Принцесса Иляна

– Чтобы воевать против тебя?

– Да.
– Влад досадливо вздохнул.
– Если б поход в Валахию состоялся в августе, как Матьяш с самого начала мне пообещал, то сейчас собирал бы подати я. Деньги бы текли в мою казну, а не в казну Басараба. Но Матьяш решил выждать, а мне теперь нет особой причины идти в Валахию. Пусть я займу трон, но удержать его будет трудно. Почти невозможно. Разве что мне улыбнётся удача, и я с помощью воинов из Эрдели и молдаван сумею поймать Старого Басараба вместе с обозом, в котором находится казна. Но на это надежда слабая. Гораздо более вероятно, что я окажусь на валашском троне, не имея денег. А как править с пустой казной? Что я буду делать, когда воины из Эрдели и молдаване захотят вернуться домой? На кого мне тогда опереться?

– У тебя не будет войска, - задумчиво произнесла Илона, - а Басараб, раз он останется при деньгах, сможет нанять армию. И пойдёт на тебя в поход? И лишит трона?

– Ну, вот! Даже ты, женщина, понимаешь!
– не сдержался Влад, но злился, конечно, не на жену, а на Матьяша.

– Но почему же тогда Матьяш откладывает поход, если всё это понимает?
– продолжала недоумевать Илона.

– Ждёт итальянских денег, - зло усмехнулся Влад и бессильно уронил голову на подушки.

Илона склонилась над ним:

– А сколько тебе понадобится денег? У нас ведь есть деньги. Не забывай: отец дал за меня хорошее приданое.

Лицо мужа посветлело, и теперь он усмехнулся уже добродушно:

– Мне нужно, по меньшей мере, в пять раз больше, чем всё твоё приданое. Двадцать тысяч золотых ничего не изменят, так что оставь их в сундуке у того старого еврея.

– А если я попрошу отца, чтобы он дал тебе денег?
– не унималась Илона.
– Он очень богат. Думаю, у него сейчас найдётся и сто тысяч.

– Я сам говорил с ним об этом, - признался Влад и принялся вспоминать, глядя куда-то вверх.
– Ещё давно был этот разговор. Я просил в долг на три года. Обещал твоему отцу, что заплачу проценты выше, чем если он будет давать деньги в рост с помощью евреев. Однако твой отец отказал. Поверил в мою честность, но не в успех моей затеи. Сказал, что даже если я три года продержусь на валашском троне, то всё равно не смогу вернуть долги. Сказал: "Не такая уж доходная вотчина эта Валахия".

Илона, склонившись над лежащим мужем, пыталась поймать его взгляд:

– Но что же ты тогда будешь делать? Неужели ничего сделать нельзя?

Влад, всё так же глядя куда-то в потолок, положил ей руку на спину, а затем притянул жену к себе:

– Ты, в самом деле, хочешь, чтобы я думал об этом сейчас? Иди-ка лучше сюда.

II

Илона, сидя у окна в пештском доме, смотрела на улицу. За окном по-прежнему порошило. Крыши окрестных зданий совсем побелели. Даже самые краешки черепицы, красной или коричневой, не выглядывали из-под снежных наносов. Вся улица стала белой, а конец её и вовсе терялся где-то за пеленой снежных хлопьев.

Илоне почему-то казалось, что и в Валахии сейчас идёт такой же сильный снег. Мысленным взором она видела незнакомую белую равнину и широкую белую ленту замёрзшего Дуная, а через эту реку двигались тёмные точки - много тёмных точек, которые собирались в цепочки и ручейки. Это были пешие воины. Турки. Но почему турки, если больше всего Владу следовало опасаться не их, а Басараба Старого?

Пришлось тряхнуть головой, чтобы отогнать от себя это странное видение, и теперь Илона видела перед собой другую картину - картину событий в Секешфехерваре, произошедших не так давно, в декабре. В этот город матушка Матьяша сопроводила свою будущую невестку Беатрикс, а в полумиле от городских ворот этих путешественниц уже поджидал Его Величество.

Матьяш ещё давно решил, что все торжества, связанные с его свадьбой, должны отличаться необычайно роскошью - такой роскошью, которая поразила бы все европейские дворы, однако не на всех она произвела нужное впечатление. Итальянцы, которые прибыли в свите Беатрикс, и послы итальянских государств, уже давно жившие в Венгрии, невольно задумались, как венгерский король может тратить столько денег на свою свадьбу и при этом жаловаться, что ему не хватает денег на войну с турками. Чего стоило одно только убранство того места возле Секешфехервара, где король должен был встречать свою невесту!

Об этих разговорах Илоне сообщила Маргит, которая знала латынь и потому неплохо понимала итальянскую речь. А особенно их поразили итальянцев не тенты из красного бархата, раскинутые над креслами для сотен почётных гостей, не нарядная одежда слуг и даже не огромное количество трубачей и прочих музыкантов. Итальянцев поразило то, что всё огромное пространство, где должна была состояться торжественная встреча Матьяша с Беатрикс, застлали синей тканью, и не самой дешёвой.

Бесконечное число рулонов раскатали по земле, закрывая её, чтобы никто из приглашённых немецких князей, а также венгерских магнатов, епископов и прелатов, не говоря уже о разодетых дамах, не запачкал обувь или нижние края одежды, если снег вдруг подтает, смешается с землёй и превратится в грязь.

У Илоны, стоявшей возле тёти Эржебет, мысли также постоянно возвращались к этой ткани, которую основательно затоптали и порвали шпорами, делая негодной для использования в будущем. Кузина Его Величества смотрела на то, как Матьяш, сопровождаемый блестящей свитой, ступает по синим полотнищам, и как впереди него на красной подушке несут меч, отделанный золотом и драгоценными камнями. Мелькнула мысль: "А на войну с султаном Матьяш отправится так же?" Наверное, что-то подобное подумал бы и Влад, будь он здесь.

Пока Беатрикс преклоняла колени перед Его Величеством, пока Матьяш вёл её к одному из кресел под красными тентами, пока один из епископов произносил приветственную речь на латыни, и пока Беатрикс отвечала на неё, Илона всё пыталась подсчитать, во сколько же примерно обошлась церемония. Конечно, считать деньги в чужих кошельках нехорошо, но вся эта роскошь ясно говорила, что для Матьяша сто тысяч золотых - не такая уж большая сумма.

Эти мысли не оставляли Илону и тогда, когда вся блестящая процессия двинулась в Секешфехервар, а по дороге два немецких князя изобразили для всеобщего развлечения потешное рыцарское сражение. О том, сколько потрачено на торжества, Илона задумывалась и на следующий день, когда все собрались на мессу в главном соборе города, и ещё день спустя, когда вместе с тётей Эржебет и всеми Силадьи участвовала в церемонии коронации Беатрикс в том же соборе.

Роскошь казалась уместной и в то же время излишней, особенно в том, что касалось фейерверка, устроенного после коронации и праздничного пира. Влад наверняка бы сказал, что порох, который используется для фейерверка, можно было бы употребить с большей пользой.

* * *

В октябрьские дни, проведённые в Надьшебене вместе с мужем, Илоне иногда приходила пугающая мысль: "А вдруг мы с Владом видимся в последний раз?" Эту мысль следовало гнать подальше, но окончательно прогнать её у Илоны так и не получилось. Судя по всему, именно эта мысль стала причиной странного разговора, который состоялся, когда муж в очередной раз привёл Илону в комнату на втором этаже трактира.