Приглушенные страдания

Я вхожу в свою квартиру, потому что знаю, что она будет там.

Последние несколько недель она чувствовала себя слишком комфортно, общаясь, не желая возвращаться в свой собственный дом. Мой отец вернулся на работу, но она ещё не уехала. Пришло время ей это сделать. Мне нужно вернуть себе личное пространство, но больше всего мне нужно избавиться от всей этой боли в груди. Обычно я мало говорю, я не говорю того, что чувствую, но сегодняшний день научил меня тому, что никто не прикроет твою спину, поэтому ты должен научиться прикрывать себя.

Я собираюсь начать это делать.

Во всех сферах моей жизни.

Когда я вхожу, она стоит на кухне и разговаривает по телефону. Она поворачивается, смотрит на меня и качает головой. В разочаровании? Я не знаю. Она рассказала Кейдену о Малакае, она начала эту войну, так что теперь она может взять на себя ответственность за свои действия. Она, наверное, прямо сейчас разговаривает по этому телефону, сплетничая об этом. Я прохожу мимо неё по коридору в свободную спальню. Я беру её чемодан, упаковываю её одежду и туалетные принадлежности и выхожу, ставя его на пол.

Её глаза расширяются.

Она вешает трубку.

— Что всё это значит, Амалия?

После этого я больше не даю ей возможности заговорить, потому что мой голос и мой тон — это сила, с которой нужно считаться, даже она должна понимать, что прерывание меня не принесёт ей пользы.

— Я собираюсь сказать то, что должна сказать, а потом ты соберёшь свои вещи, покинешь мою квартиру и отправишься домой.

Я не вздрагиваю, не отступаю и не смягчаюсь, когда произношу следующие слова.

— Прежде всего, ты должна знать, что я люблю тебя. Я всегда буду любить тебя, потому что ты моя мать, но тебе здесь больше не место. Тебе не место рядом со мной. Главное в том, чтобы привести ребёнка в этот мир, в том, что ты должна любить и защищать его во всём. Ты защищала не меня. Ты была нужна мне после того несчастного случая, но твой социальный статус и твои собственные эгоистичные потребности встали у меня на пути. Ты предпочла это своей собственной дочери, которая была в агонии. Затем ты продолжала наполнять меня чувством вины, хотя знала, ты знала, что я уже тону в нём. Ты не поддерживала меня и не любила так, как следовало бы. По крайней мере, я заслужила это от тебя.

Я делаю глубокий вдох. Её лицо ничего не выражает.

— Но что ещё хуже, так это позволить этому случиться, — я указываю на газету, которую она, очевидно, читала. — Ты рассказала ему о Малакае, ты подпитала его самые слабые стороны, зная, что он отреагирует. Ты публично унизила меня. Возможно, это было не напрямую, но это всё равно, что написала ту статью, потому что точно знала, что произойдёт, когда ты побежала к нему. Это не действия матери, которая любит своего ребёнка или даже испытывает к нему уважение. Ты не заслуживаешь меня, по крайней мере, пока ты в таком состоянии. Папа любит тебя, но иногда я задаюсь вопросом, почему. Может быть, он видит что-то, чего не вижу я, но всё равно, мне надоело, что со мной плохо обращаются.

Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но я поднимаю руку.

— Я твоя дочь, и я так долго хотела просто чувствовать, что ты любишь меня достаточно сильно, такой, какая я есть. Но ты этого не делаешь. Я заслуживаю этого от тебя. Итак, я собираюсь начать делать то, что лучше для меня. Сейчас я собираюсь развернуться и уйти. Я хочу, чтобы ты ушла к моему возвращению. Я говорила это раньше, и я имею это в виду, я люблю тебя. Если ты хочешь быть в моей жизни, я надеюсь, ты поймёшь эти слова и найдёшь способ дать мне то, что мне нужно. Если нет, что ж, думаю, я никогда не значила для тебя так много, как должна была бы.

С этими словами я поворачиваюсь и выхожу из своей квартиры.

Впервые в жизни я не плачу.

Я не ломаюсь.

Я не чувствую вины.

Я поступила правильно. Я делала то, что было лучше для меня.

Самое время, чёрт возьми.

Глава 12

Малакай

Гнев.

Ярость.

Ужас.

Я смотрю на фотографию передо мной, на мужчину, который утверждает, что он парень Амалии, мужчину, который утверждает, что она стала причиной несчастного случая и разрушила его жизнь. Мужчину, который застрял дома, искалеченный и сломленный, в то время, как она общается с байкерами и отправляется в турне. Добрых три четверти моего тела восстают против этой идеи, просто не может быть, чтобы она была такой хладнокровной. Ни за что.

Я не мог так неправильно истолковать её слова.

Она такая чертовски милая, такая чертовски чистая, как, чёрт возьми, это возможно, что всё это время она крутилась за спиной своего парня, оставляя его на попечение сиделки, в то время, как сама продолжает жить своей жизнью? Это кажется неправильным, но если это не так, то почему, чёрт возьми, она просто не сказала этого мне? Почему, когда я посмотрел ей в глаза и спросил, правда ли это, она просто не сказала «нет»?

Чёрт возьми, нет.

Это всё, что она должна была сказать, но не сказала.

Она этого не сделала, потому что это правда.

Это грёбаная правда.

Я вложил в неё свою грёбаную душу только для того, чтобы узнать, что она чёртова лгунья.

Блядь.

Черт возьми.

— Президент, — говорит Маверик, врываясь в мою комнату.

— Я чертовски занят, — реву я. — Какого хрена тебе нужно, Маверик?

Он свирепо смотрит на меня.

— Понимаю, братан. Поверь мне, когда я говорю, что понимаю это. Чертовски больно, как раскалённый нож в живот, но я бы не стал тебя перебивать, если бы не думал, что это важно.

— Что такое? — выдавливаю я сквозь стиснутые зубы.

— Чарли пропала без вести.

— Что значит, она пропала без вести? Как она может пропасть без вести? Вероятно, она занимается дальнейшим изучением нашего бизнеса, и её никто не видел.

— Её не видели уже два дня, с тех пор как она была здесь в последний раз. Она вернулась, мы следили за ней, а потом она исчезла. Никто не видел, как она приходила или уходила из своего места, ничего. Она исчезла.

— Так она, блядь, сбежала? — я рычу, кровь бежит по моим венам, и мне кажется, что моя голова вот-вот взорвётся. — Я говорил тебе, что эта сука никуда не годится.

— Я не думаю, что она сбежала, — произносит Кода, входя в комнату, явно подслушав наш разговор. — Мейсон сказал, что в её квартире были люди, которые что-то вынюхивали, группа мужчин вошла и вышла с каким-то дерьмом. Искали что-то. Вероятно, свидетельства о нас. Если я прав, а, чёрт возьми, я обычно прав, я бы сказал, что наш парень заполучил её.

Боже. Блядь. Проклятье.

— Трей?

Маверик и Кода оба кивают.

— Да, Трей. Она задавала вопросы, очевидно, неправильного рода, и это, должно быть, дошло до него. Он понял это и забрал её, хрен знает, что он с ней делает, но я думаю, он отправит её обратно в качестве сообщения нам, — рычит Кода. — Вероятно, избитую до полусмерти, а то и похуже.