Прими как есть

— Дай мне пройти, — потребовала, и всё же задрала голову, чтобы взглянуть на эту сволочь.

— Я места мокрого от него не оставлю, Тина, — добавил, вспоминая про Артёма. — И… то, что ты сделала в машине… просто хочу, чтобы ты знала… — опустил голову ниже, заставляя их носы соприкоснуться, — я заставлю тебя пожалеть об этом.

Глава 45

Приснится же такое…

Какой-то винегрет из лиц, событий и мест. Знакомые голоса, принадлежащие не тем людям. Запахи и прикосновения.

Стас сел в изголовье кровати и, медленно выдыхая, растёр лицо ладонями. Почувствовал дискомфорт в грудной клетке при вдохе. Будто внутри поселилось нечто, сжимающее костлявые пальцы на его лёгких.

Сомкнув веки, всё ещё видел перед собой мать. Она что-то кричала, направляя весь свой гнев на него. Её глаза были полны боли и непонимания.

— Так нельзя, Стас! Ты в своём уме?! Неужели ты мой сын?!

Он не помнит, о чём шла речь, но сейчас, сидя в постели и проигрывая в уме всю ту белиберду, приснившуюся ему, он догадывался.

Это всё она. Наверняка дело в рыжей. Наверняка его совесть, которую он давно похоронил, пытается достучаться до него. Через мать.

Там был и отец. И он смеялся сквозь слёзы. Смеялся над ним, при этом сидя за столом и отламывая кусок утки с общего блюда. Смеялся и одновременно жрал дичь. Говорил, что ничему уже не удивляется. Лёва, Лерка, этот мудила Артёма. Они все там были. Наблюдали за тем, как его родители в очередной раз разочаровываются в нём. Чтобы он ни делал… отец всегда считал его… отбросом. Стас всегда был недостаточно хорош, чтобы носить фамилию своего отца.

А теперь ещё и мать.

И чёртова совесть, будь она неладна!

Он стоял там как истукан и пялился на белоснежную скатерть. Изучал выбитый на ней шёлковой нитью узор. И слушал. Этот омерзительный смех. И видел руки. Чьи-то нежные тонкие руки, убирающие со стола лишние приборы.

— Не убирай, — он шагнул к столу, — это моё. Я буду есть…

— Твоего здесь ничего нет, — раздался голос отца, и Стас даже вздохнул от облегчения, что этот нездоровый смех, наконец, прекратился, — пошёл прочь отсюда, щенок!

Теперь он смотрел на то, как приборы со стола исчезают. Тонкие и изящные пальцы подхватывают вилку и нож, и складывают приборы на тарелку.

Отчаянный взгляд поднимается выше по рукам. Стас видит длинные рыжие локоны, струящиеся по плечам. Забывает дышать.

А она что здесь делает?!

— Тина? — едва не протянул к ней руки.

Повернувшись, девушка уставилась на него безразличным взглядом. Будто смотрит и не видит вовсе.

— Мерзкий ребёнок, — произнесла не своим голосом. Чужим. Грубым. Взрослым. Будто говорит не она, а тётка, разменявшая пятый десяток. — Какой же ты тупой… идиот! Тупорылое отродье!

Что?..

Он несколько раз моргнул, думая, что всё это ему мерещится. Посмотрел на Лёву, но тот почему-то ухмылялся. Будто его вся эта сцена забавляла.

— К чему столько драмы, Стас? — спросил друг, продолжая ухмыляться. — Просто Прими это…

Чёрт!

На этих словах он проснулся. Липкий и мокрый. Оторванный от реальности. Вымотанный, будто не спал, а сдавал нормативы по физ подготовке.

Охуеть просто…

Он смотрел в стену напротив, и раз за разом прокручивал в башке этот сон. Чтобы к обеду не забыть.

А ведь забудет. Наверняка. Стоит снова заснуть, и утром он ничего не вспомнит. Обнулится, и в памяти останутся лишь рваные картинки, не имеющие никакого смысла.

Откинув одеяло, Стас поднялся с кровати и, вырвав из записной книжки лист, включил свет и принялся записывать всё, что помнил.

Отложил ручку и пробежался белым взглядом по записям.

И только сейчас поймал себя на мысли: а за каким хером он вообще это писал? Чтобы что?..

***

Едва ли это можно было назвать сном. Кристина уже не первый час переворачивалась с одного бока на другой, и уговаривала себя поспать. Но стоило ей провалиться в дремоту, как она вздрагивала и подскакивала в постели. Будто её вырывали цепкими лапами из царства Морфея, нарочно заставляя страдать от бессонницы.

Перевернувшись на живот, Кристина тихо завыла, лицом зарываясь в подушку. Собственная беспомощность доводила до тупого отчаяния.

Она поссорилась с Таней, и теперь, казалось, что весь мир сговорился против неё.

Кристина не могла рассказать Татьяне всё, что происходило сейчас в её жалкой жизни.

Ни единого слова о том, что Холодный отравляет ей жизнь каждый божий день. Что теперь? Теперь он нашёл ещё одно слабое место? Артём? Теперь он будет угрожать и ему?

Заяви на него… нашептывал хриплый голос в сознании.

Заяви. Ты ничего не потеряешь.

Задумалась… можно ли в полиции попросить сделать так, чтобы её родители ни о чём не узнали? Можно ли сделать всё тихо? Тогда она сможет уберечь отца и доказать этой сволочи, что она может за себя постоять.

Хватит ли у неё смелости?

А если риск будет неоправдан? Что, если она этим всё только усугубит?

Невыносимо… эти мысли выбивали почву из-под ног. Заставляли метаться и сходить с ума!

Поднявшись, Кристина вылезла из постели, взяла телефон и, накинув на себя халат, вышла из комнаты. Тихо прошагав в сторону кухни. Усталый взгляд наткнулся на пару чашек в раковине.

А это значит, что Холодный не стал составлять компанию своему другу за столом.

Да и, зайдя к ним домой, Стас просто оставил ключи от автомобиля в кармане куртки Никиты. Крикнул тому, что уезжает. И, бросив на Кристину красноречивый взгляд, приложил палец к своим губами. Как бы намекая на то, что она должна помалкивать.

Ушёл, беззвучно закрывая за собой дверь. И оставляя после себя мутный и вязкий осадок на дне её растоптанной и обесцененной души.

— Ненавижу, — сказала, тихо отодвигая стул, чтобы сесть.

Из-за него она поссорилась с Таней.

Не то чтобы сильно, но подруга, судя по всему приняла за оскорбление её слова.

"Я никому и ничего не обязана объяснять и рассказывать, Таня! И тем более — тебе! Ты мне не мама!"

Таня пыталась выяснить, что происходит между её подругой и Холодным. Возможно, наседая на Кристину сильнее, чем стоило. Но она видела, что что-то не так.

Но любые расспросы заканчивались ничем. Кристина отмахивалась, утверждая, что у неё всё в полном порядке. Что ею руководит усталость и банальное отсутствие настроения.