Превосходство этажерок

Поразившая тогда всех до глубины души гибель второй тихоокеанской эскадры под сосредоточенным артиллерийским огнем японского флота стала не только трагедией общеимперского масштаба, но и дала много пищи для размышлений флотоводцам всех держав. Не смотря на некоторое пренебрежение, что выказывали японцам представители «цивилизованных» стран, не отметить успех тактики подданных микадо не смог никто из здравомыслящих адмиралов. Вот и на Черноморском флоте, со вступлением в строй новых броненосцев, офицеров и матросов принялись обучаться искусству ведения сосредоточенного эскадренного огня по одной цели. В те же времена была выработана тактика осуществления пристрелки и последующей наводки остальных кораблей бригады не становящимся для врага приоритетной целью флагманом, а с борта шедшего в линии вторым «Иоанна Златоуста». После начала войны в целях проверки навыков артиллеристов главных сил даже пожертвовали «Исключенным судном №3», под каковым названием скрывался старый полуразобранный броненосец «Екатерина II». Наряду с «Чесмой» этот ветеран Черноморского флота, так и не успевший отметиться ни в одной войне, все же сослужил свою последнюю службу, став для новых поколений моряков отличной тренировочной мишенью. Хотя в реальном сражении ни в коем случае нельзя было рассчитывать на полигонные условия боевой работы, что экипажам русских броненосцев уже было хорошо известно.

Да, это было не первое столкновение русских броненосцев с немецким дредноутом. Еще в прошлом году, 18 ноября, находясь в 45 милях от мыса Херсонес и почти напротив мыса Сарыч, русская эскадра из-за плотного тумана совершенно внезапно, как для себя, так и для противника, оказалась менее чем в 40 кабельтовых от вышедших в очередной набег «Гебена» и «Бреслау». В тот раз за 11 минут боя три русских броненосца выпустили по «Гебену» три десятка снарядов только крупного калибра, тогда как с борта линейного крейсера в ответ прилетело всего 19 штук. Учитывая технические характеристики орудий, и те, и другие, продемонстрировали в своем первом столкновении более чем посредственную скорострельность.

Единственное, что можно было сказать в защиту артиллеристов — время огневого контакта оказалось слишком коротким, и лишь накрывший море туман помешал обеим сторонам улучшить статистику своих действий. Нынче же море было чистым, да и до захода Солнца оставалось не менее полутора часов, так что никакие внешние факторы теперь не могли помешать противникам продемонстрировать все, на что они были способны. А продемонстрировать, во всяком случае, морякам 1-й бригады линкоров Черноморского флота было что. Ведь адмирал Эбергард перенял от японцев не только теорию ведения эскадренной стрельбы, но и практику сосредоточения на лучших кораблях флота лучших же специалистов. Потому можно было смело говорить, что те, кто ныне рассчитывал данные для стрельбы, являлись настоящими экспертами в своем деле, в то время как экипаж «Гебена» состоял из твердых середнячков. Да, артиллеристы немецкого линейного крейсера были парнями не промах. Но они не являлись лучшими. Как результат, уже спустя пять минут после падения в воду первого 305-мм снаряда его экипаж начал осознавать, что десять лет назад чувствовали русские моряки, находившиеся на борту «Императора Александра III».

По всей видимости, решивший оправдаться за свою ошибку времен первого боевого столкновения с «Гебеном», старший артиллерийский офицер «Иоанна Златоуста» превзошел самого себя и потратил на пристрелку всего полторы минуты времени и восемь крупнокалиберных снарядов, выпущенных четырьмя полузалпами. Учитывая же дистанцию между противниками в 93 кабельтова, результат его работы можно было назвать более чем достойным. А после в дело вступила ее величество статистика. Дюжина 305-мм орудий русских броненосцев пусть и уступали в скорострельности десяти 283-мм орудиям линейного крейсера, за счет большего количества стволов и более крупного калибра ни в чем не уступали в усредненном весе минутного залпа. Причем в данном случае стрельба полузалпами велась практически синхронно всеми тремя броненосцами 1-й бригады, отчего каждые полминуты вокруг «Гебена» вставали с полдюжины огромных султанов воды. Вокруг же «Евстафия» в то же самое время вздымали воду лишь четыре крупнокалиберных снаряда, поскольку допустимый угол горизонтальной наводки башни левого борта линейного крейсера пока вовсе не позволял вести огонь по русским броненосцам.

