Приключения ноплов

– Ну и что? – не унимался генерал-артиллерист. – Но на один же выстрел воздуха хватает! И потом в прошлый раз мы всё-таки попали!

Тут стало тихо. Все замолчали. Все слишком хорошо помнили, чем закончились прежние учения и в кого тогда попали из пушки. После этого случая сержант Ноплеф вообще пригрозил навсегда отменить всякие манёвры, и он бы обязательно сдержал своё слово, если бы не его долг перед генерал-адмиралом. Тому он должен военно-морские учения на воде, а ведь до озера всё равно бы пришлось как-то добираться…

– Ладно, – тяжело вздохнул сержант Ноплеф. – Ладно, господа генералы. Хорошо. Давайте сходим на луг и вместе посмотрим, что можно сделать. Но учтите, я пока ничего не обещаю.

И они отправились на луг.

Глава 8. Большая Окружная дорога – на лугу – художник Нопленэр

На луг генералы и сержант отправилась по Большой Окружной дороге. Эта дорога шла по самому краю Нопландии, вдоль самого горизонта. Дальше за ней уже не было ничего. Дальше была граница, настоящая государственная граница, со вспаханной следовой полосой и колючей проволокой. Понятное дело, что выходить на полосу и перелезать через колючую проволоку категорически запрещалось. А генералы в ту сторону даже не смотрели. Среди них не было генерала-пограничника.

Процессию возглавлял сержант Ноплеф. Шагая по Большой Окружной дороге, он время от времени останавливался и широко показывал рукой направо, на луг, на траву.

– Вот видите, господа, тут не скошено. И там не скошено. И там трава стоит в полный рост.

– А вон там-то уже скосили! – возражали ему, показывая вдаль.

– Да, там скосили, – спокойно соглашался сержант, – но идти туда нужно по нескошенному. Так что, сами всё видите.

Генералы всё видели и с досадой замолкали.

Над лугом порхали бабочки, жужжали шмели, стригли воздух стрекозы. Скромные полевые цветы, названия которым никто не знал, тихо и прилежно цвели, тайно разливая по воздуху ароматы имени себя. Смелый рядовой шёл в нескольких шагах позади генералов и время от времени останавливался, поджидая маленького капрала Ноплеона, который нарочно отставал, чтобы всем видом показать, насколько он презирает генералов. Пользуясь остановкой, смелый рядовой срывал у дороги то один, то другой цветок, то в форме розовой зубной щётки, то в виде жёлтого сердечка с белыми лепестками вокруг. Лепестки он поочерёдно открывал и хмурился, отрывая. Ушедшие вперёд генералы и вечно отстающий капрал мешали ему сосредоточиться.

– Вон! Вон! Смотрите! – впереди послышался радостный крик. Это закричал генерал-танкист. – Видите? Видите? Как это понимать? Значит, кто-то может ходить с утра по траве и даже валяться на ней, а простому генералу уже и на танке проехать нельзя?

Через несколько минут все сгрудились у края дороги и стали смотреть в том направлении, в котором показывал генерал-танкист. Зрение у всех было замечательное, и все хорошо видели, что прямо посреди луга, на взгорке, недалеко от берёзовой рощи, стоящей на берегу озера, трава была, в самом деле, несколько примята, и вот в этой траве, в самом деле, кто-то лежал. Или, можно сказать, валялся.

– Гм, – сказал сержант Ноплеф. Этим «гм» он хотел убить сразу двух зайцев: попросить генерала-танкиста заткнуться и одновременно заставить генерала-артиллериста обозначить себя среди других генералов, то есть сделать шаг вперёд.

– Гм! – снова повторил он, уже несколько громче.

Все молчали. Все слишком хорошо помнили, как в прошлый раз во время учений генерал-артиллерист сделал выстрел из своей надувной пушки и попал прямо в голову придворного художника Нопленэра, который как раз в то время находился на лугу со своим походным мольбертом и что-то рисовал. Какой-то этюд. Или даже пейзаж. Но после того, как в мольберт впечаталась голова живописца, всё то, что осталось на картине, можно было назвать только натюрмортом.

