Превосходство Борна (др. перевод)
Шрифт:
Войдя внутрь здания, он прошел по плохо освещенному коридору, в конце которого перед широкой резной дверью стоял третий моряк. Часовой, опустив ствол карабина, взглянул на часы.
— Ты слишком рано, — сказал он. — До конца моей смены еще час двадцать.
— Я не из вашего подразделения, приятель.
— Ты из группы с Оаху? [232]
— Да.
— А я думал, вас быстро убрали отсюда и отправили назад на Гавайи. Так, во всяком случае, говорили.
232
Оаху — остров в Тихом океане, в составе Гавайских островов.
— Некоторым было приказано по-прежнему оставаться здесь. Мы разместились в консульстве. Этот тип,
— Я так тебе скажу, парень, все, что произошло тут, довольно странно!
— Даже более чем странно! Кстати, где кабинет этого типа? Он послал меня сюда за каким-то своим особым трубочным табаком.
— Ясно. Ты подмешай ему туда травки.
— Так где же его кабинет?
— Я видел, как они с доктором входили вон в ту дверь, первую справа. Потом, перед тем как уйти, он заходил сюда. — Часовой кивнул на дверь позади себя.
— А кто здесь хозяин?
— Не знаю его имени, но он — большая шишка. Все называют его послом.
Глаза убийцы сузились.
— Послом?
— Да. Помещение, где находился кабинет, разрушено взрывом, который устроил этот чертов маньяк, но сейф остался в целости и сохранности, почему, собственно, я и нахожусь здесь, как и тот парень — внизу, у клумбы с тюльпанами. Там, наверное, миллиона два на случай непредвиденных расходов.
— Или еще что-нибудь, — произнес мягко убийца и, засовывая руку за борт пиджака, уточнил: — Значит, первая дверь направо, не так ли?
— Постой, — спохватился моряк. — Почему дежурные у ворот ничего мне не сообщили о твоем появлении? — Он взял портативную рацию, висевшую на поясе. — Извини, но я должен проверить, парень. Это обычная…
Убийца метнул нож, вонзившийся в грудь моряка, и, прыгнув, сомкнул пальцы на его горле. Спустя тридцать секунд он открыл дверь в кабинет Хевиленда и втащил туда труп.
Границу они пересекли в кромешной темноте. Деловая одежда и стандартные галстуки сменили потертые, не первой свежести вещи, которые прежде были на них. Их официальный облик удачно дополняли два приличествующих случаю кейса, заклеенные особой, «дипломатической» лентой, показывающей, что внутри находятся правительственные документы, не подлежащие таможенному досмотру. На самом же деле в чемоданчиках было оружие и еще кое-какие предметы, позаимствованные Борном из квартиры д’Анжу после того, как Мак-Эллистер обеспечил их волшебной лентой, вызывавшей к себе уважительное отношение даже со стороны чиновников Китайской Народной Республики, поскольку Китай хотел, чтобы за рубежом соответственно относились и к его персоналу. Служивший им проводником связной из Макао, которого звали Вонг, — по крайней мере, так он представился, — был буквально сражен дипломатической атрибутикой и все же, исходя из соображений безопасности и боясь упустить двадцать тысяч долларов, перед которыми, как заявил он, чувствует моральную ответственность, решил организовать по-своему переход через границу.
— Теперь это не так сложно, как раньше, — объяснил Вонг. — Двое из охраны — мои двоюродные братья по линии благословенной матушки, которая, возможно, уже отдыхает со святым Иисусом. Мы всегда стараемся помочь друг другу. Но я делаю для них больше, нежели они для меня, поскольку нахожусь в лучшем положении. Они сыты, как никто в Жухай-Ши, и к тому же у обоих — телевизоры.
— Если вы двоюродные братья, — поинтересовался Джейсон, — то почему ты был недоволен, когда я дал одному из них часы? Ты сказал, что это излишне.
— Потому что он все равно продаст их, а я не желаю, чтобы мой двоюродный брат испортился вконец: ему ведь всего будет мало, чего бы он ни получил от меня.
Так вот и охраняются надежнейшие в мире границы, подумал Борн.
Вонг попросил их пройти в крайние ворота справа ровно без пяти девять, сам же он должен был появиться в контрольно-пропускном пункте один и несколькими минутами позже. Паспорта с красной полосой были быстро просмотрены и переданы во внутреннюю часть офиса, сразу же после чего дипломатов пропустили под многозначительные улыбки одного из двоюродных братьев связного. Гостей Китая приветствовала начальник контрольно-пропускного пункта, расположенного в Жухай-Ши, в провинции Гуандун. Это была невысокого роста, широкоплечая, крепко сложенная женщина. По-английски она говорила с сильным акцентом, но понять ее можно было. Вручив американцам паспорта, она спросила, глядя на них мрачно и с чувством неприязни,
хотя на ее лице и была дежурная улыбка:— Вы по государственным делам в Жухай-Ши? Может, вам нужно в гарнизон в Гуандуне? Я могла бы помочь вам добраться туда на машине, если хотите.
