Принцип неопределенности

Республика была сложным устройством. Вероятно, самым сложным, которое я могу назвать после человеческого мозга, или даже более сложным, поскольку включало эти куски студня, как логические элементы. Её величественный и хрупкий свод держали сотни колонн, и упади одна - рухнет весь неф. Но это было прочное здание, его, как раствор, скрепляли Законы, объект поклонения в храме Республики. Именно так, с большой буквы. Как в республиканском Риме. Закон - её высшая наука, так можно было сказать о ней. Миллионы мелких и больших ограничений. Слишком долго её жители избегали всяческих войн, а олигархи - расходов.

Иные возмущали до глубины души, но были разумны с точки зрения коллективной оптимизации. Казалось, почему нельзя вводить в навикомп любые координаты без ограничений? Выйти у входа в атмосферу на низкой орбите и сэкономить время до посадки? Но если каждый начнёт так делать, будут аварии с масштабными последствиями. Обязательно фиксировать свои перемещения в бортовом журнале? И на то есть свои причины. Обязательные медосмотры, карантины и обеззараживание в определённых местах. Неудобно? Но в масштабах Галактики это также просто и необходимо, как и мыться в бане раз в неделю в средневековье. Иначе может случиться эпидемия, нежданный гость из иных миров, не менее безжалостный, чем бубонная чума. Жителей Республики с детства приучают к ответственности и соблюдению всех установленных норм и правил. Объясняя ещё со школьной скамьи, зачем и почему это делается. Это как мыть руки и спускать воду в общественном туалете. Дело воспитания. Или дрессировки. Школьная программа примерно на треть состояла из предметов, пытающихся сделать из ученика адекватного ожиданиям такого общества гражданина. Гражданина, который не станет поджигать дом, в котором он живёт.

Закон, неотвратимый и единый для всех, - фетиш Республики. Неожиданно, но воспитанные в такой среде люди в большинстве своём считают это правильным и, придя чудом к власти из низов, зачастую не забывают этих принципов. Хотя это случается так же часто, как китайская пасха. Неотступный контроль, голокамеры на каждом углу, дроиды-полицейские гарантируют это. Ты свободен делать что угодно, но каждый твой шаг фиксируется. А с преступниками тут, на 'Коре', как звали столицу местные, поступают, как с психически больными. Если ты не понял этого, то тебя будут перевоспитывать. Лечить социальный недуг. Никто не посадит тебя в камеру и не забудет о тебе на весь срок заключения, предписанный судом. Вас ждет общение с психологами и психиатрами. И в зависимости от их мнения срок может быть уменьшен. Или увеличен. Ради вашего же блага неприспособленного к социальной жизни делинквента не выпустят на свободу. Но это также зависело от того, кто и где вынес приговор. Местами преступников выправляли на дыбе, или сажая на кол.

К сожалению, контрабанда здесь не считается невинным преступлением. Она рассматривается, как нарушение закона, подрывающее честную конкуренцию и косвенно способствующее целой цепочке других правонарушений. И как несущая косвенную, но всё равно немалую угрозу социуму. Создающую благоприятствующую среду для пиратства, наркоторговли и рэкета. Сама по себе она - экономическое преступление. Но незаконное проникновение через карантин и таможню, хранение оружия и многие другие мелочи, совершаемые нами безостановочно 'весили' в годах заключения много больше.

Всё это зависело и от мира Республики. По большей части, это относилось к центральным мирам. В мирах экзотов же, на Внутреннем Кольце, и ближе к рубежам цивилизации можно было встретить любое безумие. Узаконенное рабство, каннибализм, неравноправие и тоталитарные планетарные правительства, общества с кастовой структурой. Более того, многие виды считали это для себя более естественным и верным, чем люди идеалы свободы и народовластия. И переубеждать их никто не стремился. Себе дороже.

Учитывая, что мы совершали подобные правонарушения по отношению к различным планетарным и секторным правительствам, имеющим самое разнообразное законодательство, то каждое из них теоретически могло предъявить нам своё собственное обвинение. И какой именно суд согласно верхнему республиканскому закону, регулирующему взаимодействия между этими государствами внутри колоссального интергосударства, должен был нас судить - оставалось только догадываться.

Но в Республике на кол бы нас точно никто не посадил. По счастью, для того, чтобы войти в её состав, надо было удовлетворять ряду требований и настоятельных рекомендаций. Требования вроде запрета на пытки, работорговлю, ограничения свободы передвижения или свободы вероисповедания. Обойти их Сенат при голосовании за одобрение вступления в Республику нового её члена не мог.

