Принцип неопределенности

– Если на корабль наложат арест, то лучше бы нас на нём не было, - пояснил решение капитан.
– А сидеть и ждать эвакуатор можно в другом месте. Главное не болтать, и не привлекать лишнее внимание. Придумайте легенду поубедительней и не говорите слово, начинающееся на 'мусор', вслух.

Фарланд предложил разделиться. В таком случае, если кто-либо из нас задержится, то другая половина команды выведет корабль с планеты и дождётся на нейтральной территории остальных. Звучало обнадёживающе, но начинающий аналитик внутри меня сходу нашёл головняка на неделю вперед. Действовать без плана, импровизируя по ходу, - удел героев. А я в их буйные ряды не стремлюсь.

Я выбрал спидер маневреннее, но более тесный и провонявший куревом. Капитан был не против, предпочитая взять более комфортабельный транспорт. Комфорт - понятие относительное особенно для человека погруженного в себя так глубоко, что глубина эта лежит на грани душевной болезни. Фарланд тоже не возражал. Во всяком случае, не долго. Взяв с собой из корабля всё необходимое, я отправился с ним в путешествие. В необъятном арсенале Травера, помимо автоматов, неожиданно найденного повторителя и брикетов взрывчатки нашлось и несколько оглушающих пистолетов. Но они всё равно не удовлетворяли местному законодательству. Кухонного виброножа мне не хватило, но и свой музейный штык-нож я брать не стал. Это вполне себе холодное оружие с тридцатисантиметровым клинком. Я был безоружен. Безоружен? О, нет, разумеется, моё главное оружие всегда со мной.

Выведя аэроспидер из кишки туннеля, Фарланд набрал адрес и беспечно отпустил штурвал - автопилот взял на себя дальнейшее управление. Права на вождение - это давно утерянная людьми привилегия - ими теперь обладал сам автомобиль. И делал это он намного лучше человека. Компьютеры и ИскИны Галактики умели не только здорово играть в игры вроде шахмат или го, но и не менее успешно управлять почти любым средством передвижения. Напротив же - умение, летя на огромной скорости, управлять этой воздушной повозкой сразу в трёх измерениях и относительно плотном потоке - это не то, чем обладает среднестатистический человек. Учитывая, как водят люди на абсолютно ровной дороге, и как приходится усложнять автотрассы ради снижения аварийности, я думаю, и на Земле, со временем, люди разучатся водить, или это станет таким же распространённым навыком, как способность скакать верхом на лошади.

Я глазел по сторонам, как на автобусной экскурсии: на ослепляющие огнями стены рукотворного ущелья, на колоссальных масштабов рекламные голограммы, корчащиеся в припадках лицемерия. В Силе царило безумие; миллионы разумных со своими стремлениями, охваченные страстями и отчаянием, беспочвенной радостью и, напротив, вполне рационально потерявшие всякий смысл жизни, менявшие свой рок и плывущие по течению предназначения, все они своим несогласованным хором стремлений и судеб сливались в единую симфонию. Сила не пульсировала, она растекалась всюду единым океаном, и пульс отдельных точек размывало могучими волнами неразличимого в своём сплавленном, смешанном состоянии эха будущего. Миллиарды разумных одновременно строили свои отдельные жизни и текли в едином течении. Так как всё в мире состоит из простого - редуцируясь как сложный механизм на отдельные части, но одновременно с тем в мире и нет ничего простого.

С трудом я смог направить свой взор на что-то конкретное.

На себя. Только теперь, в этой мешанине, я смог увидеть именно себя, оттенённого этим потоком, размывавшим моё сознание и таким изуверским способом создающим его хоть как-то различимые границы. Я рассекал Силу, как крупное судно, кильватерная струя которого определяется чувствительными сенсорами на многих километрах от корабля и через час после прохода. Словно размешивая густую краску, поднимая вязкие и тяжёлые донные слои, я баламутил Её потоки.