— Бу сесе [233] , — ответил советник, отказываясь от ее услуг, а затем перешел на английский — в знак признательности и уважения к ней за то, что она знала его родной язык: — У нас небольшое совещание, всего на несколько часов, а затем поздно ночью мы вернемся в Макао. Нас будут здесь встречать, поэтому мы посидим за чашечкой кофе и подождем, когда за нами подъедут.
233
Не стоит благодарить! (кит.)
— Если хотите, можете расположиться в моем кабинете.
— Спасибо, но нас будут искать в… «кафи дян»… в кафе.
— Это налево, сэр. Прямо по улице. Приезжайте еще. Всегда будем рады видеть вас в Китайской Народной Республике!
— Мы не забудем, сколь вы были добры к нам, — сказал, кланяясь, Мак-Эллистер.
— Благодарю! — ответила, кивая, грузная женщина и удалилась от них размашистым шагом.
— Говоря вашими словами, господин аналитик, — произнес Борн, — вы отлично справились со стоявшей перед вами задачей. Но тем не менее я вынужден все же заметить вам, что эта особа не питает к нам особых симпатий.
— Оно и понятно, — отозвался советник. — Ей приказали тотчас же, как только мы пересечем границу, доложить об этом кому-то здесь, в гарнизоне, или в самом Пекине. И этот кто-то немедленно свяжется с Шеном.
— Он уже в воздухе, — сказал Джейсон, когда они шли по темной бетонированной дорожке к тускло освещенному кафе. — Направляется прямо сюда. Кстати, как вы думаете, станут за нами следить?
— Не знаю, — ответил Мак-Эллистер, быстро взглянув на Борна. — Но Шен будет готов ко всему. Я подкинул ему достаточно информации, чтобы встревожить его. Если бы он был уверен, что имеется только одно досье, — как и обстоит дело, — то попробовал бы купить его, а потом убить меня. Но он думает или, во всяком случае, должен предполагать, что в Вашингтоне есть копия. Ее-то он и хотел бы уничтожить в первую очередь. И он не сделает ничего, что могло бы меня насторожить или заставить убраться в панике отсюда: помните, я дилетант в таких вещах и поэтому напугать меня ничего не стоит. Я его знаю. Он просчитывает ситуацию и так и этак и, вероятно, везет мне больше денег, чем я видел за всю свою жизнь. Само собой, он надеется вернуть их обратно, когда оба досье будут уничтожены, а я — убит. Итак, вы видите, у меня есть веские основания не проигрывать… или не выигрывать через проигрыш.
Ветеран «Медузы» вновь внимательно посмотрел на ветерана из Вашингтона:
— Вы действительно взвесили все «за» и «против»?
— Самым тщательным образом, — заявил Мак-Эллистер, глядя прямо перед собой. — Я размышлял над этим в течение нескольких недель. Обдумывал каждую деталь. Честно говоря, я не рассчитывал, что вы тоже будете участвовать в этой игре, поскольку предполагал, что вас убьют, но то, что мне придется встретиться с Шеном, — это я знал. Разумеется, я должен был увидеться с ним в частном порядке, неофициально. Любой другой путь, включая санкционированную сверху конфиденциальную встречу, требует оформления протокола, и если бы даже мне и удалось в таком случае встретиться с ним один на один, без его ординарцев, то все равно я не смог бы прикончить этого человека, поскольку мой поступок выглядел бы как спланированное правительством убийство. Я хотел, связавшись с ним непосредственно как со старым товарищем, подбросить ему в разговоре такие фактики, которые вызвали бы немедленно ответную реакцию с его стороны, что я и проделал вчера вечером. Как вы сказали Хевиленду, простейший путь обычно и самый лучший. Мы же действительно любим все усложнять.
— Замечу в ваше оправдание, что нередко без этого и не обойтись: нельзя же допустить, чтобы тебя застали с дымящимся пистолетом в руке.
— Это довольно банальное выражение, — изрек аналитик, улыбнувшись насмешливо. — Что оно означает? Что вас обошли или вы допустили ошибку? Политика не определяется умонастроениями одной какой-либо личности или, во всяком случае, не должна определяться ими. Меня всегда раздражают призывы к справедливости, хотя у людей, вопящих о ней, нет ни идей, ни концепций, ни представлений о том, как нам следует действовать.