Превосходство этажерок
Шрифт:
— И что вы предлагаете? — не услышав прямого отказа, слегка подался вперед великий князь. Пусть прежде он уже успел пообещать императору на деле доказать эффективность легких аэропланов в деле уничтожения вражеских кораблей, до самого последнего момента полной уверенности в успехе подобного мероприятия не было. И лишь сейчас люди, в которых он верил, дали ему четко понять, что дело может выгореть.
— Как я понимаю, единственной нашей возможностью остается подловить его в открытом море и забросать метательными минами. — Представляя собой нечто среднее между шестовой миной и самоходной миной Уайтхеда, небольшие, легкие и потому сравнительно недорогие метательные мины конструкции Эриксона одно время являлись основным оружием большей части небольших русских миноносцев и миноносок. Выстреливаемые из минных аппаратов пороховым зарядом они тут же ныряли под воду, где благодаря приданному ускорению могли по инерции пройти расстояние до четверти кабельтова на глубине в 2–4 метра. Вот только в силу предрасположенности к уходу с курса и малой скорости хода эти мины так и не смогли как-либо показать себя в морских сражениях былых времен и, в конечном итоге, оказались списаны подчистую, на долгие десять лет упокоившись в арсеналах, пока до них не добрались авиаторы. В отличие от новейших 450-мм авиационных торпед для У-3, которые получились путем сильной переделки самоходных мин для подводных лодок образца 1907 года, метательные мины не претерпели каких-либо значительных изменений и были пущены в дело практически в своем первозданном виде. Во
— Что же, весьма здравая мысль, — полностью соглашаясь с собеседником, кивнул головой великий князь. — И я непременно постараюсь устроить вашу встречу…
В результате прошедшей в полном согласии беседы к Балтийскому и Черноморскому флотам на временной основе оказались прикомандированы два лучших пилота ИВВФ с наказом не посрамить авиацию и показать всем, как умеют воевать русские летчики. В силу же боевого опыта и знакомств прежних лет Озеров Егор Владимирович убыл на остров Эзель, куда с началом войны перебазировалась вся авиация Балтийского флота. А Дубов Михаил Леонидович получил направление в Севастополь, где требовалось раз и навсегда решить проблему существования немецкого линейного крейсера.
То, что боевые действия, ведшиеся по всей акватории Черного моря аж с октября 1914 года, зачастую не удостаивались даже упоминаний на страницах столичных газет, в силу своей меньшей значимости, по сравнению с противостоянием многомиллионных армий, вовсе не означало, что эти самые действия имели вялотекущий ход или околонулевое значение. Будь все иначе, бывшие немецкие, а ныне принадлежащие Османской империи, крейсера не было бы нужды посылать на выполнение боевых задач с текущими трубками котлов и даже не заделанными пробоинами. А ведь, что бывший «Гебен», что бывший же «Бреслау», являясь лучшими кораблями турецкого флота, по несколько раз в месяц оказывались вынуждены покидать стамбульский рейд, чтобы разогнать русские крейсера и эсминцы, справиться с которыми не имели даже тени шанса все прочие корабли осман.
Вот и на сей раз вышедший для прикрытия действий устаревших турецких крейсеров и миноносцев «Гебен» скромно скрывал под водой от взора любопытствующих солидных размеров пробоину ставшую результатом подрыва на русской мине еще в конце минувшего года. Вообще, тогда линейный крейсер получил аж две крупных пробоины, что являлось бы смертельным приговором для любого эскадренного броненосца. Однако детище немецких верфей эпохи «Дредноута» благодаря спроектированной по итогам многочисленных натурных испытаний противоминной защите, приняв в поврежденные отсеки около полутора тысяч тонн забортной воды, лишь потеряло 3 узла скорости, да и только. О том же, чтобы пойти на дно не могло быть и речи. Но даже с текущими котлами и огромной подводной пробоиной он все равно сохранял преимущество в скорости над устаревшими русскими броненосцами, лучший из которых сейчас не смог бы выдать более 16 узлов, в то время как для просящегося в ремонт линейного крейсера и 20 не были пределом. А ведь на сдаточных испытаниях он продемонстрировал и вовсе ошеломляющую скорость в 28 узлов, что сделало его недосягаемым для любого из существовавших на тот момент английских одноклассников.
