Приключения в приличном обществе

Я отвернулся, чтобы не видеть его заманчиво оттопыренного уха, за которое уже мысленно ухватил. В данный момент мне хотелось оказаться подальше от Маргулиса, в более безопасном от него месте, где-нибудь в Милане или Калифорнии, доколе не распространяется его досуг. Или прервать с ним, во всяком случае, вербальные отношения, покуда мы не оттеребили друг друга за уши и не наговорили обоюдообидное.

– Я вас намеренно спровоцировал, - мягко сказал Маргулис.
– Политик должен быть мастером провокаций. Как вы полагаете?

– Как полагается, так и полагаю, - сдержанно ответил я.

– И, тем не менее, приходится идти иной раз на это, дабы убедиться, прочно ль уверовали. Ваша реакция вполне положительна. Другой я от вас и не ожидал.

Это походило на похвалу. Но я не поддался.

– Простите меня, - продолжал Маргулис.
– Готов признать, что эта провокация была грубой политической ошибкой с моей стороны. Но зато я теперь могу полностью положиться на вас. Ведь только опираясь на сексуально активную часть населения, на вас в том числе...

– Оставьте это, - перебил его я, заметив, что он собирается темперировать все ту же тему, всячески интерпретируя ее.
– В данный момент меня больше беспокоят вопросы метафизического толка. Вопросы эмпатии, в том числе.

– Скажите откровенно, маркиз, что вы в минуты раздумий думаете обо мне?
– Я промолчал, чтобы не ответить резкостью.
– Надо нам с вами как-нибудь ночью на крышу влезть, - сказал Маргулис.
– Оттуда хорошо наблюдать чужие миры.

– Я подозреваю, что ваша компетенция в вопросах эмпатии весьма сомнительна, - сказал я.
– Все время пытаетесь увильнуть. Ночью? На крышу? Да вы в своем уме?

– Далась вам эта эмпатия, - огорчился Маргулис.
– Знаете, я вам честно скажу: я не ведаю этими вопросами.

– Не владеете, то есть?

– Владеть - владею. Но ведать - не ведаю. У нас здесь разделение полномочий. По вопросам социальной революции, перманентно перерастающей в сексуальную - не стесняйтесь ко мне.

– А Садом ведаете?
– Не знаю, почему мне пришел на ум Сад.

– Простите?

– Садом - вы?

– Ах, извините. Показалось: Содом. Вы, наверное, ударение неправильно... Содом пока что в компетенции главврача. Нет, мы к содомитам - никакого отношения. Дом Социального Обеспечения - так в официальных документах наш госпиталь значится. Но это антиобщественное наименование мы, конечно же, переменим, как только к окончательной победе придем, - заверил меня он.

– Так что насчет Сада? Вы?

– Только его сексуальной составляющей. Древо познания, например. Аллея лингамов, Древо Желания. Другие дерева в другом ведении.

– Прочие дерева тоже поименованы?

– Некоторые просто пронумерованы. На дереве номер семь Птицын всё гнезда вьет. А есть и поименованные. Дерево Смерти (Анчар) вы уже видели. Древо Смеха есть. Дерево Дураков.

– Ну, это уж слишком, - не поверил я.
– Кто ж им заведует?

– Ну, отчасти Девятый. Древесина этого древа для буратин хороша. Он их в невероятных количествах производит. Осуществляет деревянное зодчество. В деревянном мире буратин он царь и бог. Древо Смеха, кстати, у нас не занято. Хотите, возьмите его на себя.

– А Древо Смысла?

– А вот погодите. Следуйте за мной.

Следуя за ним, я спустился в парк, меланхолически рассматривая глубокоосенний пейзаж.

– Этот заведующий весьма не прост,- говорил Маргулис, часто ко мне оборачиваясь и поясняя кое-что из им сказанного живописной жестикуляцией.
– Фамилия у него самая что ни на есть сермяжная: Сидоров. Но уверяю вас, легче вам от этого не будет. В смысле взаимопонимания. Да вы уже имели как-то с ним разговор. Он сирота. Прошел очень нелегкий путь от простого рабочего до очень непростого мыслителя. И был неугоден властям, совмещая в себе героя труда и гения онтологии. Человек, переживший два падения и несколько катастроф. Сидел как диссидент, за грабеж и попытку бегства в Голландию.