За последующие двадцать минут противники обменялись, в общем-то, равным количеством снарядов крупного калибра. На 156 выстрелов двенадцатидюймовок русских броненосцев с линейного крейсера ответили 150-ю своими. Но вот конечный результат оказался совершенно разным. Так, на три прямых попадания в линейный крейсер, артиллеристы «Гебена» ответили ничем. Ни один из выпущенных ими снарядов так и не поразил русский флагман и лишь пара царапин остались на его броне от тех крупных осколков, что долетели таки до его борта.

Впрочем, для на славу забронированного дредноута водоизмещением свыше 23 тысяч тонн влетевшие в него снаряды не представляли особой опасности. Столь крупный и добротно спроектированный корабль вполне мог пережить вдесятеро больше попаданий, после чего даже сохранить ход и возможность вести ответный огонь. Что он, в принципе, и демонстрировал. Все же вечно мазать в складывающейся ситуации не могли бы даже очень посредственные артиллеристы. А корветтен-капитана[10] Книспеля ни у кого не повернулся бы язык назвать посредственным артиллерийским офицером. Он был хорошим специалистом в своем деле. Просто направляемые его рукой снаряды то и дело ложились вокруг русского флагмана, начисто игнорируя сам корабль, словно последний был зачарован. Но когда-то количество обязано было перейти в качество, тем более что дистанция успела сократиться до 80 кабельтов.

Первое попадание германского снаряда пришлось в главный броневой пояс «Евстафия». Оставив солидную вмятину, от которой по всему листу 229-мм брони русского броненосца пошли трещины, он развалился на куски, не успев взорваться. Пусть по нынешним временам девять дюймов закаленной крупповской брони считались недостаточной защитой для настоящих линкоров, оставшись пережитком додредноутной эпохи, 283-мм орудия «Гебена» также были спроектированы на устаревших представлениях немецких адмиралов о ведении боевых действий на море. Те самые 40 — 45 кабельтов, на которых предполагалось вести сражения с Гранд-Флитом, являлись дистанцией, где бронепробиваемость немецких снарядов соответствовала таковому показателю 305-мм снарядов англичан. Меньший же вес и габариты позволяли надеяться на увеличение показателя скорострельности, отчего такой подход вполне имел право на существование. Тем более что на тот момент немецкая промышленность попросту не имела возможности изготовить орудия больших размеров, что, впрочем, совершенно не следовало знать никому в мире вообще и ряду заклятых друзей в частности. Они даже могли бы пробить броню главного пояса «Евстафия» на дистанции в 65 кабельтов. Но первое попадание случилось прежде, чем корабли враждующих сторон сблизились на подобную дистанцию, что и спасло русский флагман от очень неприятной пробоины в районе ватерлинии. А вот куда более тонкая броня казематов шестидюймовых орудий сдержать немецкий снаряд крупного калибра уже не смогла, и броненосец вновь лишился пары пушек среднего калибра вместе с их расчетами. Точно такое же повреждение флагман Черноморского флота уже получал при сражении у мыса Сарыч, в результате чего погибли почти полсотни человек из состава экипажа. Но как-либо усилить защиту без проведения действительно капитальных работ оказалось попросту невозможно, за что пришлось расплачиваться своими жизнями еще двум десяткам офицеров и матросов. Причем потерь могло быть и больше, но количество воспламенившихся зарядов и взорвавшихся снарядов, из числа поданных к орудиям, ограничилось всего двумя штуками, что было в разы меньше, чем в прошлый раз. Вот только второй поразивший «Евстафий» крупнокалиберный снаряд был далеко не последним и к тому моменту, как головным броненосцем русской колонны стал «Иоанн Златоуст» вся центральная часть флагмана была объята огнем. И даже одна из башен главного калибра некоторое время не могла вести огонь в результате контузии находившегося внутри расчета. Благо удар снаряда пришелся по касательной и взорвался тот в полутора кабельтовых от корабля. Однако, в отличие от флагмана адмирала Рожественского, у этого русского броненосца имелись все шансы не только уцелеть в сражении, но впоследствии, после должного ремонта, даже вернуться в строй.

