Приключения Вернера Хольта

Хольт кивнул. А тут с пяти утра до семи вечера расписанный до мелочей, неукоснительно жесткий распорядок дня совершенно изматывал юношей. Хольт держался: он был здоров, полон сил и не роптал, когда оберформан Шульце заставлял его с карабином и с полной выкладкой раз по двадцать перелезать через стенку.

Хольт смотрел на все это как на необходимую тренировку. На фронте не то еще будет! — утешал он себя. Там без закалки пропадешь! Однако весь царивший здесь дух, постоянные придирки, хитроумная при всей своей несложности система, призванная сломить волю каждого из них, действовала угнетающе и на Хольта.

Отведенная под лагерь территория бывшего садоводства была обнесена высокой кирпичной стеной. У ворот в большом бараке помещалась комендатура — караулка, гауптвахта и квартиры начальства. За ним простирался посыпанный шлаком плац — сто метров в квадрате. Земли садоводства, примыкавшие к трем жилым баракам, превратили в учебное поле; там были: беговая дорожка, гимнастическая стенка, ров, огневые точки, блиндажи, окопы, проволочные заграждения. В лагерях трудовой повинности молодежь проходила военную подготовку. Лопату заменил карабин.

Отделение оберформана Шульце, куда зачислили Хольта, Гомулку, Вольцова в Феттера, занимало одну из спален большого неприютного барака, где обычно размещалось пятнадцать человек со старшим по спальне. В ту же роту попало еще несколько бывших одноклассников Хольта, служивших с ним на батарее.

Оберформан Шульце был грубый, упрямый, как бык, малый лет двадцати. Лицо тупое, бессмысленное, покатый, будто срезанный лоб. В водянисто-голубых глазах ни проблеска мысли, они глядели совершенно по-звериному, так что Хольт никак не мог избавиться от ощущения, что он имеет дело с обряженной в мундир гориллой. Непомерно длинные, чуть не до колен, руки Шульце, бугры мышц на опущенных плечах и густая шерсть, покрывавшая все его тело, от вида которой Хольта при утреннем умывании всякий раз с души воротило, усугубляли это тягостное впечатление. Ума у оберформана хватало лишь на то, чтобы каким-то неестественно сдавленным голосом, способным, однако, возвыситься до хриплого рыка, передавать чужие приказания. Весь его умственный багаж сводился к нескольким затверженным наизусть параграфам устава, но при всей своей ограниченности Шульце был довольно-таки хитер и вдобавок подлец каких мало. Он ненавидел и преследовал всякого, кто был хоть немногим умнее его.

В этот вечер Шульце привязался к Феттеру. Христиан Феттер уже не был прежним толстым увальнем, он вытянулся и даже перерос Хольта. За полтора месяца, проведенных в лагере, он больше Хольта и Гомулки свыкся с грубыми нравами лагеря и усвоил ряд привычек, которых на батарее стыдился бы. Он рыгал, нимало не смущаясь, пускал ветры и похабно говорил с ребятами о женщинах, что Хольту казалось особенно противным и глупым, поскольку Феттер в присутствии любого существа женского пола все еще мучительно краснел.

Оберформан Шульце, у которого был на редкость скудный лексикон, неизменно прибегал к двум ругательствам — «скотина» и «мокрый тюфяк». Уж если кто похож на скотину, то это сам Шульце, думал Хольт. Вот и сейчас: подбоченился длинными руками, нагнулся и выставил вперед тупую рожу.

— Мокрый тюфяк! — сдавленным голосом орал Шульце на Феттера. — Я еще тебя обломаю, а сейчас лечь и встать! Двадцать раз! Я покажу, как надо мной насмехаться!

Феттер послушно падал на пол и вскакивал, считая вслух:

— Раз… два… три…

Раздеваясь, Хольт тщательно складывал одежду, а сам думал: напрасно я так стараюсь, все равно это та же лотерея! Почти все уже улеглись на свои соломенные тюфяки, отсутствовал только Вольцов.

