Презумпция невиновности

Это было как раз то, за чем я пришла в редакцию. Внимательно вглядываясь в лица курильщиков, я гадала, кто же из них автор статьи. Больше всего, на мой взгляд, на Ремизова походил юный парнишка в красной тенниске, но я ошиблась. Им оказался как раз таки седой красавец в бархатном пиджаке. Семь пар глаз тут же впились в его породистое лицо, и журналист, откинув со лба непослушные волосы, с деланым смущением произнес:

– Я уже сто раз рассказывал.

– Ну ладно тебе, Ген, не томи, – послышалось с разных сторон.

– Хорошо, раз вы просите…

Слушатели в предвкушении закурили по новой сигарете и изобразили на лицах крайнюю заинтересованность, и рассказчик неторопливо начал:

– В иллюзариум я приехал по письму какого-то научного сотрудника с прибабахом, смотрителя музея на территории усадьбы. То, что мужик не в себе, я понял с первой же минуты нашей с ним беседы. Смотритель городил чушь про то, что надо поднять на уши общественность и вернуть здание музею, иначе всем будет плохо. Понимая, что пора откланиваться, я попросил дать мне возможность поговорить с кем-нибудь из артистов труппы, чтобы услышать противоположную точку зрения, и безумный музейщик отвел меня в подвал, где обитают звери, и познакомил с дрессировщицей обезьян. Ее звали Варвара, и она была чертовски хороша. Дрессировщица оказалась девушкой сообразительной, догадалась, что с прессой надо дружить, и в считаные секунды организовала в зверинце фуршет – поставила на стол водку, а вот закуски у нее не оказалось. «Послушайте, Гена, – сказала мне она. – Я быстренько сбегаю в магазин, а вы тут располагайтесь, но ни в коем случае не подходите близко к клеткам с обезьянами. Это только с виду они безобидные милашки, на самом же деле гиббоны легко перекусывают человеческий палец. Особенно агрессивен Тайсон – вон тот, большой черный зверь. Держитесь от него подальше». Как только Варвара ушла, я взял стул и отправился к клеткам. Плохой бы я был журналист, если бы верил всему на слово. Я решил испытать, смогут питомцы Варвары перекусить ножку стула, или это пустой треп. Обезьяны спокойно сидели в клетке и невозмутимо смотрели, как я подхожу к ним со стулом, но стоило только приблизиться на расстояние вытянутой руки, как этот самый Тайсон подскочил ко мне, просунул лапы сквозь прутья и мертвой хваткой вцепился в лацканы пиджака. От неожиданности я выронил стул, и остальные обезьяны тут же устремились Тайсону на помощь. В считаные секунды они расстегнули ремень и спустили с меня штаны, ухитрившись вывернуть карманы брюк и прибрать к рукам бумажник и паспорт.

– И ты не пытался вырываться? – пискнула рыжая девочка, в тонких розовых пальчиках которой подрагивала дамская сигаретка.

– Милая моя Наденька, не забывай, что у меня были спущены штаны, и пока Тайсон потрошил мои карманы, одна из обезьян держала меня за причинное место, так что я не мог не то что вырваться, но даже пошевелиться.

Все покатились со смеху.

– И чем все закончилось? – хрюкая от смеха, проговорил щекастый живчик.

– Да брось ты, Юр, я же тебе сто раз рассказывал, – голосом утомленной примадонны протянул Ремизов. – Я уже мысленно простился с этим миром, но тут вернулась Варенька и отбила меня у обезьян. Особенно досталось Тайсону – он завладел бумажником и не хотел его отдавать. Тогда Варвара взяла железный прут и отходила Тайсона по лапам так, что он не только не мог удержать бумажник, но даже не был способен взять в лапы морковку. Он выл и баюкал побитые пальцы, как мать дитя, мне даже стало его немного жалко.

– Ну а с Варварой-то как, получилось у вас что-нибудь? – хрипло спросила грудастая блондинка.

– Да какое там! – махнул рукой Ремизов. – Настроение пропало. Я даже пить не стал, так было противно видеть эти обезьяньи рожи. В тот же день я быстренько сдал материал и уехал в командировку в Прибалтику, а вернувшись, узнал, что Варвару загрызли тигры. Жалко, хорошая была девушка, если бы не подлючий Тайсон, другой расклад мог бы получиться.

– Фу, как все плохо кончилось, – надула губки блондинка.

– Анекдот в тему! – привлекая внимание коллег, прокричал парень в красной тенниске. – В геленджикском сафари-парке разбежались медведи-гризли. Служитель на входе раздает посетителям желтые свистки и инструктирует:

– Внимательно смотрите по сторонам, как только заметите, что поблизости прячутся гризли – свистите в свисток.

– А как же мы узнаем, что рядом гризли? – интересуются посетители.

– По кучам медвежьего помета.

– А как мы поймем, что помет медвежий?

– А по желтым свисткам.

Под раскаты гомерического хохота я покидала курилку циничных журналистов, сделав один неутешительный для клиента вывод: Варвара оставила провинившегося гиббона в клетке потому, что он был сильно избит, и именно по этой причине никак не мог Тайсон покалеченными пальцами открыть дверь клетки и выпустить на сцену тигров. Получается, что Руслан Муратов лжет. Но зачем?

* * *

К иллюзариуму я подъезжала с твердым намерением серьезно поговорить с подзащитным и выяснить, что же произошло седьмого мая прошлого года на самом деле. Интересно получается: Руслан и Дина были свидетелями того, чего не могло быть по определению!

Я думала, что на время следствия представления будут отменены, но администрация распорядилась иначе – скупость Стамболиди перевесила элементарные правила приличия. Попала я как раз на двухчасовое шоу, правда, на этот раз давали не «Волшебную лампу Аладдина», а «Дорогу из желтого кирпича» по Френку Бауму. Как и вчера, старенькая дочь знаменитого Крестовского продавала за стойкой администратора программки и книги, предлагая всем желающим поставить на купленном экземпляре дарственную надпись. Вокруг старушки толпилось много народу, и я не стала мешать ее успешному бизнесу – сразу проследовала на второй этаж и постучала в мастерскую к Муратову. Внутри помещения задвигали стулом, словно кто-то силился подняться, и я, не дожидаясь приглашения, потянула дверь на себя. Доверитель сидел за верстаком напротив увядших гвоздичек, под стулом валялся упавший снимок покойной Дины. Я нагнулась, подняла снимок и сунула его в сумку. На всякий случай – а вдруг пригодится?

Дышать в помещении было нечем: в мастерской стоял тяжкий запах перегара и дорогого табака, повсюду валялись окурки. Сегодня клиент пил в гордом одиночестве – пронырливый Сашок куда-то испарился, должно быть, ему было не впервой совмещать работу и выпивку, и он успевал делать все одновременно: и пропустить стаканчик, и убрать за животными.

– Добрый день, Руслан Гасанович, – поздоровалась я, прямым ходом отправляясь к окну, и, не обращая внимания на решетки, настежь распахнула створки. – Зачем вы обманули следователя Лисицына? Он, между прочим, ждал вас к одиннадцати.

Доверитель поднял тяжелую голову, посмотрел на меня бессмысленным взглядом и пробормотал:

– Жену поминаю, чисс по-человесски.

Сегодня он не был так хорош, как вчера: сизая щетина покрывала подбородок и щеки, размывая четкий контур тонких усиков, мешки под глазами делали красивое лицо Муратова больным, а мятый костюм уже не казался таким белым. Однако все было не так плохо, как мне пытались представить, клиент явно хотел казаться пьянее, чем был на самом деле, и я строго сказала:

– Руслан Гасанович, заканчивайте разыгрывать спектакль, если не хотите прямо сейчас оказаться в КПЗ. Лисицын настроен решительно и не намерен с вами долго возиться.

– Понятно, – хмыкнул доверитель, ногой задвигая под верстак пару пустых бутылок и принимая вполне приличный вид.

Я опустилась на стул напротив технического руководителя и сурово выдохнула:

– Давайте говорить по существу. Вы знаете, что такое «бензин-калоша»?

– Это растворитель БР-2, – насторожился Муратов. – А что такое?

– Да ничего. Как часто вы им пользуетесь?

– Мне он особо не нужен, – дернул плечом клиент.

– А у меня другие сведения, – перешла я в наступление. – Стамболиди уверяет, что вы заказывали две пятилитровые канистры «Нефраса».

– Когда это было! – махнул рукой Руслан. – Растворитель я заказывал несколько лет назад, когда только устроился работать в эту шарагу. Посмотрел, а механизмы так загажены, что только «калошей» и можно их размочить. Ну, я и заказал директору десяток литров. Тогда же все истратил. А почему вы интересуетесь?