Приключения Конана-варвара (сборник)
Шрифт:
Он смотрел на них со спокойствием матерого волка, а когда пришло время действовать, ударил со стремительностью молнии прямо в центр полукруга. Гигант, загораживавший ему проход, рухнул навзничь, разрубленный чуть ли не до пояса, и пират проскочил сквозь строй, прежде чем чернокожие справа и слева успели прийти на помощь своему поверженному товарищу. Группа в арке приготовилась встретить его, но Конан и не собирался атаковать их. Он повернулся и остановился, равнодушно глядя на своих врагов, не выказывая никаких чувств, и в первую очередь страха.
На сей раз чернокожие не стали выстраиваться в ряд. Они уже поняли, чем чревато дробление сил перед лицом такой дикой и необузданной ярости. Гиганты сбились в кучу и двинулись на него без излишней поспешности, сохраняя строй.
Конан
Сейчас он находился всего в нескольких ярдах от стены, и чернокожие быстро смыкали кольцо, явно надеясь загнать его в угол прежде, чем он осознает всю безвыходность своего положения. Группа в арке оставила свой пост и спешила присоединиться к своим товарищам. Гиганты надвигались на него, пригнувшись, в их золотистых глазах горел адский огонь, а белые оскаленные зубы ослепительно сверкали. Они выставили перед собой скрюченные пальцы с длинными когтями, словно собираясь отразить атаку. Чернокожие явно ожидали отчаянного и безнадежного поступка с его стороны, но он вновь застал их врасплох.
Конан поднял меч, сделал шаг в их сторону, а потом резко развернулся и бросился к стене. Собрав все силы, он высоко подпрыгнул и вцепился кончиками пальцев в один из выступов. Но тот с треском обломился, и пират рухнул обратно на землю.
Он упал на спину, которая, несмотря на его живучесть, непременно сломалась бы, если бы не мягкая подушка из дерна, вскочил на ноги, как большая кошка, и повернулся лицом к своим врагам. Бесшабашное безрассудство исчезло из его глаз. Сейчас они сверкали яростным синим огнем; черная грива растрепалась, тонкие губы разошлись в зловещей ухмылке. В одно мгновение игра, в которой он намеревался пощекотать себе нервы, превратилась в схватку, где ставкой была его жизнь, и дикая натура Конана отозвалась на такую перемену со всей злобной радостью варвара.
Чернокожие на мгновение замерли, ошеломленно наблюдая за его телодвижениями, а затем попытались навалиться на него всей массой и подмять под себя. Но в это самое мгновение тишину двора разорвал пронзительный крик. Резко развернувшись, гиганты увидели беспорядочную толпу, появившуюся в арочном проходе. Буканьеры шатались как пьяные и бессвязно ругались. Они еще толком не пришли в себя, но поудобнее перехватили свои мечи и устремились вперед с яростью, которую ничуть не уменьшал тот факт, что они еще не понимали, как они здесь оказались и что вообще происходит.
Пока чернокожие в растерянности таращились на пиратов, Конан испустил пронзительный боевой клич и атаковал их, разя направо и налево своим быстрым как молния мечом. Противники валились, как спелые груши, под взмахами его клинка, а зингарийцы, нестройно завывая, пробежали на заплетающихся ногах через двор и яростно атаковали своих врагов. Пираты все еще были одурманены, они не смогли окончательно стряхнуть с себя сонную одурь; они лишь почувствовали, как Санча отчаянно трясет их и сует им в руки мечи, умоляя встать и идти сражаться. Они даже не до конца уразумели все, что она им говорила, но вида чужаков и запаха крови оказалось достаточно.