Тем не менее, к немалому огорчению немецкого вице-адмирала Сушона, который своими действиями смог таки втравить турок в начавшуюся войну и впоследствии даже оказался назначен на должность командующего флотом Османской империи, былые достижения его флагманского корабля остались в не таком уж и далеком прошлом. Интенсивная эксплуатация корабля в предвоенные годы, поспешное бегство к Дарданеллам от эскадр союзников, вынужденный переход с кардифа на посредственный турецкий уголь, необходимость делать ответные ходы на постоянные наскоки русских кораблей и сильно ограниченные ремонтные возможности, самым пагубным образом сказывались на боеготовности линейного крейсера. У турок попросту не имелось достаточно большого сухого дока, чтобы вместить «Гебен», отчего для заделки подводных пробоин приходилось пользоваться кессоном, что, в свою очередь, приводило к изрядному затягиванию сроков ремонта и снижению качества проводимых работ. О возможности замены прогоревших трубок котлов и вовсе не приходилось мечтать из-за необходимости реагировать на постоянные атаки противника и потребности время от времени демонстрировать флаг у берегов все еще колеблющихся Румынии с Болгарией. А ведь ресурс корабля был отнюдь не бесконечным. Но вновь и вновь приходилось мириться с его неизбежным расходом и, выбрав якоря, отправляться в очередной поход. И, тем не менее, что вышколенная немецкая команда линейного крейсера, что его же отличная немецкая сталь, до сих пор не подводили адмирала Сушона в деле противостояния целым флотам стран Антанты. Нынче же жизненно необходимым виделось нанести русским визит вежливости в ответ на недавний разгром учиненный теми в Зонгулдаке — едва ли не единственном порту откуда осуществлялась поставка столь потребного, как флоту, так и городу, угля. И дальнейший ход истории мог пойти совсем по иному пути, не появись в середине марта 1915 года в Севастополе одного нижегородского авиатора. Хотя отныне и без Михаила имелось кому освоить в должной мере и применить по назначению новейшее оружие, призванное продемонстрировать превосходство летающих перкалевых этажерок над стальными гигантами.
Вообще, в отличие от многих офицеров, генералов и адмиралов, нынешний командующий Черноморским флотом прекрасно видел весь тот нереализованный потенциал авиации, что многие и многие не замечали в упор. Наверное, в том числе поэтому, чувствующие себя нужными и ценимыми черноморские авиаторы с началом боевых действий продемонстрировали себя с самой лучшей стороны, как в деле ведения разведки, так и в противодействии вражеским кораблям, своими налетами однажды даже заставив отступить от Севастополя крейсер «Бреслау». Скорее всего, по той же причине вице-адмирал Эбергард с максимальным вниманием отнесся к высказанной великим князем Александром Михайловичем идее о потоплении османских кораблей путем нанесения массированного авиационного удара, что обещал если не уничтожить тот же линейный крейсер, то, хотя бы, нанести ему существенные повреждения. Отчего и прибытие в качестве инструктора армейского пилота-охотника Дубова, Михаила Леонидовича не было встречено в штыки, ни командованием флота, ни самими летчиками. Более того, первый в истории пилот совершивший успешную атаку вражеского корабля оказался всячески обласкан и мгновенно допущен к обучению господ авиаторов столь новаторскому военному ремеслу, как атака морских целей
