Превосходство Борна (др. перевод)
Шрифт:
Пилот тяжело дышал и никак не мог откашляться. Не дожидаясь, пока он окончательно придет в себя, Джейсон начал отдавать приказания.
— Кай фейли ба! [238] — крикнул он.
— Вы можете говорить со мной и по-английски, — молвил летчик. — Я хорошо владею этим языком: знание его — непременное требование; предъявляемое к тем, кто хотел бы водить такие машины.
— В воздух, сукин сын! И поживей!
Пилот, щелкнув выключателями, запустил двигатель. И в тот же момент на лугу появилась группа солдат, ясно видимая в исходившем от вертолета свете. Сразу же
238
Поехали! (кит.)
— Быстрей! — прорычал Джейсон.
— Вертолет изготовлен специально для Шена, из особой брони, — отозвался спокойно пилот. — Даже стекла и те не пробьют никакие пули. Итак, куда отправляемся?
— В Гонконг! — рявкнул Борн и воззрился удивленно на пилота, обернувшегося к нему с улыбкой.
— Надеюсь, щедрые американцы или доброжелательные англичане предоставят мне убежище, сэр? Выбраться отсюда — моя заветная мечта!
— Будь я проклят, если что-то будет не так! — ответил ветеран «Медузы», когда они поднялись к низко нависшим облакам.
— Удачная мысль — воспользоваться этой машиной, — заявил Вонг, устроившийся в погруженной в полумрак задней части кабины. — Как она пришла к тебе?
— Не так давно я уже проделал нечто подобное, — сказал Джейсон, закуривая сигарету. — История повторяется.
— Мистер Уэбб! — прошептал Мак-Эллистер.
— Что, аналитик? Как самочувствие?
— Не стоит об этом. Объясните мне лучше, почему вы отправились обратно… к Шену?
— Я решил вручить ему на прощание подарок — чековую книжку с тайного счета на Каймановых островах.
— Что?!
— От этого не будет никому ни тепло, ни холодно: имена и номер счета в книжке вырезаны. Однако я с удовольствием посмотрел бы на реакцию Пекина на этот финансовый документ.
Эпилог
Эдвард Ньюингтон Мак-Эллистер, опираясь на костыли, медленно прошелся по кабинету в старом особняке на пике Виктория. Огромные оконные проемы, закрытые прочным пластиком, напоминали о недавних кровавых событиях. Приблизившись к послу Раймонду Хевиленду, государственный советник бросил на его стол папку Шена.
— Я думаю, это то, что вы потеряли, — произнес аналитик, отставив костыли и с трудом усаживаясь в кресло.
— Врачи сказали мне, что вы скоро поправитесь, — заметил дипломат. — Я рад этому.
— Рады?.. Да кто вы такой, черт побери, чтобы выражать свою радость по поводу моего выздоровления?
— Ваша манера высказываться, пожалуй, несколько выспренна, но я в данном случае не лицемерю: я действительно рад. Вам удалось совершить невозможное. Разве мог вообразить я, что вы способны на такое? Да вы настоящий герой!
— Не стану возражать. — Советник сменил позу, поудобнее пристроив раненое плечо на спинке кресла. — Но, если по-честному, сделал это все же не я, а он.
— Однако без вас, Эдвард, ему бы не удалось выполнить столь блестяще свое задание.
— Я взялся не за свое дело — вторгся на чужую территорию, иными словами. Эти люди вершат такое, что мы, простые смертные, видим разве что в своих мечтах, фантазиях да на экране, не веря в реальность подобного: столь уже необычно все это!
— Мы бы не мечтали, не фантазировали
и не восхищались художественным вымыслом, если бы чего-то подобного не было в действительной жизни. Они так же делают свое дело на совесть, как мы — наше. У каждого — своя территория, господин государственный советник.Мак-Эллистер устремил на Хевиленда строгий, бескомпромиссный взгляд.
— Каким образом досье очутилось в их руках?
— В игру опять вступили профессионалы, правда уже с другой территории. Трое молодых людей были зверски убиты, а надежнейший сейф оказался вскрытым.
— Ответственность за это в любом случае должны нести вы!
— Согласен, — кивнул Хевиленд и внезапно повысил голос: — Но и вы должны нести ответственность за свои действия! Вас никто не просил встревать в это дело! Так какое же вы имели право брать инициативу в свои руки, не обладая соответствующим опытом? Вы нарушили все клятвы, которые давали при поступлении на государственную службу! Тридцать лет тюрьмы — это то, что заслуживали бы вы! Знаете ли вы, что могло произойти по вашей вине? Война, которая превратила бы Дальний Восток, — да и весь мир, — в кромешный ад!
— То, что я сделал, я сделал постольку, поскольку смог сделать это. Я многому научился у Джейсона Борна — нашего Джейсона Борна! Но, что бы там ни было, вы можете хоть сейчас отправить меня в отставку, господин посол. И поспешите с этим, если не хотите, чтобы я по-прежнему выполнял свои обязанности.
— Отправить вас в отставку? — Хевиленд откинулся в кресле. — Не смешите меня! Я разговаривал по поводу вас с президентом, и он согласился со мной. Вы возглавите аппарат Совета национальной безопасности.
— Я?.. Возглавлю?.. Да мне же не справиться с этим!
— У вас будут персональный лимузин и прочие атрибуты…
— Я даже не знаю, что сказать на это!
— У вас блестящие аналитические способности, и, высоко ценя вас, я поддержу вашу кандидатуру.
— Боже мой!
— Успокойтесь. Подумайте немного. И посоветуйте нам, что и как говорить. Вы сами понимаете, кто обладает реальной властью: не тот, кто говорит, а тот, кто мыслит.
— Все это так неожиданно для меня и так…
— И так заслуженно, господин государственный советник, — закончил за Мак-Эллистера дипломат. — Разум — великая вещь! Никогда не следует недооценивать его… Кстати, доктор сказал мне, что Лин Вензу выкарабкается. Правда, левая рука у него не действует, но жить он будет. Я уверен, что вы доложите о нем надлежащим образом лондонскому руководству МИ-6: там придают большое значение подобным отзывам.
— А как обстоят дела у мистера и миссис Уэбб? Где они?
— На Гавайях. С доктором Пановым и мистером Конклином, разумеется. И, боюсь, они даже изредка не вспоминают обо мне.
— Вы не дали им особого повода вспоминать о вас, господин посол.
— Может, оно и так, но это и не входило в мои обязанности.
— Кажется, я вас начинаю понимать.
— Надеюсь, ваш Бог относится с состраданием к таким людям, как мы с вами, Эдвард. Мне нечего рассчитывать прийти к Нему, если только Он сам того не захочет.
— Он прощает все и всех.
— Действительно? Тогда я не желаю знать Его: Он оказался обманщиком.
— Почему?
— Потому что превратил мир в арену для состязаний взбесившихся, алчущих крови волков, заботящихся не о выживании племени, а лишь о самих себе. Такого Бога едва ли можно считать совершенным, ведь так?