Прима
Шрифт:
Я молчу. Он отвечает сам.
– Тем, что девушки тут невоспитанные. Не хочешь извиниться?
– Нет, не очень, – стараюсь не выдать легкого волнения.
Он хрустит шеей и снова возвращает взгляд на меня. Его глаза сверкают хищным блеском.
– Неправильный ответ.
– Что ты хочешь? – сердце панически колотится в груди.
– Мне показалось, это ты чего-то хочешь. Например, – он нагло берет мой пластиковый стаканчик и делает глоток. – Веселья. Чтобы аж вены сжимались.
– Ты ошибаешься, – я сжимаю телефон, прокручивая варианты, кому, если что, могу позвонить.
Одна. Бесконечно.
– Я никогда не ошибаюсь.
– У меня есть парень, – поднимаюсь со своего места, желая поскорее убраться. Но незнакомец резко хватает меня за запястье. Его пальцы ледяные и сильные. Боль пронзает, и другая на моем месте уже бы закричала, вот только я привыкла к боли. Она стала моим вторым я после бесконечных тренировок. Балет – всегда боль.
Не моргаю. Смотрю прямо, пытаясь показать, что меня ничуть не задевает подобное.
– Врешь.
– С чего бы?
– В твоих глазах одиночество, – его фраза – пуля. Она пронзает меня до дрожи. До слез, которые готовы вырваться наружу.
– У тебя разыгралось воображение, – я все-таки освобождаюсь и начинаю отдаляться. Но даже на расстоянии слышу его реплику, брошенную мне вслед.
– Не убежишь, ведь я уже тебя нашел. Будет весело, обещаю.
Я машу рукой, останавливая первое встречное такси. Сажусь в машину, захлопнув громко дверь. Меня потряхивает, не помню, когда в последний раз так переживала.
– Куда? – спрашивает водитель адрес. Я диктую и пытаюсь привести себя в чувства.
“Это дурацкая шутка, парень просто не в себе”, – убеждаю свое измотанное сердце.
Но по итогу все оказывается совсем не так.
На следующий день, у меня проходит первая официальная репетиция в театре. Мы подходим к кулисам, и стоит только заиграть музыке, как каждая из нас вырывается на сцену, словно парящая бабочка. Мягко касаемся пола пуантами, закручиваясь в ритме композиций. Мне все еще невероятно сложно танцевать, нога ноет весь процесс, но отступать нельзя. У меня просто нет времени отлеживаться.
Музыка смолкает, и мы идем в гримерную. Почти все между собой общаются, только я плетусь в хвосте, пытаясь перевести дыхание.
– Боже, я сегодня все утро проторчала у станка, – жалуется Кириленко подругам, расшнуровывая свои пуанты.
– Ты была прекрасна, – хвалят они ее, явно приукрашивая похвалу соло-танцовщицы. Она не дотягивает и сама об этом прекрасно осведомлена, поэтому вероятно, и тренируется. Я уверена, Анатолий Аркадьевич, наш балетмейстер, делал ей на этот счет замечания.
– Спасибо, девочки, – мило улыбается им Лана. Я случайно ловлю на себе ее взгляд и не могу понять, откуда в нем столько радости. Хотя нет, понимаю, Кириленко счастлива до смерти, что подвинула выскочку вроде меня.
Закончив с одеждой, выхожу в холл. Все тело ноет от напряжения, пока я спускаюсь по лестнице на первый этаж. И стоит только мне оказаться на улице, как снова встречаю этого таинственного незнакомца. Не знаю, совпадение это или нет, но у меня складывается ощущение, словно парень за мной следит. Притом не из благоприятных побуждений.
Я
замечаю его на лавке напротив входа, он пьет фреш и чему-то усмехается, разглядывая экран телефона. Когда Кириленко выходит, поравнявшись со мной, то тоже отчего-то напрягается. Правда Лана тут же переключает спектр внимания и начинает со мной разговор.– Ты реально собралась выступать после такой травмы? Не стыдно? Ты можешь всех подвести.
– Стыдно брать роль соло, когда твой максимум десять фуэтов, – не теряюсь я. Мы никогда не дружили. А уж сколько раз она подставляла меня в училище – не счесть. Пожалуй, это девушка одна из многих, кто искренне порадовался моему провалу.
– Просто я не повернута на балете и у меня в отличие от некоторых есть еще личная жизнь, – отвечает она, прикусив губу. Уверена, мои слова ее задели. Для балерин, которые стремятся к звездной славе, быть второй – это провал. В случае с Кириленко, я вечная тень ее провала.
– Тогда зачем ты пытаешься мне что-то доказать? – сжимаю лямку рюкзака, и думаю, что в джинсах безумно жарко. Но чтобы связки всегда были разогреты, нам приходится носить не особо удобную одежду.
– Я? Тебе? Мне просто тебя жаль, Миронова, – фамилия приемной мамы режет мне слух. Напоминает, что она не верит в меня и не ждет. Это обидно, до слез. А вот Глебу, наверное, все равно, ведь он носит фамилию отца. Мало кто знает, что мы с ним вообще родня, пусть и не кровная.
– Не стоит тратить свои чувства, побереги до лучших времен, – без зазрения совести огрызаюсь я и спускаюсь по ступенькам. Мой взгляд фокусируется на том парне, который только что убрал мобильный и теперь тоже смотрит на меня.
Он лениво, словно кот, поднимается, растягивая губы в улыбке: хищной и какой-то недружелюбной. С другой стороны, когда вас преследует человек, о дружелюбии речи не идет. Но я все еще надеюсь, на банальную случайность.
– Ну привет, – произносит незнакомец, догоняя в пару шагов. Сминает стакан и выкидывает его в урну, подобно баскетбольному мячику.
– Ты меня сталкеришь? – спокойно произношу, тогда, как внутренне сжимаюсь в ожидании ответа.
– Может быть.
– Я обращусь в полицию.
– Обращайся.
– Слушай, – я останавливаюсь у остановки. Впереди едет автобус, в который я планирую сесть. И неважно, что он не довезет меня до дома. Главное подальше от таинственного незнакомца.
– Тебя было легко найти, крошка. Интернет нынче знает все. И я не видел в твоем профиле никакого парня. Знаешь, что врушек принято наказывать?
Автобус останавливается, из него выходят люди и в тот момент, когда он собирается сдвинуться с места, я не говоря больше ни слова, запрыгиваю на задние ряды. Прикусываю губу, молясь всем богам, чтобы этот человек не последовал за мной дальше. Сердце в груди так неистово бьется, что кажется, оно вот-вот выскочит. Давно меня не окутывал страх. Инстинкт самосохранение подсказывает, что я нажила себе новую порцию проблем.
Прохожу в глубину салона, усаживаясь на свободное место. И только сейчас замечаю, что парень стоит на остановке. Он не пошел за мной, но его дьявольская улыбка приводит меня в ужас.