Скандал случился на всю страну. Людей искусства в Нопландии и так не хватало, а художник был вообще один. Зато очень знаменитый. Это именно он написал двойной парадный портрет их Величеств короля Ноплиссимуса I и королевы Ноплессы. Король на портрете был изображён в красной мантии, отороченной мехом белой кошки. Король был немолод. И ещё он сильно вытягивал вверх свою шею, чтобы казаться почти одного роста со своей молодой женой. Королева выглядела безупречно. На ней сидело роскошное, богато украшенное платье, о котором некоторые придворные дамы говорили, что оно затмевало своей красотой даже оперение соловья. Над головами у венценосных супругов плавали две золотые короны, выполненные в виде птичьих клеток с открытыми дверцами, что символизировало победу добра над злом. Данный двойной портрет был написан специально к свадьбе и всего лишь за одну ночь. Вся страна поздравляла новобрачных именно перед этим портретом, потому что сами король и королева накануне заразились чесоткой и в день свадьбы никуда не выходили. С тех пор так и повелось. Портрет почитался наравне с самой королевской четой. Когда чета по какой-то причине не могла присутствовать на очередном королевском обеде, этот портрет приносили из картинной галереи и устанавливали во главе пиршественного стола. Гости в таком случае ели быстро, съедали мало, и запасы продуктов в дворцовых погребах почти не убывали.

Не меньшую славу художнику принёс и рисунок ко-ноплянки – той самой священной птички, которая красовалась на гербе и на флаге Нопландии. Хотя молодого человека никто за это не осуждал. Художником его сделал сам король, издав особый указ, в котором Нопленэр сразу назначался знаменитым придворным живописцем. Хотя до этого он был простым рисовальщиком.

Всё, что умел Нопленэр рисовать до этого, это солнце и облака. Те самые, которые ходили по небу. Он был рисовальщиком солнца и облаков. И то, и другое у него получалось хорошо, хотя солнце подчас вело себя слишком взбалмошно, а вот облака выглядели грустными. Глядя на облака, удивлялся даже сам король. В них ему постоянно мерещилась одно и то же лицо. И это было лицо не его молодой жены, королевы Ноплессы, а одной из местных садовниц – прекрасной садовницы Ноплерии. Однажды король вызвал рисовальщика к себе и строго спросил его, что всё это значит. Рисовальщик пожал плечами и сказал, что он так видит. Так видит. Потому что он видит Ноплерию везде.

– Везде? – удивился король.

– Всюду, – ответил Нопленэр и стал показывать на вещи вокруг. На большой почерневший метеорит, который лежал у короля в кабинете, потом на огонь в камине, потом на водоросли в аквариуме, потом на горшок с кактусом, потом на резную дверцу шкафа… Везде молодой человек видел только прекрасную садовницу Ноплерию! Даже в линиях на ладони и даже в своих отпечатках пальцев. Последнему король особенно сильно удивился. Он приказал исполнить ему это на бумаге. И Нопленэр стал делать наброски. С тех пор он изображал садовницу в столь разных видах и позах, что хотя многие из таких видов и поз сама Ноплерия потом строго осуждала, король никогда не переставал ими восхищаться. Ему очень нравилось, например, как художник передаёт прекрасную садовницу в движении, но это было неудивительно, потому что и облака на небе постоянно двигались.

Вот так рисовальщик облаков был назначен знаменитым придворным художником. После создания двойного парадного королевского портрета, а потом герба с изображением ко-ноплянки, у Нопленэра почти не было заказов, но потом королева внезапно родила сына. На радостях счастливый король тотчас заказал художнику полную летопись всей жизни своего наследника. Иными словами, он потребовал, чтобы Нопленэр рисовал по одному портрету наследника каждый день, начиная с момента появления принца в родимом гнезде.

Лучше бы я научился фотографировать, вздыхал про себя знаменитый художник и очень жалел, что этим видом искусства ноплы почему-то мало интересовались, пока они жили на Земле. Беда была в том, что принц Нопличек рос очень быстро и при этом постоянно менялся. Более того, каждый день его одевали по-разному. Нопленэр был в отчаянии. К счастью, когда ребёнок подрос и начал отчаянно хулиганить, о галерее его портретов стали вспоминать меньше. Тогда художник уже просто отлавливал принца где-нибудь во дворце, затаскивал к себе в студию, привязывал к стулу и бросал ему на колени большого плюшевого медведя. А затем уже только удлинял принцу руки или ноги, да ещё раз в месяц вытягивал шею. Так он экономил на рисовании медведя и стула, которые оставались неизменными.