В мгновение ока дворик превратился в арену жестокой битвы, а совсем скоро стал походить на бойню. Зингарийцы нетвердо стояли на ногах, зато орудовали мечами с большой сноровкой, сопровождая удары богохульствами и бранью, не обращая внимания на полученные раны, кроме тех, что оказывались смертельными. Числом они намного превосходили чернокожих, но те показали себя достойными противниками. На голову возвышаясь над своими врагами,
гиганты сеяли смерть и разрушения, пустив в ход зубы и когти; они разрывали глотки пиратам и вспарывали животы когтями, а своими огромными кулаками запросто крушили черепа. Вступив в ближний бой, буканьеры не могли сполна воспользоваться преимуществом, которое давали им быстрота и подвижность, а многие к тому же так и не очнулись до конца от тяжелого сна и потому пропускали удары, сбивавшие их с ног. Но они сражались со слепой животной яростью, намереваясь разить насмерть, и потому сами не стремились избежать гибели. Удары мечей напоминали чавканье мясницких ножей, а крики, вопли и стоны кружили голову и сводили с ума.Санча, съежившаяся в арочном проеме, с ужасом смотрела на развернувшееся побоище; ей казалось, что перед ней крутится гигантский смерч, в котором мелькает сталь, взлетают и опускаются руки, возникают и исчезают оскаленные лица, сталкиваются и кружатся в дьявольском танце изуродованные тела.
В память ей врезались отдельные фрагменты, угольно-черные на кроваво-красном фоне. Она видела, как зингарийский моряк, на глаза которому упал лоскут кожи с израненной головы, пошире расставил ноги, чтобы не упасть, и по рукоять вонзил меч в чей-то черный живот. Она отчетливо слышала, как застонал от усилия буканьер, и успела заметить, как закатились в мгновенной агонии золотисто-коричневые глаза жертвы. Пират выдернул меч, и вслед клинку из раны ударил фонтан крови. Умирающий чернокожий схватил меч обеими руками, и моряк пьяно покачнулся; затем другая черная рука обвила зингарийца сзади за шею, и черное колено с силой ударило его в позвоночник. Чудовищная сила рванула голову моряка назад, запрокидывая ее под неестественным углом, и последовавший за этим громкий щелчок, похожий на треск переламываемой толстой ветки, отчетливо прозвучал в шуме битвы. Победитель отшвырнул тело своей жертвы, и оно повалилось на землю – в это самое мгновение голубоватая молния сверкнула сзади над его плечами, справа налево. Гигант покачнулся, и голова его упала сначала на грудь, а уже оттуда – на землю. Зрелище было жутким.
Санчу затошнило. Она поднесла ладошку ко рту и согнулась пополам. Ей отчаянно хотелось повернуться и убежать куда глаза глядят, но ноги отказывались держать ее. Не могла она и зажмуриться. Напротив, девушка еще шире распахнула глаза. Испытывая отвращение и тошноту, она тем не менее ощущала странное возбуждение, как всегда бывало с ней при виде крови. Однако это зрелище своими отвратительными масштабами превосходило все, что она когда-либо наблюдала во время налетов на порты или абордажных схваток на море. А потом она увидела Конана.
Отделенный от своих товарищей плотной массой врагов, Конан сражался в тесном кольце черных рук и тел, которое погребло его под собой. Они должны были затоптать его насмерть, но он, падая, увлек одного из них с собой, и черное тело защищало его от ударов, сыпавшихся на пирата сверху. Гиганты пинали и рвали своего извивающего товарища, стремясь добраться до бараханца, но Конан вцепился зубами тому в глотку, крепко держась за спасительный щит.
Своевременная атака зингарийцев ослабила натиск врагов, и Конан отшвырнул в сторону труп и поднялся на ноги, залитый кровью и страшный в гневе. Гиганты высились над ним, подобно черным теням, рассекая воздух сильными ударами. Но попасть в него и свалить наземь было так же трудно, как и вкусившую крови пантеру, и каждый взмах его клинка попадал в цель. От полученных им ран уже умерли бы три обычных человека, но его звериная сила и живучесть казались невероятными.
Над полем боя прозвучал его воинственный клич, и ошеломленные, но жаждущие крови зингарийцы воспряли духом и удвоили усилия, пока крики боли и ярости не потонули в отвратительном чавканье рассекаемой плоти и хрусте ломающихся костей.
Чернокожие дрогнули и попятились к арке, и Санча, видя, что они отступают в ее сторону, завизжала и поспешно убралась с дороги. Они столпились в узком проходе, протискиваясь сквозь него, а зингарийцы кололи и рубили их в спины, завывая от ненависти и злобной радости. Арка оказалась завалена трупами, прежде чем несколько уцелевших гигантов прорвались сквозь нее и бросились врассыпную.