Прима

И главное перед кем? Глебом! Человеком, который меня терпеть не может, и которого… терпеть не могу я. Хотя может все это довольно неоднозначные ощущения.

– Что тут делаешь? – сглотнув, наконец, выдаю какое-то подобие звуков.

– Вернулся к себе домой. – Помолчав, он поворачивается и добавляет. – Кажется, ты уже не выглядишь такой депрессивно умирающей. – Последняя реплика звучит с неприкрытой издевкой и раздражением. – Решила соблазнять наших садовников или твой мега парень тебя не в состоянии удовлетворить?

Если мое щеки до этого были просто алыми, то после его слов стали полыхающе пунцовыми.

– Ты так переживаешь о моей личной жизни? – стараюсь придать голосу уверенности.

Он делает шаг навстречу, сократив между нами расстояние до запредельного близко. Меня окутывает приятный аромат мха с нотками красного яблока.

– И как его зовут? – Глеб склоняет голову набок, перенося тяжесть тела на правую ногу. Он засовывает руки в карманы серых джоггеров, которые удивительно гармонично сочетаются с его широкой черной майкой. Мой взгляд невольно цепляется за массивную серебристую цепочку, изящно спадающую на его грудь.

Что ж, поездка в Канаду явно пошла ему на пользу – Глеб повзрослел, возмужал, а его кожа приобрела притягательный бронзовый оттенок. Мой приемный брат выглядит таким уверенным, сильным, почти хищным. И от этого по телу пробегает непонятная волнующая дрожь.

– Кого?

– Садовника, перед которым ты едва не растеклась лужицей, – мне кажется, словно Глеб хотел сказать что-то другое, но предпочел колкость.

– Ты не ответил, – я скрещиваю руки на груди.

– А с каких пор я должен отвечать? Забыла, – он жестом показывает на мою комнату. – Тут все принадлежит мне. Ты здесь на птичьих правах. Жду не дождусь, когда матушка это поймет и выгонит тебя.

– Наверное, если бы я повредила не ногу, а шею, ты был бы счастлив, – с обидой произношу, поджимая губы. Не знаю почему, но мне хочется разреветься.

Жизнь в семье – это поддержка. Так пишут в книгах. Так снимают в фильмах и сериалах. Об этом поют в песнях и слагают в стихах. Только в моей семье о таком слове никто не слышал.

Если меня однажды не станет, разве кто-то заметит это?

Я отворачиваюсь, затем молча обхожу Глеба и иду к двери. Открываю ее, жестом намекая, чтобы он убирался.

И Гордеев уходит, правда, перед тем, как покинуть мою спальню, снова останавливается запредельно близко. Секунды две может больше, внимательно смотрит на меня, словно пытается разглядеть душу.

– Не говори ерунды, – вдруг выдает он.

Его ответ вводит меня в ступор, и я в очередной раз задаюсь вопросом: не изменилось ли что-то между нами? А если да, то давно ли?!

Глава 14 - Даша

Следующие две недели Артем то ли не появляется в моем поле зрения, то ли старательно прячется. Это вводит меня в состояние вечной жертвы, которая за каждым углом пытается углядеть опасность. Я настолько напряжена, что не могу толком сосредоточиться на тренировках и постоянно допускаю ошибки.

– Не правильно!

– Куда ты смотришь, Миронова?

– Не та атмосфера!

Анатолий Аркадьевич замечает мои промахи на каждой репетиции. Он довольно требовательный и суровый, не только к танцорам кордебалета, но и к себе.

– Дарья, тебе стоит больше тренироваться. Я не вижу тебя на сцене, – в один из вечеров сказал мне хореограф. Услышать такое после похвалы, которая сыпалась на меня на протяжении долгих лет, подобно пинку в спину. Мало того, что нога подводит, так еще и эмоции дают сбой.

Не понимаю, что со мной происходит. Я будто проигрываю сама себе и это ужасно.

После замечания, я начинаю с еще большим упорством заниматься. Уделяю балету каждый свободный час, сбивая ноги до крови. Порой настолько устаю, что отключаюсь прямо в зале, не в силах доползти до своей спальни. Наверное, не будь во главе этого кошмарного желания доказать маме, что я ее достойна, бросила бы все.

Жизнь никогда прежде не казалась мне настолько тяжелой и однотонной.

День приезда мамы становится для меня очередной катастрофой. Она появляется на репетиции и видит, как мне делают замечания, хотя это не главное. Она видит, что у ее дочки не главная роль. Я так и замираю в центре сцены, не в состоянии отвести от этой женщины глаз. А она лишь заправляет прядь волос за ухо, в типичной манере прокручивая кольцо на пальце.

После репетиции мчусь домой, словно сумасшедшая. Другая бы мама подождала своего ребенка, но моя уехала спустя пять минут пребывания в зале. Видимо, такой балет ей не интересен.

Пока еду, думаю, как убедить ее поверить в меня снова, дать шанс доказать, что мама не ошиблась.

Однако в холле все мои аргументы теряются, когда Глеб неожиданно перегораживает дорогу. Я думаю обойти его, но он делает шаг в сторону, явно намекая, что пропускать не планирует. Лицо его серьезное, взгляд тяжелый, словно грозовая туча.

– Ну что еще? – я упираю руки в бока, выжидающе вздохнув.

– Давай выясним все на берегу насчет поступления.

– Давай не сейчас, – боковым зрением замечаю, как мама выходит из кухни и двигается в сторону сада.

– Потом у меня будут дела, – настаивает Глеб. И говорит он это таким раздраженным голосом, словно его бесит сам факт, что нам приходится разговаривать.

– Значит, скинешь смс-кой. Ты же научился пользоваться телефоном, – огрызаюсь в ответ. Я попыталась сделать шаг в сторону, чтобы пройти мимо Глеба, ища глазами маму, чья фигура вот-вот исчезнет с моего радара. Однако Гордеев резко перехватывает мою руку, удерживая на месте.

– Я сказал, нам надо поговорить сейчас.

Не пойму, что за требовательный тон. Раньше подобного я за приемным братом не наблюдала. Наоборот, он был скорее рад избавиться от меня, а тут отчего-то удерживает.

– А я сказала, потом.

Сталкиваюсь с его пристальным взглядом, чувствуя, как напряжение нарастает между нами. Мы напоминаем два несущихся друг на друга корабля, которым не суждено избежать столкновения. А после только катастрофа, раненное сердце и слезы. С другой стороны, Глеб держит меня пусть и сильно, но не причиняет боли.

– Глеб, пожалуйста, – тихо произношу, стараясь освободить руку. – Я ждала ее три месяца, знаю, ты меня ненавидишь и тебе в целом плевать на мои чувства, но… Дай мне пройти.