При опознании - задержать

– К черту, - гневно крикнул он.
– Пойдем в том, что есть, в чем по улице ходим.
– Он разнервничался, взвинтился, - таким Нонна его еще не видела. Метался по комнате, точно искал что-то и позабыл что, злился на себя за то, что не может успокоиться. И Нонна, видя его таким, сама нервничала и пугалась.
– К черту все, к черту... Нонна, я сейчас пойду кольца нам куплю и к священнику зайду.

– Не ходи на улицу, - ухватилась за него Нонна.
– Не ходи. Я не хочу, чтоб тебя люди видели. Не показывайся. Я сама кольца куплю. Сходи только к отцу Паисию.

Он согласился легко, без возражений. Отец Паисий жил рядом, его сад и двор примыкали к их двору. Пошли: Соколовский - к священнику, Нонна покупать кольца.

Отец Паисий был дома, на кухне, налаживал мышеловку - прикреплял к проволочке корку хлеба. Две мышеловки, уже снаряженные, стояли на табуретке.

– Вот против нечисти окаянной вооружаюсь, - сказал отец Паисий.
– Кот так разленился, что мыши по нему бегают.

Он был в исподней рубахе, узких полосатых штанах, в сандалиях на босу ногу. Волосы на голове с проседью, как овечья шерсть, а усы и борода черные, седина их не тронула, точно и не его они, а чужие, приклеенные, как у актера. Борода густая, широкая, раздвоенная, - не поп, а бог Саваоф.

– Что, сын мой, привело вас в мою обитель?
– спросил Паисий, осторожно ставя мышеловку в угол под лавку.

– Я хочу, чтобы вы меня и мою невесту Нонну сегодня обвенчали.

– Да благославит всевышний любовь вашу. Приходите завтра в церковь. Церковные требы отправляются в храме. Завтра будут венчаться еще две пары.

– Батюшка Паисий, я хочу, чтобы вы обвенчали нас сегодня. Только сегодня. Отблагодарю вас. Завтра, может, уже и... и не потребуется венчание.

– Почему такая спешка, сын мой? Не собираетесь же вы завтра умереть? Храни вас бог, - перекрестил он Соколовского и сам перекрестился.

– Только сегодня. Я заплачу, - упрямо повторял Соколовский.
– Завтра я отсюда уеду. А она уже... ребенка ждет.

– Грех ваш бог вам простит... если так. Завтра с утра я вас первых и обвенчаю. А сейчас вы присядьте.
– Паисий пододвинул к нему табурет. Поговорим. Вижу, что душа ваша в растерянности и тревоге. Не могу ли я вам помочь?

Соколовский сел, Паисий вместе со своим табуретом придвинулся к нему поближе. Внимательный, сочувственный взгляд священника был направлен на Соколовского, обволакивая его невидимой пеленой спокойствия и доверия. Сергею стало словно теплей, ослабела напряженная нервозная растерянность. Встретившись глазами с Паисием, Соколовский невольно улыбнулся ему, и тот в ответ тоже улыбнулся. Даже затянувшееся молчание не тяготило. Соколовский глубоко и шумно вздохнул, и все, что его так тревожило и волновало, словно вышло вместе с этим вздохом.

– Так почему это вы, сын мой, так заторопились отсюда уехать? спросил, гася улыбку, Паисий.
– Вам что-нибудь угрожает?

– Угрожает, - легко согласился с догадкой священника Соколовский, все больше и больше подпадая под власть его взгляда и слов.
– Угрожает.

– А я догадывался, - склонил голову набок Паисий, - уразумел, наблюдая за Нонной и вашими приездами сюда. И как люди какие-то к вам приезжают.

Соколовский понял, о чем догадывается Паисий, однако, словно под гипнозом этого Саваофа, остался спокойным и признался:

– Потому мне и надо быстрей уехать.

