Приключения в приличном обществе

Внизу под ней качалась земля.

Вера догадалась, что вместе с яблоком висит на какой-то ветке, которая немного раскачивалась под действием ветра или иных сил. Следовало немедленно определиться, как вести себя в такой необыкновенной ситуации, оглядеться и решить, что можно предпринять далее.

Ей удалось, ломая ногти, расширить отверстие настолько, что в него пролезли и плечи, но вот бедра её, такие заманчивые для мужчин, никак не хотели протискиваться. Притом она тут же сообразила, что на гладкой поверхности яблока ей и ухватиться-то будет не за что.

Вера решила не торопить события. Стоит, наверное, обождать, может, все как-нибудь само собой образуется. Яблоко, например, дозреет совсем и станет мягким, и тогда, наделав в нем лунок, используя их как опору для ног, можно будет перебраться по плодоножке на ветвь. Или садовник его сорвет и снесет на базар, а там кто-нибудь из людей ее из яблока вынет. А пока она немного сдала назад, облокотилась о кромку отверстия и, положив на ладони лицо, стала глядеть.

Она догадалась, что висит в саду. Но как этот сад оказался вблизи многолюдной площади и даже нависал над ней, понять она не пыталась.

Народ был, видимо, собран ради каких-то торжеств. Организован в колонны, протекающие справа налево мимо высоких трибун, за которыми, еще более высокая, утвердилась Праздничная Призма, выполненная, как казалось, из тонкого голубого льда. Но, несмотря на кажущуюся холодность и строгость геометрических очертаний, Верочка почувствовала приятное головокружение, вызванное легким эротическим возбуждением, исходящим от Призмы, и поскольку возбуждаться в ее положении было опасно, Верочка отвела взгляд.

Она чувствовала себя словно в раю или в некотором царстве, тридесятом государстве на востоке Луны, словом, там, где в бодрствующем состоянии нас, как правило, нет.

Более всего ее поразило то, что рай обитаем и многолюден, по-видимому. Как вам это все описать? Кратко ль? Красочно ль?

Вера вдруг поняла, что чаемое народами всей земли наконец-то свершилось, и сексуальная революция победила в этой отдельно взятой стране. Она решила, что непременно ступит на эту землю - Эдем? Сезам?
– какая разница, как называется эта страна, если жизнь в ней наполнена сексом и смыслом, и правят не деньги, которых все равно ни у кого никогда нет, а секс.

Ей страстно захотелось влюбиться - хотя бы в того вон поручика, с лихо, как у валета, подкрученными усами, который стоял на одной из трибун в белых, облегающих, нарочно подчеркивающих весь рельеф, штанах.

На трибуне кроме поручика в красноречивых штанах стояли и другие выдающиеся люди, члены, наверное, Полбюро, а с ними - сам генитальный секретарь, напоминавший состарившегося Маргулиса.

Из репродукторов лились мажорные марши, рвались лозунги, раздавались приветствия. Развевались флаги с официальной символикой этой страны - Страны Свершившейся Сексуальной Революции, и хотя государственный герб был скорее похож на скрещенные кости, а не на пенисы о двух концах, Верочке показалось, что это не страшно, а наоборот, хорошо.

– Да здравствует наша молодежь, ура!

'Увы', - подумала Верочка, провожая завистливым взглядом колонну молодежи с красными фаллами. Ей страстно захотелось влиться в ряды, или спуститься вниз, где часть молодежи, сидя кружком под деревом, пела 'Песню о тревожном пенисе'. Всюду раздавался добровольный смех.

Далее следовала колонна передовиков. Передки у передовиков были прикрыты полупередничками, не скрывавшими почти ничего, но все равно из-за флагов (их здесь называли фаллами, а то и флагалищами иной раз), сплошным колышущимся зонтом нависавшими поверх голов, Верочке почти ничего у передовиков не удалось разглядеть.

'Еда. Единство. Сексуализм', - заявляли кумачовые транспаранты, возбуждая патриотическую чувственность.

– 'Май. Мир. Тр...'.

Что скрывалось за 'Тр...' Вера не разглядела, так как лозунг вместе с колонной уплыл влево, но со свойственным юности оптимизмом она надеялась на что-то приятное, ибо труд и другие трудности нагоняли скуку и вызывали протест.

Тем временем быстро и как-то стыдливо прошмыгнула мимо трибун группа сочувствующих, и по тому, как обвисли их фаллы и унылы лица, Верочка догадалась, что они могут только сочувствовать и всё.

Верочке на минуту стало скучно за них, и она перевела взгляд вправо, откуда приближалась колонна протестующих. Ей было любопытно, что могут себе еще требовать у трибун люди вдобавок к тому, что у них уже есть. Протестанты не кричали, не буйствовали, однако, сдержанно и сурово требовали отменить Минет. Верочка с некоторой опаской перевела взгляд на трибуны, но по тому, как снисходительно отреагировал гениталитет, она поняла, что ничего некорректного в этих требованиях нет. Более того, несколько человек тут же покинули трибуну, из чего она заключила, что народное требование на глазах у всех уже выполнено, ибо было вполне справедливо. В самом деле, наряду с Министерством Единых Требований параллельно уже существовал Минэт - Министерство Эталонов и Трафаретов, выполняющее сходные функции. Верочка подумала, что трахаться по трафарету, пожалуй, удобнее, так как некоторые Верочкины мужчины в своих экспериментах заходили порой далеко.

Занятая этой мыслью, она не сразу заметила, что последняя колонна покинула площадь - но лишь затем, чтобы освободить пространство для демонстрации военной техники, а значит, огорчилась Верочка, международное положение этой страны оставляет желать лучшего. И она с трепетом в груди взирала на проплывавшие мимо нее фаллистические ракеты, на огромную ятерную бомбу, в трейлер с которой были впряжены цугом аж три тягача, на секс-бомбы поменьше, женственные формы которых могли бы вызвать демографический взрыв в любой точке земшара. Приходилось, видимо, поддерживать паритет в отношении пуританских стран.

Верочка, почувствовав горечь во рту за эти страны, машинально откусила от яблока, и по мере того, как оно таяло на языке, внутри нее, к изумлению, всплыла вдруг трудная история этого народа, решившегося на дерзкий социальный эксперимент. Очевидно, яблоко было с древа познания истории этой страны.

Еще жили и даже здравствовали иные люди, стоявшие у истоков этой истории. Как вон та, например, достойная долгожительница, поддерживаемая под руки соседями по трибуне - бабушка этой революции, одной из первых обретшая себя в борьбе и сексе.

Все, что было до начала истории, обходили молчанием, стараясь забыть. Да и действительно, вспоминать было практически нечего, кроме разве что нескольких исторически достоверных случаев естественных взаимоотношений между мужчиной и женщиной. А так - неразборчивость и скотоложество, вызванное сексуальной необразованностью и слепо блуждающим, всесторонне направленным, полиморфно ориентированным либидо. Поэтому любовь у них принимала уродливые формы.

Власть восставшим досталась легко, потому, что основной революционный декрет, обещавший труд заменить траханьем, оказался близок и понятен всем. Да и лозунг: от каждого по возможностям, каждому по потребностям, противоречий не вызывал, так как возможности, как правило, совпадали с потребностями, и наоборот.