Ах, вот он о ком. Как я ранее слышал, этот отъявленный философ жил в апатии в глубине парка, взирая незаинтересованным оком на блага мира сего, в окружении учеников, среди которых даже санитары участвовали и одна кастелянша. Флигель, в котором он проживал и прохаживался, был похож как две капли воды на хижину садовника моего. Видимо, тот же загадочный зодчий его соорудил.

– Иногда про него говорят, что он - наше Ницше, - продолжал Маргулис.
– Да и сам он, надев маску величия, утверждает иногда, что все мы - недочеловеки по сравнению с ним. Мыслящий тростник, то есть, по определению одного янсениста. Может, он и вправду ницше, чем мы, но недочеловеками обзывать - это уже слишком. Многие из-за этого пропагандируют против него. Вот, считалочку сочинили, знаете? Вышел Ницше из тумана, вынул плетку из кармана... Раздражает его эта дразнилка. И еще: Ехал Грека через реку...

– Грека?

– Грека, Грека. И Грека тож. Патос - этос. Я ж говорю, в нем много всего. Но порой намеренно напускает туману, как Гераклит, чтоб понапрасну не раздражать публику. Мол, его мысли преждевременны для человечества. Но - противоречив. Все предыдущие учения отверг, но и внутри своей системы противоречий не избежал. Утверждают, что это у него в результате раздвоения личности. Да какое-том раздвоение. В нем как минимум, десять бестий сидит.

– Надеюсь, эти бестии не опасны?

– Не до смерти. Как подумаешь, сколько этому человеку дано. Хватило бы на несколько личностей. А тут - всё одному. А между тем, говорю - из народа. Простая рабочая фамилия: Сердюк.

– Вы же сказали: Сидоров.

– Ну да, Сидоров. Но когда сердится - Сердюк.

– Значит, все-таки, опасность есть?
– сказал я, замедляя шаг.

– Я же говорю: противоречия в нем. И количество противоречий таково, что попал даже в Книгу Дураков Гиннеса - как самый противоречивый мыслитель. Сидоров, тот хоть умен, но не опасен. А Сердюк в приступе гнева может всего наворотить. То за плетку, то за молот хватается. Так что вы, с ним познакомившись, не доводите до Сердюка. И у врачей с ним проблемы неразрешимые. Лечат одну личность - восстает другая. И у всех личностей симптомы различные. Мегаломания в нем. МДП.

– А насколько опасна такая болезнь, как меломания?
– воспользовавшись случаем, спросил я.

– Она не опасна, пока не перерастает в виолончелизм.

– То есть?

– Ну да, виолончелизм. Непреодолимая тяга к музицированию на виоле. А что касается личностей, так это бывает даже удобно. Допустим, Сидорова рассудок подвел. Тогда Сердюк перехватывает бразды. Или Середа. Даже великие личности прошлого порой пробуждаются в нем. Бывает и некий царь в голове, а бывает вообще никого.

– Но это ведь ненормально, - сказал я.

– Конечно. Но согласитесь: нормальный человек скучен и пошл. И, в конце концов, всегда становится жертвой или рабом ненормального. Незаурядного, то есть.

– Как бы не стать его жертвой, - с непреходящей опаской сказал я.

– Насчет этого не беспокойтесь. Вы с ним соизмеримы. Со-велики, я бы сказал. Будь вы нормальный, я бы с вами вообще общаться не стал, - сказал Маргулис, успокоив меня таким образом.
– Таковы вкратце, основные черты этой личности. Или личностей, если вам угодно. Впрочем, сейчас вы сами увидите.
– Он взошел на крыльцо и толкнул дверь.
– Интересно, кто он в данный момент? Ах, только бы не Бергсон. Однажды чуть через стену не перемахнул в припадке элан виталь.