Приглашение на казнь

Мужчина гоготнул. Наклонившись над столом, упёр руки в столешницу, крикнул через плечо:

— Гуз, иди, глянь, она это или не она?

— Что ты так орёшь, не у себя дома, — в комнатушку ввалился второй мужчина, моложе и выше. — Давай быстрее.

— Сомневаюсь, — первый приблизил лицо к госпоже, обдав её стойким запахом чеснока, бегая прищуренными глазами по её украшениям. — Мелкая какая-то.

— Глянь сюда, — второй ткнул кривым толстым пальцем в серьги, — он и говорил, что иноземка. Иди за верёвкой.

Девушка замерла. Нет, эти люди не из охраны господина. Одеты не по-военному, без туник. Верёвка для неё? Похищение? Для выкупа или убить? Домик ведуньи в стороне от деревни и на помощь не позовёшь, никто не услышит.

От ощупывающего оценивающего взгляда и оглушительного рыка: «Быстро!», вздрогнула, входя в ступор.

Вспрыгнувший на плечо мужчины кот, запустил когти в его лицо.

Вой мужика слился с диким ором кота.

От сухого треска позади «гостя», тот неожиданно качнулся, подавшись вперёд, заваливаясь на стол. От повторного удара деревянным ведром по его голове, оно рассыпалось. Бабка, став вдруг прямее и выше, дрожащими губами пролепетала:

— Беги, Голубка, — кинулась к окну, бесшумно снимая ставню, — сюда.

Наташа еле протиснулась в узкое низкое отверстие, погружаясь в туман, как в молоко, не соображая, куда бежать. Сделав несколько шагов, натолкнулась на коня. Вскрикнула, шарахаясь в сторону и слыша за собой рёв: «Хватай суку!», со всех ног бросилась напролом через кусты.

Бежала, не чуя под собой ног. Цеплялась за выступающие из земли корни, падала, путаясь в длинном подоле платья, поднималась и бежала дальше. Сучья кустов цеплялись за волосы, царапая лицо, выстёгивая глаза. Ей чудилось за спиной прерывистое дыхание преследователей и их тяжёлый топот. В ушах пульсировал глухой стон: «Хватай… Суку… Хватай…»

В очередной раз, ударившись грудью о ствол дерева, обняла его, обессилено сползая на колени, прислушиваясь. Тихое шуршание убористого дождя поглощало окружающие звуки. Закрыла глаза, чувствуя, как по лицу скатываются капли влаги, как прилипло к телу мокрое платье, как сдавило горло сухой колючей болью. Она тряслась от пережитого страха. Зубы выбивали дробь. Беззвучно заплакала. Горячие слёзы смешивались с каплями дождя, не принося облегчения. Холод расползался по телу, парализуя.

Увидев рядом низкую ель, поползла под её ветви. Отпрянула, когда в бок ударилось пушистое упругое тельце. Запоздало выдохнула, узнав зайца. Вот, выгнала его из дома. Под ёлкой оказалось сухо. Свернулась калачиком. Хорошо, что есть зажигалка. Чуток переждёт и разведёт костёр, согреется. Её ведь будут искать?

Бабкин отвар хорошо знал своё дело…

Глава 15

Её искали…

Ведунья, вывалившись из окна следом за госпожой, сначала прытко ползла. Затем, услышав удаляющийся топот копыт, цепляясь за дерево, встала и на негнущихся ногах, поспешно направилась в сторону деревни. Совсем скоро на неё, чуть не затоптав, выскочили всадники его сиятельства. Падая в сторону, она махала руками, останавливая их.

Спешившийся граф, нетерпеливо дёрнул испуганную старуху на себя, гаркнул:

— Где она?!

Бабка, беззвучно открывая рот, обессилев от волнения и страха, трясла головой, выдавливая:

— Там… — махала руками в сторону избы, — грабежники заскочили…

Падая назад, узрела расходящийся клочьями туман, поглотивший всадников. Поползла следом, шевеля непослушными губами, стеная:

— Всевышний… Голубка…

Открытая настежь дверь, оскалившись чёрным беззубым проёмом, вызвала в душе господина мрачное предчувствие беды.