– Был у меня жандарм Бываленко, - сказал Паисий, - интересовался Нонной, спрашивал, чьим иждивением живет. А заодно бумагу показал: ищут сбежавшего из Владимирской тюрьмы.

– И что вы сказали про Нонну?

– А ничего. Сказал, что она жена эконома, женщина богобоязненная, тихая.

Осторожно, хитро говорил и расспрашивал отец Паисий. Зорко следил гипнотическими глазами за Соколовским, удивлявшим его своим спокойствием и безразличием. Понял священник, что тот находится в критическом состоянии, когда расслаблены дух и воля. По опыту знал Паисий, что в такие минуты слабости люди каются, открывают свои страшные тайны, приходят с повинной. На таких людей слова наставления оказывают очень большое воздействие.

– ...Заблудший агнец да взойдет на тропу свою, - сказал он и этим евангельским поучением заключил первую половину своей беседы.

Снова наступила пауза. Они оба сидели так тихо, что из-под сундука вылезла мышка и, задрав мордочку, стала нюхать воздух. Почувствовала хлебный дух, подбежала к ловушке, встала перед открытой дверцей. Еще секунда - и она в мышеловке.

– Кыш, дурная! Куда лезешь?
– топнул ногой Паисий и засмеялся.
– Божье творение, жалко. Жить хочет, как и мы.

– Так уберите мышеловки, - улыбнулся Соколовский чудачеству Паисия.

– Нет, - покрутил головой Паисий, - не уберу, очень уж много их развелось. Пускай попадаются, пока я не вижу.
– И снова поглядел спокойными глазами в глаза Соколовскому.

– Меня, сын мой, не интересует, что вы сделали, какой ваш грех перед богом и людьми, тяжкий или легкий. Я хочу, чтобы вы очистились душой, покаялись перед богом, и тогда он не прогневается, простит то, что вами содеяно.

– Спасибо за совет, - сказал Соколовский и почувствовал, что чем больше он говорит с Паисием, чем дольше сидит тут, тем больше теряет свою волю, словно во сне, подчиняется каждому движению и слову отца Паисия. "Что это я так оцепенел - будто перед самим господом богом?" - думал он, однако и не пытался как-то выйти из этого состояния.

– Я в этом приходе всего два года, - рассказывал священник, - до этого служил во Владимире. Перевелся сюда, потому что тут братья мои родные живут. Вам часом не знаком этот град Руси?

Соколовский молчал. Лгать, что не был во Владимире, не мог - Паисий не поверит, сказать же правду - опасался.

– Так вот, сын мой, - не дождавшись ответа, продолжал Паисий, - жену вашу невенчанную я там видел. Мать ее, Апраксию Давыдовну, хорошо знал, моего прихода прихожанка была. Дочку ее, Нонну, вашу невенчанную жену, крестил. Это я дал ей такое имя.

– Так вы все знаете, отец Паисий, все.

– А Нонна бросила родителей и пошла в чужой свет неведомо с кем. Вот теперь и стало ведомо, кто умыкнул ее от родителей. Вы, значит.

– Я, - ответил Соколовский без тревоги и страха.
– Я привез ее сюда.

– А признайтесь, - вы же в бога не верите, креста на груди не носите, зачем вам церковное венчание?
– говорил священник с усмешкой.
– Безверие вас и погубит. Спасайте, пока не поздно, и свою душу, и души близких.

– А как спасать, отец Паисий?

– Понимаю, сын мой, вам тяжело. И боль ваша не за себя, а за Нонну и младенца, в коего бог уже вдохнул искру жизни. Убежать от этого невозможно.
– Погладил свою черную бороду.
– И бородой не прикроешься, не спрячешься под чужим именем.

"Он же все знает, этот бог Саваоф!
– Соколовский был поражен. Откуда? Кто мог ему рассказать?
– И точно стукнули его по голове.
– Нонна рассказала. Только она и могла, только она одна и знает про все". Во рту стало горько, сдавило виски. Почувствовал, как отхлынула кровь от лица.