Другое дело - рекомендации. Они же были более широкими: отсутствие телесных наказаний, всеобщее равенство, отсутствие сословного разделения, которое тем не менее подчас присутствовало, даже феодализм с ленным правом ещё не вышли из моды в некоторых глухих краях Галактики. Похоже, короли и принцессы ещё долго будут блистать на балах и в эпоху звездолётов.

Требования к гендерному равноправию также носили рекомендательный характер. Далеко не все культуры и виды считали это разумным в силу своих психологических отличий, зачастую выраженных намного ярче, чем у людей. Никого же не удивляет факт того, что в полных гражданских правах по биологическим причинам поражены почти все люди младше восемнадцати лет? Экая несправедливость!

Но при этом никто и никогда не мог запретить своим гражданам эмигрировать в другое место, где их права и обязанности могли быть иными. Это было основополагающим требованием при вступлении в Республику, гарантирующим то, что самим жителям местные законы нравятся, какими бы порой абсурдными со стороны они ни казались. Хотя я мог и идеализировать систему, познакомившийся только с её лицевой стороной.

По этой причине многие государства и носили статус ассоциативных членов, хитро объезжая эти правила и пользуются определёнными экономическими удобствами, не входя в состав Республики полноценно.

Целый сектор вообще был отдан на откуп транспланетарным и транссекторальным корпорациям. Они сами устанавливали правила игры в корпоративном секторе, соблюдая на его территории только верхние, весьма материалистичные законы. Планеты-офисы, планеты-шахты, планеты-заводы. И всё это с корпоративным доступом. Они даже, по слухам, вели собственные тайные войны друг с другом, дела до которых Республике не было. В итоге, для понимания устройства Республики не помешало бы специальное образование, которым я не обладал.

Я не тешу себя иллюзиями насчёт того, что я 'крыса из нержавеющей стали' в мире из пластали, дюракрита и закона, или борец за свободу - это наивные, омерзительно романтичные оправдания. А я стараюсь не нуждаться в оправданиях вообще. Поскольку мне и только мне принадлежит право выбора, как мне поступать. Право - это желание, обвенчанное с возможностью его осуществления.

Республика сравнима с живым многоклеточным организмом, а наша команда с чужеродной клеткой. Чей геном развивается непредсказуемо и хаотично, и чья тяга к жизни и деятельности очень сильна. Настолько, что её почти ничем не убить. Она бессмертна в своём стремлении менять всё окружающее под себя, как ей хочется. И ей плевать на другие законопослушные клетки организма. Это раковая клетка. Но, убивая организм, она приближает и свою собственную гибель.

Осознание этого угнетало Фарланда, воспитанного по иным принципам. Он, как это ни странно звучало, был мучим ежедневно своей совестью. Как печень Прометея клевали грифы, копаясь во внутренностях, так неотступно она пытала Фарланда, ворошась в его мыслях. Думы об этом натолкнули меня на то, что это может быть и заразно. Может, я и допущу сомнения в свой разум, но только после смены профессии.

Я шёл по коридорам за ним, осторожно глазея по сторонам - чтобы не потеряться. Непривычный вид с треском рвал шаблон - я не мог решить, где я нахожусь; на улице или в здании? Без неба над головой, но в то же время в некоем просторе, окружённом то ли зданиями, то ли скоплениями квартир и лавочек, открытых к "улице" прозрачными фасадами. Внутренности муравейника - вот что это, догадался я.

Даже многие люди были одеты по-домашнему, словно бы и не покидали своей квартиры, хотя и находились 'на улице'.

Чувство направления и привычный способ ориентироваться по улицам в любом незнакомом городе с грохотом сошли под откос - пешеходная зона и спрятанные в свои желоба транспортные потоки не пересекались, а всякий конгломерат коробок жилого, торгового или иного назначения носил сложный кодовый номер. Фарланд, видя моё смятение, объяснил мне способы ориентирования на местности, которые здесь использовались. Мегаблок в форме куба был организован на зоны, сектора и уровни, связанные инфраструктурой самого причудливого типа, и менее чем за полчаса любой желающий мог добраться в случайно избранную точку, буквально двигаясь по адресному номеру. Каждой группе цифр числового кода соответствовала привязка к своему же виду транспорта - лифты связывали разные уровни, скоростные дороги, пролегали на нескольких отметках одного уровня, и ещё более быстрое маглев-метро стягивало воедино один горизонтальный уровень города.