Виной тому было моё любопытство, ведь хорошо известно, что сам факт наблюдения меняет рассматриваемый объект. Столь хорошо, что мы слабо задумываемся о смысле сказанного. Какой астрономической гордыней надо обладать, чтобы решить, что человек способен влиять на что-то одним своим ленивым взглядом. Но пищу ей дала, как это ни странно, сама наука, успешно вытравливающая всякую человеческую меру из всего тварного и земного в этом мире.

Некоторые считают, будто бы квантовая неопределенность схлопывается, как только человек посмотрит на картинку, формирующуюся электронным микроскопом, или взглянет на некую кривую на мониторе. Эти 'мудрецы' безапелляционно переносят процесс, происходящий в своём сознании на окружающий мир, подобно религиозным фанатикам не оставляя места пустоте незнания. Порождает ли акт наблюдения конкретное местоположение частицы или же он фиксирует его - обе точки зрения не доказуемы ровно по той причине, что вообразить мир без наблюдателя сам наблюдатель не в состоянии.

Выбросив антропоцентризм из квантмеха и вооружившись высшей математикой, уже не встретишь в языке тензоров и интегралов ни самого наблюдателя, ни его нелепого языка, неподходящего для точного описания реальности. Но даже она не в силах решить задачи, порождённые самой природой человеческого сознания, поскольку и не способна их поставить.

В каком же положении находятся частицы, пока мы спим? В своём привычном безумном хаосе неопределенности, дожидаясь того момента, как мы проснёмся и взглянем на них? И тогда-то они из толпы призывников и превратятся в ровные ряды и шеренги военнослужащих?

Но ответить на этот вопрос мы, увы, не в силах. Для нас не существует мира за пределами чувственного опыта.

И я не задавался бы подобными вопросами, не влияй они на мою жизнь напрямую. Не только Последний, но и вполне квантовый Травер проиграл за светящимся столом название своего корабля, хотя с тем же успехом мог этого и не сделать. И пусть на случайность настоящего момента никто не в силах повлиять, но я вполне способен заглянуть в будущее. И в такие моменты я не радуюсь этому, как ребёнок, но как всякий прикоснувшийся к бессмысленности своего бытия человек стараюсь узнать о нём ещё больше. Может в наивной надежде найти в этом всём некий смысл; но пока я его не вижу, мне остаётся сплавляться по своей реке туда, куда впадают все реки. В то, что нельзя даже вообразить, находящееся за рамками самого неизбежно гаснущего, как короткая восковая свеча, сознания. В непознаваемое, а оттого внушающее липкий страх будущее без меня самого.

Но вдруг у меня в руках не что иное, как весло? Пульт от этого маниакального аттракциона?

Сам факт моего заглядывания за границу настоящего уже меняет его, ведь узнав будущее, я менял расклад вероятностей тем, что мог в него вмешаться. Да и просто конкретизируя его. Но порождая конкретику, или просто фиксируя её? Возможно, очередной самообман, но что стоит попытка? И я, как это может показаться, не задаюсь риторическими и пустыми вопросами. Я со всей уверенностью собираюсь это проверить.

Я страстно захотел скрыть свои намерения от Силы, ведь тогда Она не 'узнала бы' о моих планах и не была бы так взбудоражена, хотя столь вульгарный личный подход - лишь костыль, уродливая фигура речи. Я постарался представить себя замкнутой точкой в течении, готовой покинуть его при желании. Батискафом. Субмариной, один только перископ которой мог выдать меня радарам. Перископ, создающий неизбежную турбулентность, пусть и не такую заметную, как огромный корпус судна, но всё ещё фиксируемую чувствительными приборами.

Сила - часть реального, поскольку воспринимается мной одним из множества чувств, возникшим странным и пускай пока необъяснимым для меня образом.

В Силе, этом пространстве смыслов, ничего не значат чёткие мысли и сухие цифры - действенен лишь язык символов и образов - им я и воспользовался. Россыпи образов и значений, возникающие в ответ на мыслительное усилие и работу фантазии, служили важным инструментом в воздействии на реальность.

Ощущение Силы начало снижаться, как и неоднородность её вокруг меня. Я замер в созерцании мира, сжавшегося до объема точки.