с воздуха. Хотя, справедливости ради, стоило отметить, что работать знакомому всем и каждому нижегородцу довелось отнюдь не с сырым материалом. Мало того, что он еще в свой прошлый визит свел хорошее знакомство с большей частью местного летного состава, так по его же рекомендации в Качинской авиационной школе оказался выстроен деревянный макет корабля, который будущие летчики морской авиации с завидной периодичностью бомбили чугунными болванками, отрабатывая столь потребный навык в полигонных условиях. Да, макет являлся огромной неподвижной мишенью, которая к тому же не предпринимала никаких шагов противодействия по отношению к «атакующим» ее авиаторам. Но подобная тренировка была уже хотя бы чем-то! А хоть что-то во все времена было лучше, нежели вообще ничего. Потому ознакомление Михаилом с материальной базой и навыками авиаторов Черноморского флота уложилось всего в одну неделю после чего он смог уделить все свое внимание участию в планировании той операции, ради которой его сюда и командировали.Вполне естественно, что самым простым и первым приходящим на ум способом нанести удар по «Гебену» виделся налет на рейд Стамбула. Ведь, казалось бы, что могло быть проще — отбомбиться по огромной неподвижной мишени, и всего делов. А после знай себе, получай заслуженную награду от государя-батюшки. Однако, как и в любом ином деле, при более подробном рассмотрении уничтожение современного крупного корабля превращалось для современной авиации в поистине тяжкий труд. Да, пусть тот же легкий крейсер или эсминец еще виделось вполне возможным разбить ударами 3-х и 7-мипудовых бомб, но вот разделенную на несколько слоев горизонтальную защиту линейного крейсера такими боеприпасами было не взломать. И это было не его личное умозаключение. Еще пребывая в Петрограде, Михаил смог не только пообщаться с кораблестроителями, но и получить доступ на борт линкора «Гангут». Конечно, что конструктивные особенности, что система бронирования русских и немецких кораблей, могли сильно отличаться. Все же ни у кого в России не имелось какой-либо информации о подобных особенностях того же «Гебена». Но вот осмотр всех внутренних отсеков отечественного линкора и ознакомление с присланной из Англии копией отчета английского командора Тирвита о потоплении в сражении у Доггер-банки германского броненосного крейсера «Блюхер», наводили на очень невеселые мысли. Начать можно было хотя бы с того, что по всем параметрам заметно уступающий «Гебену» броненосный «Блюхер», смог продержаться под огнем нескольких линейных крейсеров свыше трех часов. И получив от 70 до 100 попаданий тяжелыми снарядами, пошел на дно, только будучи добитым торпедами. Две торпеды в его борт еще в середине сражения всадили с флагманского легкого крейсера командора Тивита, остальные же пять результативных попаданий он приписал командам эскадренных миноносцев. Учитывая тот факт, что торпеды у англичан имели калибр 533-мм, а проведенные еще в 1913 году натурные испытания показали полную негодность противоминной защиты даже новейших отечественных линкоров типа «Севастополь» к сопротивлению подрыву столь мощного боеприпаса, выходило, что о живучести немецких кораблей уже сейчас можно было начинать слагать настоящие легенды. Да полученных одним «Блюхером» повреждений оказалось бы вполне достаточно, чтобы отправить на дно все броненосцы Черноморского флота! Вторым же неприятным фактом стало понимание полнейшей невозможности уничтожения «Гебена» силами одной лишь авиации. Тут требовалась совместная работа всех имеющихся сил, тем более, что подобный подход полностью соответствовал тайным планам нижегородских авиаторов.
В то время как командующий ИВВФ мечтал продемонстрировать всем и каждому невероятные возможности аэропланов, трое друзей ставили перед собой несколько иную цель. Это для военных моряков на первый план выходил факт уничтожения грозного противника. Для того же, кто знал, по какому пути могла пойти история мира, решение проблемы под названием «Гебен» обретало куда большее внутриполитическое значение. Да и внешнеполитическое тоже.
