При невыясненных обстоятельствах (сборник)

— Начальник… Может, кончим все это? Пусть рассказывает, что хочет и кому хочет.

— Все же считаю нужным поставить вас в известность. — Я сделал вид, что никак не могу найти в своей папке искомое.

Наблюдая за моими действиями, Бугор процедил:

— Да не копайся ты в ксивах…

Тут я достал фотокопию допроса Челидзе, нашел нужное место:

— Челидзе рассказал, что, будучи шефом, вы принуждали его регулярно снабжать вас деньгами, наркотиками и даже огнестрельным оружием. Вы, как показал Челидзе, разработали аферу с хищением, перепродажей, возвращением и новой ложной перепродажей «Перстня Саломеи», в которой он, Челидзе, был лишь слепым исполнителем вашей воли. Если исходить из его показаний, вина за убийство Виктора Чкония и Малхаза Гогунавы лежит на вас, целиком и полностью. Вот копия протокола допроса Челидзе. — Я положил рядом с Джомардидзе стопку снимков.

Бугор изучал каждое слово показаний Челидзе. Лицо его оставалось бесстрастным, но желваки так и ходили. Закончив читать протокол, откинулся на подушку, процедил, глядя в потолок:

— Вот что, начальник. Мне нужно подумать.

— Это ваше право.

— И все же… Копии… Может, ты на гоп-стоп меня берешь?

— Могу показать подлинник. — Я протянул листы.

Взяв их у меня из рук, Джомардидзе быстро просмотрел их, закрыл глаза:

— Сучара… Какая сучара!

— Будете говорить? — спросил я.

— Погожу. Подумаю малость.

— Чем раньше вы это сделаете, тем будет лучше.

Я ушел.

Джомардидзе вызвал меня в тот же день. Его показания поставили последнюю точку в деле.

Когда-то Малхаз Гогунава, о чем, впрочем, уже было известно, встал на пути Шалвы Челидзе — перехватив у его шестерок старинное джвари, принадлежавшее, по преданию, первому католикосу грузинской церкви. Естественно, о том, что за этим джвари вел и ведет ожесточенную охоту Сергей Петрович, Гогунава даже не подозревал. Челидзе все крупные дела предпочитал делать чужими руками, через шестерок, и Гогунава знал только этих людей, но не самого шефа. Чкония, по наущению Челидзе, в конце концов выманил джвари у Гогунавы, но передать его Челидзе не успел, поскольку был убит. Гогунаве Челидзе все же отомстил, сначала продав ему через того же Чкония «Перстень Саломеи», а затем вернув себе, причем не только с «наваром», но и с удовлетворенной жаждой мести.

Разделавшись с Гогунавой и получив подлинник перстня, Челидзе мог смело идти на «обмен» с Пэлтоном. Ибо в роли консультанта и главного исполнителя был профессиональный мошенник Джомардидзе, которому ничего не стоило всучить Пэлтону вместо подлинника еще одну копию.

Сюрприз

Я уже всерьез соскучился по Галиси и с предвкушением завершения нашей истории и скорого возвращения домой вошел в это утро в кабинет Бочарова.

Сидевший в кабинете Телецкий, пожав мне руку, сказал шутливо:

— Поздравляем, Георгий Ираклиевич! Скоро станете героем Интерпола!

— Зачем обижаете, Эдуард Алексеевич! Интерпол что, заинтересовался хищениями зерна в Галисском районе?

— Что вы, дорогой, — успокоил меня Бочаров. — Разве Эдуард Алексеевич похож на человека, способного обидеть нашего друга. Эдуард Алексеевич, объясните, а?

— Охотно, — согласился Телецкий. — Помните, какой мы с вами нашли клад у Таисии Афанасьевны? Я еще тогда решил, что ему и цены нет. Самыми любопытными для эксперта там были работы Фаберже, которые я сначала принял за подлинные. Но после того, как я отправил их на экспертизу в Москву, там определили: все работы Фаберже из чемоданчика Челидзе — подделка. Оказались поддельными и некоторые другие «антикварные» вещи.

— Но самое главное даже не это, — добавил Бочаров. — Подделки Фаберже такого высочайшего класса изготовляют только в одном месте — в Ленинграде. Вы никогда об этом не слышали?

— Нет, — ответил я.

— В Ленинграде уже немало лет действует разветвленная преступная группировка, занимающаяся скупкой, хищением и сбытом антиквариата. Сбыт этого антиквариата за рубеж идет только через членов этой группировки. А поскольку спрос на старинные произведения все время возрастает, группировка занялась изготовлением поддельного антиквариата. По качеству эти вещи не уступают настоящим. Прибыль у дельцов огромная, ради нее на что они только не идут. Ленинградских экспертов-искусствоведов одно время самым настоящим образом терроризировали. Во многих случаях они боялись проводить экспертизу, страшась расправы над ними в случае обнаружения и признания подделки. Наверняка вы уже поняли, что следует из находок в дипломате Челидзе?

