Принесенный ветром

Меня охватила тоска: и за этим я притащилась сюда, на заброшенную дачу Белкиной? Бросила свою машину, которую наверняка уже угнали!

Вечерело. Комната быстро наполнялась мраком. Я снова перечитала открытку, присланную Аде братом Николаем, но ничего нового в куцем поздравлении не обнаружила.

От отчаяния я принялась трясти журналы, лелея слабую надежду, что из одного выпадет драгоценный конверт. И действительно, отовсюду посыпались бумажки: листочки отрывного календаря с кулинарными рецептами, клочок бумаги в клеточку с рецептом лечения бронхита, несколько старых жировок, потрепанная синяя сторублевка 1993 года выпуска, выкройка юбки полусолнце на куске кальки и еще много всякой всячины. Из этой коллекции бесполезной макулатуры я, наконец, выудила то, что заставило сердце радостно забиться. Нет, это не был конверт с адресом покойного братца Белкиной. Это было целое письмо, написанное нетвердым, но все же знакомым размашистым почерком, таким же, как на открытке.

В комнате сгустилась тьма, и мне с трудом удалось разобрать первую строчку: «Дорогая Ада, прости, что долго не отвечал на твое письмо». Письмо было длинным, на четырех листах, вырванных из ученической тетради в линейку, с полями, проведенными простым карандашом. Каждая страничка оказалась исписанной, строчки выходили за поля и обрывались у самого края страницы.

Я сложила письмо и вместе с поздравительной открыткой спрятала в свою сумочку. Прочитаю дома, важно не пропустить ни слова. Затем затолкала журналы и прочую корреспонденцию обратно в коробку, закрыла ее крышкой и убрала на место в шкаф.

Нужно поторапливаться: до отправления электрички осталось сорок минут.

На улице было еще достаточно светло. Оставив ведро с цветами на боку у калитки, я снова прошла через участок, чтобы еще раз полюбоваться на реку, освещенную закатом. Заходящее солнце окрасило спокойную воду в золотистый цвет, на горизонте нежно розовели облака. Было тихо, и в этой тишине неожиданно громко скрипнула калитка.

Сердце стремительно рухнуло вниз, и я резко обернулась, ожидая увидеть за наряженными в белое деревьями кирпично-красную рожу.

К счастью, это был не Гаврюша. Слегка припадая на правую ногу, ко мне спешил пожилой мужчина, одетый в майку и тренировочные штаны. Я пошла ему навстречу. Он прищурился, рассматривая меня.

– Вы племянница Аделаиды Ам… Ав… – дедок безуспешной пытался выговорить отчество Белкиной.

– Амвросиевны, – любезно подсказала я, решив не отрицать свое родство с Адой.

– Давненько ее не видно тут. Болеет, поди, ваша тетушка?

– Болеет, – со вздохом произнесла я.

Сосед явно скучал и был настроен на общение, но мне нужно было спешить на электричку. Пообещав, что передам его горячий привет Аделаиде, я попрощалась с ним, закрыла калитку и потопала на станцию. Мне хотелось как можно скорее оказаться дома, устроиться в кресле с чашечкой кофе и не торопясь прочитать письмо Николая.

* * *

Я была готова ко всему. К тому, что мою «девятку» угнали. К тому, что ее увез эвакуатор и придется тащиться в ГАИ, а потом на штрафстоянку. Или к тому, что ее забрали бандиты, дабы я обменяла ее на портрет герцога Медичи, которого у меня нет.

Однако машина стояла на том месте, где я ее и оставила. Оглядевшись по сторонам в поисках бандитов, разбивших лагерь неподалеку, где-нибудь в зарослях крапивы, я открыла дверцу и юркнула за руль. Эмалированное ведро Марьи Семеновны, которое я собиралась использовать в качестве оружия при неудачном раскладе, забросила на заднее сиденье.

Только когда двигатель завелся, я с опозданием представила гранату «РГД-5», прикрепленную к днищу машины скотчем. Ну и придет же такое в голову! Зачем похитителям безмолвный труп Тани Ивановой, если им нужна картина? Они же не знают, что Таня молчит не из вредности или жадности, а потому что портрета флорентийского герцога у нее нет и никогда не было!

В раздумьях, ехать ли домой или лучше отправиться на конспиративную квартиру и затаиться там, я вырулила на дорогу.

Хороший сыщик всегда на шаг впереди своих врагов. Эта неизвестно кому принадлежащая мысль (наверное, моя собственная) побудила меня отложить прочтение письма брата Белкиной и выбрать третий вариант. Ничего срочного в этом старом послании нет, поэтому нужно ехать в логово возможного похитителя. И я отправилась к Вениамину Жучкину.

На подступах к элитному поселку, в котором проживал олигарх, я увидела автобусную остановку, а на ней – знакомую фигуру.

Я промчалась еще метров сто, потом развернула машину, поехала в обратную сторону и лихо притормозила в десяти сантиметрах от правой ноги жучкинского секретаря.

Юра вздрогнул от неожиданности, отпрыгнул в сторону как ошпаренный, а потом заметил меня и радостно заорал:

– Ольга! Это вы!

Какая-то массивная краснолицая тетка, стоявшая на остановке, принялась костерить нерадивых водителей, только и мечтающих кого-нибудь переехать. Она так ругалась и так угрожающе размахивала увесистой авоськой, в которой колыхались бутылки, что я приоткрыла дверцу машины и крикнула:

– Садитесь скорей, Юрий Николаевич, подброшу, куда нужно.

Озираясь по сторонам, Юра обежал машину спереди и плюхнулся рядом со мной. «Девятка» сорвалась с места, оставляя позади остановку и тетку с бутылками, махавшую нам вслед толстым кулаком.

– Спасибо, Оля. Давай без отчеств, ладно?

– Ага, давай без отчеств, – охотно согласилась я.

– Хорошо, что я тебя встретил. Домой нужно позарез, мать звонила, грит, срочно кошку в ветеринарку везти, – проглатывая буквы и слова, забыв былые аристократические манеры, торопливо объяснял Юра. – С балкона Маруська жахнулась, кжись, лапы сломала. А автобуса, как назло, нет и нет. Мать в Маруське души не чает. Британская вислоухая, я ей на день рождения купил.

– Бедный котэ, – посочувствовала я. – С какого этажа жахнулся-то?

– С пятого.

– Серьезный случай. Но ты не переживай, ветеринары вашу Маруську быстро на ноги поставят. Пятый этаж, конечно, не первый, но и не девятый, к счастью.

– Будем надеяться. А ты, случайно, не к нам ездила? – спросил Юра.

Стало ясно, что он постоянно проживает в особняке Жучкина, так как в любую минуту может понадобиться боссу. Дома бывает наездами, в основном когда мать вызывает. А если работник живет у хозяина, то он много видит и немало знает. И я еще раз порадовалась, что подобрала Юру на остановке. Теперь важно выстроить беседу так, чтобы не спугнуть свидетеля подозрительным вопросом.

– Нет, не к вам, – ответила я. – На даче была, у подружки. Еду и вижу: знакомое лицо.

– А я думал, к нам, за интервью.

– Да что-то не хочется, знаешь. Слышала вот, картина пропала. В полицию вызывали, опрашивали, – врала я. – Сам понимаешь, приятного мало. Картину найдут, а осадочек останется. Может, нашли уже?

– Пока нет, – вздохнул Юра.

– Жаль. Дорогая вещица-то. И на полицию надеяться глупо. Разве они чего найдут? Толку от них, бездельников, нет. Только и знают – мигрантов ловить да мелких предпринимателей щипать. Вениамин Альфредович, поди, сам поиски организовал?

– Сам? – удивился Юра. – Зачем ему? Он же не сыщик, у него другая специальность. И потом, у него свои люди в полиции есть. Не такие бездельники, как ты думаешь. Некогда ему. Он на следующий день, ну, после твоего интервью, улетел в Англию. Вместе с супругой. Так что не мог он даже руководить поисками. Билеты давно куплены, не сдавать же! Виза открыта. Они и сейчас там, в Англии. Завтра возвращаются самолетом, утром рано. Встречать поеду. Потому-то и нужно сегодня с Маруськой все решить. Слава богу, ветеринарка круглосуточно работает. Я бы Леху попросил свозить нас с Маруськой, водителя нашего, да он, как назло, уехал по своим делам ровно за десять минут до материного звонка. Думал, быстро на автобусе обернусь, а его, как назло, нет. А мать плачет: «Помрет Маруська!»