С одной стороны, они дали обещание Александру Михайловичу одержать в черноморских водах показательную победу, дабы вновь продемонстрировать полную состоятельность авиации. Пусть и морской, обособленной от ИВВФ. С другой стороны, ни в коем разе нельзя было оставлять в стороне от подобного достижения самих моряков. И речь в данном случае шла не столько о местных морских летчиках, сколько об экипажах кораблей всех классов. Ведь показательная демонстрация несостоятельности последних могла очень сильно обидеть не только черноморцев, но и вообще всех моряков. Подобный же результат в плане крайней необходимости грядущего подталкивания к активным действиям того же покамест прячущегося за минными полями Балтийского флота, виделся крайне негативным, не смотря ни на какие личные достижения. Тут как раз, наоборот, требовалось наглядно продемонстрировать актуальность линейных сил отечественного флота. Иными словами, виделось необходимым не столько уничтожить намеченную цель с минимальными затратами времени и ресурсов, сколько создать благоприятную ситуацию для потопления вражеского линейного крейсера корабельной артиллерией имеющихся броненосцев. Да и отношения с черноморцами в силу разделения победы и триумфа обещали стать куда более радужными, что самым лучшим образом могло сказаться на будущих поставках устаревших боеприпасов и взрывчатых веществ для сидящей на голодном пайке авиации. Ведь если на склады Балтийского флота авиаторы совершили уже далеко не один налет, выбрав для своих нужд все, что моряки не успели спрятать за семью замками, арсеналы флота черноморского все еще обладали достаточными запасами старых снарядов и взрывчатых веществ.
Потому, в конечном итоге, к исполнению была принята многоходовая операция, направленная на выманивание противника из его логова. И только в случае полного провала намеченного плана все имевшиеся гидропланы Черноморского флота собирались применить для массированного налета на рейд Стамбула. А пока все авианесущие корабли Черноморского флота взяли курс к турецкому берегу, где летчикам морской авиации требовалось не только завершить первый этап намеченной операции, но и проверить на деле свои боевые навыки, благо небольших, трехпудовых, фугасных бомб удалось наделать из старых 152-мм снарядов свыше трех сотен штук.
— Нет, я, конечно, многое мог себе представить, — качая головой, едва слышно пробормотал себе под нос Михаил. — Но чтобы в бой меня вел Геринг — это уже перебор! — Облокотившись на леерное ограждение палубы гидрокрейсера «Император Александр I», в недавнем прошлом бывшего товаро-пассажирским пароходом РОПиТ, пилот-охотник Дубов размышлял о превратностях судьбы, что свела его с капитаном 1-го ранга Герингом, который и командовал данным кораблем Российского Императорского Флота. Все же для него, боевого летчика и человека знакомого с историей Второй Мировой Войны, данная фамилия несла немало негативных оттенков. Здесь же и сейчас Геринги являлись старым служилым дворянским родом, что приняли русское подданство еще при Елизавете Петровне.
— Вы что-то сказали, Михаил Леонидович? — поинтересовался неожиданно обнаружившийся по соседству лейтенант фон Эссен, под чьим началом находился 1-й корабельный авиационный отряд.
— Просто мысли вслух, Раймонд Федорович, — по доброму улыбнувшись молодому человеку, ответил тот. — От вынужденного безделья принялся рассуждать о том сколь сильно перемешались народы мира, что русские лейтенант фон Эссен и капитан 1-го ранга Геринг, находясь под командованием не менее русского вице-адмирала Эбергарда имеют своей целью уничтожение германских крейсеров, которыми командует немецкий адмирал с самой что ни на есть французской фамилией «Сушон». Вы только не спешите причислять меня к тем крикунам, что судят о людях по их фамилии, — под конец поспешил уточнить Михаил, поскольку поднятие патриотических настроений в стране в связи с началом войны, как это зачастую бывало, произошло слишком криво и привело к самым натуральным немецким погромам. — Я человек простой и потому ценю людей не за их родословную, а за их дела. Однако вот навеяло что-то, знаете ли.