— Челидзе был связан с ленинградской группировкой? Да?

— Безусловно, — ответил Телецкий. — Он несомненно связан с «ленинградским антикварным делом». Но и это еще не все. К настоящему времени по этому делу задержано несколько десятков человек. Но почти все они оказались рядовыми участниками группировки. Москва же нам сообщила данные о человеке, который, по мнению Интерпола, стоит во главе добычи, «производства» и сбыта антиквариата за рубеж. И способ действий этого человека напоминает деловой почерк Челидзе. Так что совсем «горячо»! Главарь группировки если не Челидзе, то человек к нему близкий.

— Вот уж чего не ожидал, — признался я.

— И мы не ожидали, — сказал Бочаров. — Поэтому, Георгий Ираклиевич, уезжая в Галиси, не думайте, что вас оставят в покое. Будут вызывать снова для показаний и уточнений. И к нам, и не только к нам. — Улыбнулся. — Вас это не очень огорчает?

Я улыбнулся в ответ:

— Вообще-то я сельский житель, Константин Никитович. Привык к размеренной жизни. Но встрече с вами и Эдуардом Алексеевичем буду рад всегда.

…Уже в поезде, по пути в Галиси, глядя на проплывающие за окном знакомые пейзажи, я задал себе вопрос: собирался ли в будущем Челидзе остаться за границей? А если собирался, забрал бы с собой «Перстень Саломеи»? И не смог найти ответа. Если судить по тому, что мне рассказали Бочаров и Телецкий, Челидзе, возможно, занимался такими крупными делами, что знаменитый перстень в общем масштабе сделок был для него лишь памятным сувениром, не более. И все же именно «Перстень Саломеи» сыграл основную роль в его разоблачении. Ясно, что копию, в точности повторяющую все нюансы подлинника, Челидзе хотел взять в плавание для подготовки какой-то очередной аферы. Тем более что действия с перстнем были у него уже хорошо отработаны.

Почему Челидзе вернул перстень в сейф? Да потому что лучшего хранилища, чем домашний сейф Дадиани, для «Перстня Саломеи» быть не могло. Во всяком случае, оставив его там в последний раз, он был убежден, что может со спокойной душой уходить в загранплавание. А когда будет надо, возьмет перстень уже навсегда. И подмены его владелец еще долго не заметит — до экспертизы работниками музея. Без экспертизы подмену заметил только один человек — мать Вахтанга Дадиани, Нателла Арсентьевна. Поэтому и попала в больницу в тот же день, и умерла раньше времени.

Но Челидзе ошибся в своих расчетах. Ведь ошибаются все, в том числе и «киты».

Перед выходом в рейс

Записка

…Она чуть прижала записку к ладони — не так это просто, незаметно пронести бумажку и не оставить на ней отпечатков пальцев. Все равно что нести в зажатом кулаке мыльный пузырь. Ничего, она пронесет, пронесет… Если встречные, с которыми ей приходится здороваться, обратят внимание на ее кулак… Если… Не обратят, нечего им обращать, им не до нее, совсем не до нее… Здесь, в коридоре у бухгалтерии, всегда толчея, можно пронести незаметно что угодно, не только записку. Никто не обратит внимания, ясно. Да, конечно, вот дверь в бухгалтерию. Вот она и пронесет. Она сделает это. Сделает. Все, дверь открылась, надо придать лицу деловое выражение, вот так. Еще не войдя, она уже увидела: все заняты своим делом, в комнате народ. А главное, занят делом Тауров, милиционер ОБХСС, который всегда ходит по заводу в штатском. Он по-прежнему листает за столом бумажки, как и полчаса назад, когда она зашла проверить обстановку. Его плащ все так же висит у двери, на вешалке. ОБХСС — как раз то, что надо, в самый раз. Тауров ее не знает, это точно, она с ним не сталкивалась, не было повода, только видела издали. На секунду проскользнуло: может быть, все это зря? Затея с запиской, и вообще — все? Нет, не зря, не зря… Вошла, дальше все получилось как бы само собой: рука с мыльным пузырем-запиской скользнула в карман плаща, пальцы разжались, записка выпала — а она уже подходила к столу Быховской. Место выбрано точно, здесь больше народа, Быховская загорожена от нее двумя спинами. Остановившись и разглядывая одну из спин, подумала: все хорошо, никто ничего не заметил. Что ж, теперь он будет знать. Будет. Она сумела отомстить.