Заскочив в избу, всмотрелся в темноту, отбросив ногой дощечки разбитого ведра. Сдёрнув с топчана накидку, поднёс к лицу, судорожно вдыхая запах той, из-за которой потерял голову. Таша…

— Знахарку живо сюда! — не оборачиваясь, крикнул в пустоту.

Нервно подрагивая ногой, ждал, злясь на себя, что не доглядел за строптивицей. Глупая самоуверенная девчонка! Где ты теперь? В чьих руках? Жива или остываешь в придорожной траве?

Всклокоченная поскуливающая старуха в съехавшем платке, придерживаемая стражником за иссохшие плечи, не вызывала жалости. Хоть и понимал, что она не виновата, но ослеплённый яростью, готов был вышибить из неё дух:

— Говори, что произошло… Всё говори… — видя, что она беззвучно шевелит губами. Кивнул воину: — Воды подай.

Отхлебнув из кубка, ведунья затрясла головой:

— Пришла за травкой… Собралась назад… Заскочили грабежники и к ней… Тыкали в заушницы… Один пошёл за верёвкой. Другого я огрела ведром по голове. Голубка выскочила в окно… Я следом… Всё.

— Сколько их было?

— Двое… С конями.

— Кто такие?

— Не видела раньше. Не из наших.

Задумался, глядя сквозь тщедушное тело бабки:

— Не грабежники. Они бы вязать не стали… Госпожу поймали?

— Не видела… Быстрая она… В лес убежала.

Вскинул бровь. Да, шустрая, как белка. Но, могли и поймать.

— Фортунато, псаря с аланами сюда. А ты, Рабан, возьми людей, прочеши дорогу и вдоль неё вглубь. Найди этих…

Легче не стало. Знал, не будет ему покоя, пока не найдёт её… Живую или мёртвую.

* * *

Сдавленный хрип рожка ударил в барабанные перепонки. Наташа подпрыгнула, натыкаясь головой на сучья ели, наклоняясь, машинально прикрывая голову ладонями. Испуганно таращила глаза в непроглядную тьму. От повторившегося звука вздрогнула, вспоминая, что произошло. Притихла, вслушиваясь. Упавшая на лицо капля сползала по щеке, щекоча кожу. Под головой ощущалась сухая колючая старая хвоя. Пахло мокрой землёй и прелью.

Рожок? Где-то близко. Ищут её? Похитители вели бы себя тихо.

Осторожно выползла наружу. Водяная пыль горстью брызнула в глаза. Поднимался ветер. Он разгонит туман и дождевые облака. Сырое платье холодило тело, вызывая синусоидальные приступы дрожи. Окоченевшие ноги не слушались. Сидела, покачиваясь, засунув озябшие руки подмышки, не в силах разлепить налитые свинцом веки. Встать и идти на зов рожка? Что её там ждёт? Будут распинать и клясть за необдуманный поступок? Было уже такое… Проходили… Перед глазами всплыло перекошенное злобой мужское лицо, жёсткие руки, толкающие её во чрево монашкиного «убежища». Тогда ещё его сиятельство думал, что она венгерская графиня и позволил себе небрежное обращение с титулованной особой. Сейчас будет то же самое. Она пфальцграфиня, а он граф. Она бесправная слабая женщина, а он сильный мужчина и господин. Нет, подвала не миновать. Или выпорет. Прилюдно.

Подставила и погубила охранника. Ему уже снесли голову и вздёрнули на кол рядом с тем, что осталось от бывшей экономки? Она даже не помнит его лица.

Чувство вины давило на плечи. Кругом виновна. Напрасно отказалась уехать с герром Штольцем. Не произошло бы всего этого.

Костёр разжечь и погреться? Зачем? Апатия накрыла тяжёлым саваном, погружая в мутную тягучую дрёму.

Девушка никак не отреагировала на собак, выскочивших на неё с радостным приветственным лаем. Под их напором падая набок в мокрую траву, интуитивно закрыла лицо ладонями, слыша, как окружающие звуки становятся глуше, а тело бесчувственнее. «Монстрики» тыкались под её руки, толкая и повизгивая, норовя перевернуть свою любимицу на спину.