Придон

Он слышал, как тихонько приоткрылась дверь. Не оглянулся, в тусклом лезвии появилась тонкая фигурка, в груди сразу заныло, и вспомнил некстати шуточку Аснерда, что любовь – это зубная боль в сердце.

Тихие шаги остановились за спиной. Он сцепил зубы, заставил себя смотреть в металл, не оборачиваться, не вздрогнуть, если вдруг его плеча коснутся ее нежные трепетные пальцы.

– Страж сказал, что ты говоришь… с предками.

– Да, – ответил он, не оборачиваясь. – И еще я велел никого не пускать.

Он сам удивился, что посмел ответить так, ведь только что готов был упасть перед ней и ползать на брюхе, но что-то в нем прищемило ему язык и ответило за него.

Отражение в лезвии топора не сдвинулось, Итания минутку помолчала, тоже удивленная, потом в ее голосе послышался смешок:

– Кто посмеет?.. Но перед тобой топор!

– К тому же в середине стола, – ответил он с иронией. – Дорогого, из редких пород дерева! Купленного в заморских странах за золото, драгоценные камни и рабов…

Не дождавшись, когда Придон повернется, она зашла сбоку. Лицо ее было серьезным, глаза вопрошающими.

– Что случилось?.. Почему топор?

– Потому, – сказал он, – что топор не лжет. Меч может солгать, доспехи предать, но не топор. Именно он достался Артании, когда из вирия были сброшены небесные дары людям. И пока топор в моей руке… или перед глазами…

Он умолк, взгляд ушел в металл, как стрела уходит в зеленую листву. Итания ощутила, что он видит нечто далекое, что не дано узреть ни простым людям, ни даже тем, кто всю жизнь учился мудрости.

Она сдвинулась еще, села на угол стола, не доставая ногами пола, чуть изогнулась, чтобы опереться рукой о столешницу, сквозь тонкую ткань проступили округлые колени. Из окна падал солнечный луч, блестела щека, чистейшим золотом отливали густые крупнолоконные волосы, конец толстой косы лежал на столешнице, между тугими прядями вилась пламенным ручейком красная лента.

Придон задержал взгляд на миг на вороте распахнувшегося платья, белоснежная шея и чуть-чуть открытость груди, на диво крупной для такого хрупкого тела. Она смотрела с непонятным выражением, Придон молчал, артане не должны говорить много, Итания тоже молчала долго, затем он вдруг ощутил, что нечто большое и даже огромное сблизило их рывком, соединило, Итания даже вздрогнула, глаза ее расширились, она вздохнула прерывисто.

– Ты говоришь с топором о том… что было предсказано на вашем совете?

Он пробормотал:

– Уже знаешь?

– Придон, – сказала Итания тихо, – я не понимаю, почему ты решил, что я – овечка? Лишь потому, что ты крупнее? И гораздо сильнее?.. Родители у меня не овцы, с отцом ты уже общался, а мать моя умела отстоять себя… постоять за себя… Да и вообще! Неужели артане наивно думают, что в слабом теле всегда слабый человек?

Он смотрел, несколько опешив, сейчас даже самый честный артанин не сможет вот так, прямо в глаза сказать: да, я так думал, даже сейчас так думаю. Итания смотрела с вызовом, ждала. Он пробормотал:

– Прости… Да, я знавал здоровяков, что рождались зайцами, и встречал героев в телах слабее стебелька. Но ты… знаешь, о чем говорилось на тайном военном совете?

– Знаю.

Он стиснул кулаки.

– Кто-то поплатится, что выбалтывает все, о чем говорится на военных советах!

Она покачала головой.

– Не спеши. Это же понятно, что проговорились… нарочито.

– Зачем?

– Артанин, все еще не понимаешь… Твои лучшие друзья хотят спасти тебя. Вот и проболтались как бы невзначай, чтобы я…

Он поднял голову, их взгляды встретились. Она не отвела глаз, но щеки чуть-чуть покраснели.

– Чтобы ты, – спросил он, – что?..

– Чтобы я уговорила тебя уехать, – ответила она. – Похоже, они почему-то верят, что если и я присоединюсь к ним… Он прервал:

– Они знают, что только ты можешь заставить меня изменить решение. Но, Итания, как бы тебе ни хотелось избавиться от меня, ничего не получится. Я – остаюсь.

Она грациозно соскользнула со стола, он напрягся, страшась, что она уйдет и мир снова почернеет, однако она лишь придвинулась так близко, что почти касалась его бедром. Он вскинул голову, она смотрела внимательно, в синих глазах промелькнуло страдание.

– А если я, – проговорила она тихо, с трудом выталкивая слова, – тоже… попрошу тебя?

– Лучше этого не делай, – ответил он.

– А если, – продолжила она, – я… уйду с тобой? В Артанию?

Он покачал головой, лицо оставалось как вырезанное из дерева.

– Я же говорил с богом, – напомнил он.

– И что он ответил?

– Ничего. Он только напомнил, что я – артанин. Наверное, ощутил, что уже начинаю ощущать удовольствие от вкусной еды, приятных запахов, мягкой постели, льстивых слов… И потому я…

Он запнулся. Она спросила напряженно:

– Но это правда… самое главное?

– А что главное?

– Говорят, что, если останешься, – сказала она почти резко, – тебя убьют!

В ее глазах метнулась уже неприкрытая тревога. Придон медленно поднялся, теперь Итании пришлось вскинуть голову и смотреть на него снизу вверх. Он нежно обнял ее, она не противилась, не отстранялась, но и не прижималась к его груди.

– Кто убьет меня? – спросил он. – Я бессмертен, Итания. Я даже не знаю, что должно случиться, чтобы я погиб. Благодаря мечу… благодаря тебе.

– Но почему так говорят? Почему тебе предвещают гибель?

Он с самым беспечным видом пожал плечами.

– Волхвы должны говорить туманно. И ссылаться на звезды.

– А что, звезды разве говорят неправду?

Он засмеялся.

– Я заметил, что звезды только подтверждают то, о чем задолго начинают поговаривать в народе. Итания, тцар я или не тцар, но я буду жить… с достоинством. С достоинством – это… это с достоинством, а не выбирая, что выгоднее. Я выбрал огненный путь, когда увидел тебя… и не отвернулся, как того требовал Черево!

Она прижалась к его груди. Он обнял, гладил по голове.

Странно, ссора затихла так, словно ее и не было вовсе, а он держится с нею без прежней подобострастности. Как будто оба сбросили скорлупу с тел и душ, а шелуха слетела сама.

* * *

Ральсвик двигался со скоростью грозовой тучи, что вроде бы неторопливо ползет по небу, но по земле, обгоняя ветер, мчится гремящей стеной ливня и града. Последние села и города закончились еще у подножия гор, а дальше, хоть горы пока еще старые, пологие, даже не горы, уже холмы, поросшие лесом, ни сел, ни деревень, ни весей. За неделю встретили только хижины охотников, хозяев удалось захватить, и все, что сумели сказать, умирая на кольях, что они просто беглые, не возжелавшие платить подати, или же скрывающиеся преступники.