль действительно казался каким-то странным. Чересчур молчаливым. Но это была не грусть и уж никак не депрессия. Скорее замкнутость, углубленность в себя. Пожалуй, так вел бы себя тот, кто занят решением какой-то сложнейшей задачи.

Родин некоторое время колебался, а потом посмотрел девушке прямо в глаза.

– Не сочтите за праздное любопытство, я должен об этом спросить. Вы нравились Шмидту?

– Видимо, да. То есть ему нравились почти все женщины...

– Как вы думаете, не мог ли Шмидт страдать из-за какой-нибудь женщины, скажем, из-за вас?

Ирма слегка улыбнулась.

– Понимаю - Шмидт воспылал любовью, положил к ногам Ирмы Дари сердце, но та его отвергла, и он с горя решил покончить счеты с жизнью...

– Но...

– Бросьте, майор, нельзя же всерьез принимать эту версию. Можете спокойно ее отвергнуть.

– Я бы не стал утверждать этого столь категорически. Не он первый, не он последний...

– В принципе вы правы, мужчины иногда ведут себя как дети, у которых отобрали любимую игрушку. Упрямятся и бьются головой о стенку. Но Михаль не был упрямым ребенком, а я - не игрушка.

– Прошу прощения, - нерешительно начал майор, - но, чтобы прояснить положение... вы с кем-нибудь находитесь в более близких отношениях?

– Вы, верно, слышали о Мельхиаде. Я и Борис знаем друг друга еще с Земли.

Доктор Гольберг виновато посмотрел на радистку.

– Не сердитесь, Ирма, что мы так назойливо лезем вам в душу. Можете поверить - нам крайне неприятно выспрашивать об этих подробностях, которые на первый взгляд касаются лишь вас двоих. Но только на первый взгляд.

– Я понимаю, доктор. Все совершенно нормально. Ведь обо мне и Борисе знают все. Мы знакомы давно, прекрасно подходим друг другу. Мы хотели пожениться.

– Хотели?..
– Майор слегка поднял брови.
– А теперь уже не хотите?

– Да нет же, конечно, хотим. Но перед самой свадьбой мне предложили принять участие в этой экспедиции. И мы решили подождать возвращения. Право же, Море Дождей - не самое лучшее море для свадебного путешествия.

Майор взял в руки альбом Шмидта, словно взвешивая его.

– Мы просматривали вещи, которые остались после Шмидта. Вам знаком этот альбом?

– Нет.

– Взгляните.

Ирма Дари открыла альбом, перевернула несколько страниц, подняла глаза и молча взглянула на следователя. Потом снова посмотрела на коллекцию женских портретов, которая в этой обстановке казалась попросту неуместной. Она переворачивала страницу за страницей, задержалась на последней фотографии и перевернула следующую, пустую страницу.

– Я знаю, о чем вы думаете, - сказала она спокойно.
– На этой странице должна быть моя фотография.

Дверь за радисткой давно закрылась, но в комнате по-прежнему царила тишина.

– Вы удивлены?
– прервал молчание доктор.

– Немного.

Родин захлопнул альбом, который машинально перелистывал.

– Извечный треугольник.

– Даже на Луне.

– Да, даже на Луне. Здешняя жизнь не меняет человека физически, почему же она должна менять его психику? В Радужном заливе люди остаются людьми... Но дело не в этом.

– В Ирме Дари?

– И не только в ней. В треугольнике, в классическом треугольнике - он, она и еще один он. Его связывают с ней длительная симпатия и любовь, но вот на сцене появляется другой, который мимоходом соблазняет ее. Предположим, что их отношения не перейдут в более глубокое чувство. Если дело дойдет до конфликта, кто из них способен совершить преступление? Естественно, что не тот, другой, так как с его стороны этот поступок был бы бессмысленным. Остается пара, связанная любовью. Кто из них, по-вашему, вызывает большие подозрения?

Доктор вопросительно посмотрел на майора.

– Какую эпоху вы имеете в виду?
– помолчав, спросил Родин.

– Так, - в голосе доктора почувствовалось разочарование, - значит, и вы над этим думали.

– Да. Такие случаи бывали, и нередко. В создавшейся ситуации жертвой иногда становился человек, случайно проникший в чью-то тайну. Поводом для преступления служил страх оказаться высмеянным или униженным.

– Вот видите, значит, у нее могли быть веские причины, чтобы совершить убийство. Страх, что будет раскрыта ее тайна, боязнь шантажа, опасение потерять его любовь, ненависть к тому, другому, который, возможно, воспользовался ее слабостью. И еще с десяток самых различных, часто ложно истолкованных факторов. Вам понятна моя мысль?

– Как всегда.

Доктор подозрительно посмотрел на майора, но капитулировал перед невинным выражением серых глаз.

– А теперь давайте наполним этот треугольник конкретным содержанием. Она - это Ирма Дари, он - Борис Мельхиад, еще один он - Михаль Шмидт. А у Ирмы Дари для критического момента нет алиби!

– Пока нет.
– Майор встал и положил альбом на полку.

– Вы намерены связаться с Землей относительно Ирмы?

– Разумеется.

– Ну да, необходимо уточнить детали субботней радиосвязи. А почему бы вам заодно не поинтересоваться спортивными увлечениями радистки, скажем, прыжками в воду? Возможно, она участвовала в соревнованиях по этому виду спорта.