Хольт забрался под одеяло. Вольцов — тот завоевал себе особое положение. Для вида громче всех щелкает каблуками перед Шульце, но за ширмой субординации подсказывает оберформану, что ему делать по службе, чтобы заработать репутацию примерного отделенного. Это Вольцов помог Шульце укрепить за своим отделением славу лучшего в части. Вольцов заправлял службой, а оберформан лишь косноязычно приказывал то, что предлагал Вольцов. По сути дела, командиром отделения был Вольцов, Шульце же, тешась иллюзией, что он командир, а Вольцов нечто вроде его адъютанта, подчинялся ему и не оставался в накладе. Своего у Шульце была только брань, окрики и издевательство над людьми.

Вольцова после отпуска не узнать, такой он мрачный и замкнутый. Хольт приписывал это муштре. Может быть, я тоже очень изменился… Хольт лежал и потихоньку курил, хотя курить в постели запрещалось. Ему жалко было загасить окурок. Дневальные, Феттер и белобрысый добродушный деревенский парень из Гарца усердно подметали натертый дощатый пол.

Оберформан сидел одетый у своего столика возле двери. Наконец Вольцов влетел в комнату. Он переписал в столовой распорядок дня и подал листок Шульце. Оберформан объявил:

— Читай распорядок дня на завтра! — и вернул листок Вольцову.

Вольцов зачитал:

— Пять ноль-ноль — подъем; Пять двадцать пять — двадцать девять — завтрак. Пять тридцать — построение на поверку. Шесть ноль-ноль — восемь сорок пять — строевая подготовка. Девять ноль-ноль — десять сорок четыре — стрелковая подготовка: фаустпатрон. Десять сорок пять — десять пятьдесят девять — перерыв. Одиннадцать ноль-ноль — одиннадцать пятьдесят пять — лекция: предупреждение венерических заболеваний, раздел второй. Двенадцать ноль-ноль — двенадцать сорок пять — обед, после чего отдых. Тринадцать тридцать — построение и отправка на стрельбище, упражнения третье и четвертое с карабином. Двадцать ноль-ноль — ужин. Двадцать один ноль-ноль — отбой.

Вольцов наклонился и шепнул что-то Шульце. Оберформан гаркнул:

— Упражнение четвертое с карабином будет проводиться в противогазах. Кому нужно незапотевающее стекло, пусть до утра мне доложит!

Хольт спрятал сигарету в кулак. Самому Шульце это никогда бы в голову не пришло! Если парни не разглядят мушку и все пули уйдут за молоком, ему всыпят!

Шульц назначил дневальных:

— Венскат и Губер… Встать до побудки и на носках за кофе! — Он переходил от койки к койке, через десять минут начинался обход. — Гомулка! Ну конечно, обмундирование сложено черт-те как. Вылезай, скотина! За вас всему отделению отвечать!

Рубашка, штаны, майка — все полетело в дальний угол комнаты. Гомулка молча выпрыгнул из кровати и стал собирать разбросанные на полу вещи.

Погасив наконец окурок, Хольт, засыпая, думал о завтрашнем дне. Строевая подготовка — сплошное издевательство. Стрелковая подготовка, фаустпатрон — может быть, интересно. Лекция? Опять эти венерические болезни, ну да час как-нибудь потерпим. Потом на стрельбище. Черт бы побрал эту маршировку!

Шульце, вытянувшись у двери, отрапортовал:

— Спальня пять с оберформаном и четырнадцатью бойцами к осмотру готова!

Унтер-фельдмейстер Бем, взводный командир, обходил бараки как дежурный по лагерю. Обычно он еще с порога орал: «Что за грязища, не спальня, а свинарник!» Сегодня он, видимо, был в духе и вошел молча. Будем надеяться, что все обойдется! — не успел подумать Хольт, как Бем уже рявкнул:

— Показать ноги!

Хольт сел на койку, свесив ноги. Гомулка перед тем босиком прошелся по полу и только слегка обтер подошвы тряпкой.

— Сукин сын, дерьмо на лопате! — орал унтер-фельдмейстер. — Вы только посмотрите, Шульце, на эту свинью!