А вот на борту сумевшего выбить из сражения одного из своих противников «Гебена» ситуация складывалась куда более худо. Ведь пока на борту русского флагмана боролись с пожарами, в отсеках «Гебена», наоборот, вовсю пытались сдержать поступление воды. Всего за сорок минут огневого контакта линейный крейсер получил девять огромных пробоин. Все бы ничего, корабль мог пережить куда более тяжелые повреждения, но двухсотмиллиметровый верхний броневой пояс не смог сдержать удар четырех центнеров стали и взрывчатки. А ведь в результате прежних затоплений именно верхний пояс стал новой ватерлинией линейного крейсера. И через образовавшиеся пробоины, уходящие глубоко внутрь корабля, началось совершенно неконтролируемое поступление воды. Да и столь же недостаточно толстая броня барбета кормовой башни «E» едва не стоила всему экипажу их жизней, когда продравшийся через ее толщу русский снаряд взорвался и, повредив податочную трубу, воспламенил находившиеся внутри пороховые заряды. Вспышка пламени от мгновенного сгорания в замкнутом пространстве сотен килограмм пороха ринулась, как вверх, так и вниз, поджигая заряды в боевом отделении башни, в отделении перегрузки и в лифтовом отделении. Правда, в отличие от ситуации сложившейся на линейном крейсере «Зейдлиц», что получил схожее поражение английским снарядом во время сражения у Доггер-банки, дальше огонь не пошел, и потому свидетели последствий попадания этого русского снаряда отделались легким испугом от вида огромных языков пламени вырвавшихся из всех щелей пораженной башни. Но с ними, пожалуй, не согласился бы расчет этой самой башни, за считанные секунды заживо сгоревший в полном составе. Еще одна башня орудий главного калибра, а именно башня правого борта, оказалась на время выведена из строя после прямого попадания русского снаряда в лобовую броню. Сам снаряд пробить ее так и не смог, однако отколовшиеся изнутри в результате полученного удара осколки повредили механизмы системы заряжания и попутно выкосили половину расчета. Естественно это самым пагубным образом сказалось на скорострельности ее орудий. И это тогда, когда место покинувшего строй «Евстафия» вовсю спешил занять нагнавший 1-ю бригаду «Три святителя»!

Оставив надорвавшийся и не способный дать более 9 узлов «Ростислав» за кормой, контр-адмирал Путятин повел свой флагман вперед, отдав приказ не жалеть, ни котлы, ни машины флагманского корабля 2-й бригады линкоров. И машинная команда старого броненосца не подвела. С то и дело заливаемым волной, из-за слишком низкого борта, носом, с летящими из дымовых труб мириадами искр, с перегревающимися подшипниками валов, с прогораемыми от непосильного жара трубками котлов, с обливающимися потом и даже падающими от жары с духотой в обморок кочегарами, корабль, будто поняв желание экипажа, рвался вперед, дабы внести свою лепту в дело уничтожения врага. Пять с половиной часов длился его марафонский забег на грани возможностей, пока старший артиллерийский офицер не дал отмашку на открытие огня из носовой башни. Начав пристрелку с дистанции аж в 10 миль, именно артиллеристы «Трех святителей» оказались теми, кто, в конечном итоге, смог поставить точку на затянувшемся сражении стальных исполинов.

К сожалению русских моряков, продержался, выдвинувшийся на первые роли «Иоанн Златоуст», всего двадцать три минуты. Казалось бы, столь же мощный как «Евстафий» и совершенно невредимый, этот корабль имел все шансы продержаться в голове колонны до победного конца. Но один единственный, легший более чем удачно, залп с «Гебена», поразивший разом, и боевую рубку, и носовую башню, и каземат левого борта, отправил в тяжелейший нокаут уже второй эскадренный броненосец. Слишком уж близко подошли русские корабли к погибающему, но не сдающемуся линейному крейсеру, в результате чего даже их самая толстая броня перестала держать немецкие снаряды. Это экипажу «Иоанна Златоуста» еще сильно повезло, что взорвавшийся внутри башни снаряд не привел к более трагическим последствиям, грозившим мгновенной гибелью корабля и всего экипажа. Но поражение боевой рубки привело к потере управления, как кораблем, так и боем, отчего выкатившийся в правую циркуляцию броненосец впоследствии не смог принять участия в добивании противника.

Артиллеристы же «Понтелеймона» были вынуждены отдать пальму первенства своим сослуживцам из 2-й бригады по той простой причине, что полностью расстреляли запас бронебойных 305-мм снарядов и до наступления темноты били по немцу фугасами, если не считать шестидюймовки. Хотя с дистанции в 49 кабельтов даже фугасные снаряды крупного калибра имели немало шансов пробить 200 миллиметров закаленной крупповской брони. Но именно после очередного залпа с «Трех святителей», сделанного всего за пару минут до захода Солнца, над «Гебеном» поднялся огромный столб пламени осветившего кувыркающиеся в воздухе крышу кормовой башни «D» и множество более мелких обломков.