Прежде чем сдохнуть
Шрифт:
Наташка нехотя положила конверт на стол, очевидно, она рассчитывала, что мы тут же на месте обо всем договоримся, и она выйдет от меня с адресом, паролями и явками Нины. Но теперь правила диктовала я. Мы вместе вышли, я заперла дверь. Пришлось для отвода глаз сделать вид, что я направляюсь на улицу, потом бешеным зайцем метнуться назад в корпус, в коридор, где уже нетерпеливо сверлил пальцем стенку Юра.
К счастью, на него можно положиться – он уже справился со своей задачей: подрезал у комендантши запасной ключ от комнаты нашей пансионной Сапфо.
Мы
Целый пуд аккуратно продырявленных дыроколом, связанных шнурками в толстенькие пачки бумажных огрызков размером с открытку! Выглядели они прямо как какой-то библиотечный каталог. Каждый из нас схватил по пачке и начал жадно читать.
Я перелистнула первую страницу, вторую, третью, четвертую. И не могла понять – что же это такое оказалось в моих руках?!
На каждой странице был выведен один и тот же текст:
«Когда ты любишь, тот, кого ты любишь, не может умереть.
Любовь – та сила, которой подвластно все.
Она заставляет расти города.
Она посылает ракеты в космос.
Она вдохновляет.
Изобретает.
Творит.
Ведет.
Дает начало новой жизни.
А значит, она может и воскрешать.
Тот, кого ты любишь, не может умереть, пока он жив в твоем сердце. Надо только не давать себе забывать.
Повторяй эти слова каждый день, верь, надейся и жди.
И однажды ты увидишь, что это – правда.
Тот, кого ты любишь, вернется к тебе.
И признается тебе в своей любви.
Даже если в своей первой жизни не успел этого сделать.
Перепиши это письмо десять тысяч раз, и, когда ты начнешь переписывать его в десятитысячный раз, ты увидишь, что что-то произойдет».
На каждой бумажке стоял номер.
Я быстро пролистала свою пачку: 8125, 8126, 8127, 8128…
Менялись бумага, почерк, цвет пасты, неизменным оставался лишь текст.
— Ты понимаешь, что это? – ошарашенно спросила я. Юркины глаза расползлись на пол–лица, он продолжал шелестеть бумагой.
— Похоже, у нее умер кто-то, кого она очень любила.
— Да. И теперь она пишет «письма счастья» сама себе думая, что этим она вернет человека с того света.
— Она еще более безумная, чем все думают, – громко прошептал Юрка не без ужаса.
— Интересно, кто же этот человек, ради которого она старательно сходит с ума? В этой комнате, наверняка, есть ответ на этот вопрос! – мой мозг снова включился. – Быстро ищем! – Я сунула свою пачку «писем счастья» в карман и начала выдвигать всевозможные ящики.
— Ищем что? – неприятно посмотрел на меня Юрка и положил свой бумажный кирпичик из «оживляющих прокламаций» назад в стол.
— Не знаю что! Фотографии какие-нибудь! Письма! Дневники!
Что-то, что поможет понять, кому посвящены все эти восемь тысяч записок.
— Нет, Соня, мы не будем этого делать, – Юрка сурово перехватил мою руку, которой я шуровала в шкафу. – Ты сейчас
же вернешь на место бумаги, которые стырила только что, и мы быстро отсюда выметаемся.— Еще чего! – прошипела я. – И не подумаю!
— Соня! Мы так не договаривались. Мы пришли сюда за стихами. Нет стихов – нам здесь нечего делать. Не надо лезть в личное и очень личное.
Юрка беспардонно полез ручищами ко мне в карман, пытаясь вытащить присвоенную мной пачку бумаги. Я взвизгнула и ударила его по руке. Он крепко обхватил меня и начал обшаривать. Все-таки есть свои минусы, когда используешь людей «втёмную». Не зная всех тонкостей стоящих перед тобою задач, они так и норовят все испортить в последний момент.
Пока мы злобно пихались, драгоценное время утекало.
— Это важно! Ты не все знаешь! Выйдем отсюда, и я тебе все объясню, – пыталась я договориться.
Юрка не поддавался. Мы слишком замешкались. Нина могла в любой момент появиться на пороге. Она и появилась. И, кажется, даже не очень удивилась, застигнув нас врасплох.
— Я так и поняла, что меня нарочно выманили, – устало моргнула она короткими ресницами, созерцая наши потрепанные фигуры. Она почему-то даже не взбесилась. – Чаю будете, во–ришки?
Я поняла, что в этот раз она не собирается меня бить, и это вернуло мне бодрость и кураж.
— Не откажусь, – я делала вид, как будто ничего особенного не произошло.
А этот идиот Юрка тут же начал все портить, рассыпаться в извинениях и лебезить. Вот ссыкло! И это от него-то я ожидала крепкой мужской поддержки и защиты? Я злобно зыркнула на него, взглядом приказывая заткнуться. Я поняла, что мне срочно надо его слить. Выпроводить. Избавиться.
Он, похоже, тоже хотел убраться, но не знал, как бы половчее это сделать. Я облегчила ему задачу:
— Юра, я тебя втянула в эту историю. Ты даже не в курсе, во что ввязался. И, думаю, для нас всех будет лучше, если ты сейчас уйдешь. Отдуваться за эту ситуацию я должна одна.
Юра для проформы побрыкался, изображая рыцарство и высокие моральные принципы, но не слишком. И, облегченно вздохнув, закрыл за собой дверь. Напоследок он выразительно пронзил меня взглядом.
Мы с Ниной остались вдвоем.
— Ты можешь продолжить искать то, что тебе нужно, – не без издевки предложила Нина.
— Прости, – я наконец сочла нужным тоже извиниться. – Скажи, кто этот человек, о котором ты пишешь свои письма?
— Почему я должна тебе это рассказывать? – Нина смотрела так, что всякие игры, кокетство, полуправды делались неуместными.
— Потому что я хочу это знать. Мне почему-то кажется, что мне это важно знать. Еще потому, что я многое про тебя знаю. И я не верю, что ты отравила тех несчастных футболистов. (Нина едва заметно дернулась всем телом, но тут же взяла себя в руки.) А еще потому, что у меня есть одна вещь, в которой ты очень нуждаешься. И я должна понять, почему мне стоит тебе ее отдать.
— Что это за вещь?
— Я пока и сама не знаю, что это за вещь. Это бумаги. И они для тебя. Судя по всему, они ждали тебя много лет.