Презумпция невиновности

Я потрясенно молчала, обдумывая слова Мешкова. Картина получалась хотя и страшная, но вполне логичная. Особенно если учесть, что деньги у Королевых как-то подозрительно быстро украли, что лишний раз доказывает, что воровали свои, например, та же Марина. Кроме того, Марина и мой подзащитный должны быть знакомы: Руслан Муратов преподает в лицее шулерскую науку, Марина там учится. Ведь чем-то Руслан расплатился с кредиторами, вернув все карточные долги! Откуда у него такие деньги? Разве только одна сообразительная девочка поделилась с ним половиной компенсации за то, что он в нужный момент открыл клетки с тиграми и выпустил зверей на сцену!

– Будьте добры, сверните направо, – вернул меня к реальности голос Мешкова. – Следующий дом мой, остановите у второго подъезда.

Музейный работник уже закрывал за собой дверцу машины, когда я подняла с пола пустой пузырек от эфира и протянула его Мешкову. Я специально подбросила стекляшку в ноги, рассчитывая посмотреть на реакцию музейного работника.

– Виктор, вы что-то обронили. Это ваш?

Мешков обернулся и недоверчиво посмотрел в мою протянутую руку.

– Мой, – удивленно проговорил он. Затем полез в карман и воскликнул: – Э-э, нет, мой при мне! А этот пустой! Значит, не мой!

– И зачем вам эфир, если не секрет? – поинтересовалась я, делая вид, что разглядываю этикетку на флаконе.

– После истории с Варей я опасаюсь нападения зверей, – пояснил Мешков, – и ношу с собой эфир на всякий случай. А в музее у меня запасной пузырек имеется: иллюзариум – место неспокойное. Мало ли что?!

Выбравшись из машины, он заглянул в салон и проговорил:

– Спасибо за приятную беседу и за то, что подвезли домой.

– Да ну, не стоит благодарности, – улыбнулась я, трогаясь с места. – Спокойной ночи, Виктор.

* * *

Домой я доехала на автопилоте – так, как сегодня, я давно не уставала. Нарезав три круга вокруг дома в поисках свободного парковочного места, я с трудом приткнула машину у помойки и на подгибающихся ногах поковыляла к подъезду. Запах отборного канабиса я почувствовала еще на первом этаже. Пока ждала лифт, все гадала, это то, что я думаю, или, быть может, я все-таки ошибаюсь насчет моральных принципов творческих людей? На лестничной площадке от конопляного дыма резало глаза и хотелось кашлять, а музыка грохотала так, что сомнения окончательно покинули меня, и дверь я отпирала в твердой уверенности, что с минуты на минуту приедет наряд полиции и заберет нас с Митей за хулиганство и употребление наркотических веществ. Но я ошиблась: у нас в гостях был Влад Пещерский, и забирать пришлось бы не двоих, а троих нарушителей общественного порядка.

Когда я вошла, Влад корчился от смеха на диване у телевизора, хотя, на мой взгляд, на экране не происходило ничего смешного. Транслировали футбольный матч, и озадаченный Митя стоял на коленях перед экраном и пальцами ловил мяч, неспешно перекатывающийся по футбольному полю. Само собой, попытки его не имели успеха, и это особенно веселило Пещерского. К голосу комментатора, орущего на полную громкость, добавлялся грохот включенной магнитолы, и квартира сотрясалась от пронзительного голоса двух парней из группы «5nizza».

– Я солдат, недоношенный ребенок войны, я солдат… – фальцетом выводил первый солист.

– Мама, залечи мои раны… – героически вторил ему второй.

– Я солдат, солдат забытой богом страны…

– Я герой, скажите мне какого романа…

– Добрый вечер всем, кого не видела! – поздоровалась я, выключая музыку.

Пещерский тут же перестал смеяться и обиженно закричал:

– Э, быстро включила, да? Весь кайф обломала!

Митя же, не замечая меня, продолжал сосредоточенно ловить мяч.

– Рассказывайте, герои романа, что вы здесь учинили! – повысила я голос, направляясь к журнальному столу, на котором стояло блюдце, полное окурков от косяков. Один косяк, недокуренный, дымился прямо на столе, уложенный таким образом, чтобы не сразу испортить полировку, а только тогда, когда тлеющий огонек поравняется со столом и оставит на нем черный след. Подхватив горячий окурок, я понесла его в туалет, собираясь утопить, но споткнулась в коридоре о полиэтиленовый пакет, валяющийся посередине, и чуть не упала. Из опрокинувшейся пластиковой сумки вывалились несколько газетных свертков, один из которых оказался неаккуратно распотрошен, и из него что-то высыпалось. Избавившись от папиросы, я вернулась с совком и веником, но стоило мне только начать заметать просыпавшийся мусор, как сердце оборвалось и упало куда-то в район желудка. Судя по одуряющему запаху и характерному виду, на совке покоилась селекционная анаша. И этого добра была целая сумка!

Прямо с совком я отправилась к Пещерскому и потрясла перед ним мусором.

– Да будет тебе, Влад, известно, что за хранение в крупном размере наркосодержащих веществ, в том числе самой банальной анаши, дают до трех лет лишения свободы. Хотя не исключена условка при наличии положительной характеристики с работы.

– Э-э, нет, сестричка, – хитро прищурился Пещерский и погрозил мне пальцем. – Мы с Митяем всего лишь употребляем, а найдут запрещенные вещества у тебя. Но ты не волнуйся, положительную характеристику с работы я тебе накатаю. Будешь внештатным сотрудником моего журнала!

Я высыпала содержимое совка на журнальный стол перед Пещерским и красноречиво указала на дверь.

– Ага, нашла дурака, – рассмеялся даровитый фотохудожник, ребром ладони сгребая траву вперемежку с мусором в одну кучу. – С минуты на минуту прибудут доблестные парни из столичной полиции, соседи обещали вызвать, и меня прямо на выходе примут с анашой. Нет уж, пусть лучше она у тебя пока полежит!

Закончив формировать кучку, гость забил новый косяк, сунул его в рот и неторопливо потянулся за зажигалкой. При этом лицо Пещерского не выражало ровным счетом ничего – ни злости, ни страха, ни мук совести. В таком состоянии говорить с ним было так же бессмысленно, как распинаться перед унитазом, поэтому я отправилась в кухню, натянула резиновые перчатки, вернулась в коридор к пакету, подхватила его под дно и решительно направилась к входной двери.

– Куда понесла? – заволновался Пещерский, вытягивая кадыкастую шею и стараясь рассмотреть из гостиной траекторию моего передвижения.

Ни слова не говоря, я распахнула дверь и вынесла пластиковую сумку на лестничную клетку. Лифт продолжал стоять на этаже, и я, ни секунды не мешкая, сунула анашу в кабину. После чего вернулась в квартиру и старательно, один за другим, заперла за собой все три замка. Сидя на кресле в гостиной, Пещерский продолжал тянуть шею в сторону прихожей, не в силах поверить в мое вероломство. Не обращая на него внимания, я подняла с пола пульт и выключила телевизор, и только после этого Митя заметил мое присутствие. Перестав возить руками по экрану, он взглянул на меня лучистым взглядом и, поправив очки, восторженно сказал:

– А у нас гости!

– Я это заметила, – сухо откликнулась я.

– Я не понял, ты чего, пять кило травы на лестницу отволокла? – проревел Пещерский, пытаясь подняться на нетвердые ноги. – Вот черт, сумку сейчас сопрут!

– Гости уже уходят, – распахивая настежь окна во всей квартире, повернулась я к Мите. – А мы с тобой, любовь моя, будем убираться. Не спать же нам в этом бардаке?

Выбравшись из диванных подушек, Влад опрометью бросился к двери и еще минут десять ковырялся с замками, чертыхаясь и призывая на мою голову все кары небесные. Справившись с запорами, Пещерский пулей вылетел из квартиры, надеясь вернуть траву, и только тут Митя осознал, что произошло. Выпятив нижнюю губу, он посмотрел на меня сквозь запотевшие очки глазами обиженного ребенка и тихо произнес: