Природа плакала в тот день...
Шрифт:
— Представляю, что он вам наговорил, — засмеялся Том. Сколько фальши в том смехе…
— Даже не представляй! — загоготал Рон. — Вот ты влип!
— Так вышло, — скалился он, но Билл чувствовал, что дело пахнет скандалом. Еще одним. А может и мордобоем… Только теперь натуральным. И Билл не был уверен, что Том пожалеет его концертную морду.
— Ну что вы пристали к человеку? — начал оттягивать внимание от щекотливой темы Билл. — Я ром привез! Айда в гостиную! Том, тащи бокалы, а я лед поищу. — Том одарил его взглядом, под которым хотелось умереть. Он вновь профессионально улыбнулся и просительно произнес: — Ты же не откажешься выпить с друзьями? Ты не оскорбишь их отказом?
Потом они сидели в гостиной, пили ром, виски и еще какую-то бормотуху, которую ребята в прошлый раз привезли из Мексики, и болтали обо всем. Сначала Рон и Пауль еще как-то пытались выведать у виновника торжества про девушку, но тот лишь коротко отшучивался, в то время как Билл всякий раз затаивал дыхание, когда друзья
Глава 9.
Если бы Билл знал заранее, чем обернется его пьяный треп, он бы накануне вырвал себе язык и съел его еще теплым и трепыхающимся. Новость о курортном романе брата быстро стала достоянием общественности, об этом не кричали разве что из утюга. Но Билл был уверен — это дело времени. Его «подробности» обросли новыми, зачастую фантастическими дополнительными подробностями, и теперь на тусовках и в интервью Тома доставали вопросами о брошенной девушке или о бросившей его девушке. Ее старались отыскать, узнать что-то. Вскоре откуда-то объявился десяток Луиз, утверждающих, что именно они отдыхали с Томми, и именно с ними он поступил бесчеловечно. Они плакались в Интернете, журналисты строчили статьи, рассказывая жадной до зрелищ публике романтические сказки о чудовище в мешковатой одежде. Сначала Том, загнанный в угол, раздраженно прищуривался, громко хохотал и язвительно отшучивался, потом начал отказываться от тусовок и интервью (впрочем, его присутствия в последних и не требовалось — их пиарщик не зря ел свой хлеб), а потом и вовсе стал избегать встреч даже с близкими друзьями. Билл краснел, бледнел и ненавидел себя за идиотизм, потому что, как и следовало ожидать, это не только не способствовало восстановлению отношений, но и отдалило брата от него еще больше. А если быть объективным до конца, то всё летело в тартарары. Он понял это, когда они перестали вместе завтракать. Обычно кто-то из них готовил завтрак для двоих. Сейчас же выйдя утром на кухню и усевшись на любимый стул, Билл остался несколько озадаченным — Том сделал завтрак только себе и унес его в комнату. Пожав плечами, парень налил кофе, нарезал бутербродов и тоже ушел к себе — подумаешь, обиделся он. Но так повторилось на второй день, а потом на третий… И через неделю… А еще Том с ним категорически не общался дома. Обходил, как мебель, как мешающийся стул посреди комнаты. Билл пытался с ним поговорить, объяснить все. Он хотел обсудить распространившуюся сплетню и вместе подумать, как ее пресечь. Хотел поддержать брата, как тот всегда поддерживал его во всех скандалах. Но Том не нуждался в его поддержке. Стоило Биллу открыть рот, и у брата тут же находились дела поважней — он вставал и выходил. Однажды Билл попытался загородить собой проход из спальни, не давая ему сбежать, но более сильный Том вытолкал его взашей, и к вечеру дверь в комнату украсил замок. Билл, когда увидел, даже дар речи потерял. И тоже обиделся. Перестал ходить за ним хвостом и ловить капли его внимания. Они больше не здоровались по утрам, не желали друг другу спокойной ночи, не спрашивали, как дела и что нового, они жили словно абсолютно чужие люди, не замечая присутствия друг друга.
Всё менялось в публичных местах и на работе. Том становился веселым, активным, много шутил. Они спокойно общались по работе, спорили, ругались, вместе на кого-то нападали и защищали друг друга. Они по-прежнему хохмили на интервью, перехватывая мысли друг друга. Только больше не садились рядом. Нет, если Биллу удавалось сесть на диванчик в студии последним, то он выбирал место рядом с братом. Но как только Том это заметил, всё быстро прекратилось: старший близнец в одном углу, младший — в другом. Билл, словно попугай, на всех интервью твердил, как дорог ему брат и что он самый близкий для него человек. Том все переводил в шутку, а Билл видел раздражение во взгляде и чуть кривящиеся губы. Однако, стоило им скрыться с глаз любопытствующих или пересечь порог студии, как все переворачивалось с ног на голову — его веселого Тома подменяли на другого, чужого Тома. Первое время Билл отказывался в это верить, теребил его, пытался разговорить, понимая, что не может только что ржущий во всю глотку брат резко стать угрюмым и неразговорчивым. Потом смирился. Сам скисал. Садился на заднее сидение большой черной машины и мрачно утыкался в окно.
Казалось, никого, кроме Билла, сложившаяся ситуация не напрягала. У себя в комнате брат был весел, постоянно с кем-то болтал по телефону и громко смеялся. Билл видел несколько раз, как тот зависает в сети, общаясь с друзьями. Однажды он сам хотел послать ему сообщение, но, увидев результат, долго не мог поверить — Том перекрыл ему доступ в свой дневник, поставил в черный список в мессенджере
и электронной почте. Это был удар ниже пояса. Оскорбление. Унижение какое-то. Это был плевок в лицо. Билла от злости затрясло. Он набрал смс и послал на «домашний» телефон. Вернувшееся сообщение заставило его захохотать от обиды — «В доступе отказано». Он нажал «Отправить» еще раз. И снова «В доступе отказано». Нажал вызов. «В доступе отказано». Отказано! ОТКАЗАНО!Он разбил мобильник о стену.
Вскочил с постели и понесся к нему, чтобы сказать всё, что думает.
Дверь чуть приоткрыта.
Билл влетел в комнату, гневно сверкая глазами, готовый подраться просто потому, что очень хочется пустить кому-то кровь.
Том спокойно повернулся. Взгляд, словно могильная плита, — черный и холодный. Лицо непроницаемое.
— Выйди вон, — ледяным тоном, отчего у Билла задрожало все в груди.
— Ты — урод! — зло выплюнул он и громко хлопнул дверью.
В спину несся беззаботный смех.
Как он и ожидал, через некоторое время окружающие стали задавать «неудобные» вопросы. Билл всех посылал к Тому. Том — к Биллу. И больше близнецы уже не считали нужным притворяться среди своих, не скрываясь, рассаживались в разных концах комнаты, избегали появляться в одной и той же компании вместе. Их замечания были злыми и обидными, взаимные претензии жесткими и неприятными. Том был спокоен, как сытый удав. Билл находился на грани нервного срыва, вспыхивая на любое слово брата, словно порох от искры. Друзья пытались их помирить — бесполезно. Им ставили условия — они их стойко игнорировали. Однажды их отвезли к психологу. Но ни один, ни второй так и не зашли в кабинет.
Билл все свободное время проводил с друзьями или на улице, стараясь как можно реже бывать дома. В студии — минимум общения и только по делу. Интервью — на разных концах дивана. Они вели себя как незнакомые друг с другом люди. Билл стал нервным, дерганным. Сам избегал брата. Тот, наоборот, немного успокоился. Много улыбался, шутил. Но на контакт по-прежнему не шел.
А еще у Тома появилась тайна и новые друзья, с которыми он никого не знакомил категорически. Ему звонили парни, и Билл не узнавал их голосов. Том закрывался у себя и смеялся, подолгу болтая по телефону. Пару раз Биллу даже казалось, что он кокетничает, настолько голос был сладкий и такие слова он произносил. Нет, подслушивать, конечно, нехорошо, но должен же Билл знать, с кем связался брат. И тема разговоров его несколько удивила. Если бы сорока минутами раньше он не поднял трубку и не услышал в ней мужской голос с легким акцентом, он бы решил, что брат разговаривает с девушкой. Но сейчас Билл знал наверняка — Том общался с мужчиной. И что самое ужасное… признавался ему в любви…
Билл сполз по стене с ошалевшим видом. Стали понятны все его мечтательные улыбки, искорки в глазах. Понятно, почему он успокоился и перестал его доставать. Понятна таинственность и конспирация… Но это не помещалось в голове. Как его Том может быть геем? Как он может признаваться в любви мужчине? Том, который всю жизнь встречался с девушками, вдруг ни с того, ни с сего стал геем? А агрессивность? Ведь он обиделся на то, что Билл все разболтал друзьям, и мало того, что выставил его полным кретином, так еще и опозорил на весь мир, да? Или нет? Или он боялся признаться сам себе? Какой же бред приходит в голову! Билл опять прислушался. Выругался, психованно ударив кулаком по полу: брат говорил с мужчиной — все слова в мужском роде, добавим сюда имя Юри… Как же он с ним нежничает! Невыносимо! Просто невыносимо! Голоса такого даже с той дурацкой итальянкой не было, а с этим… этим… пи-до-ра-со-м… Труднее всего было признаться самому себе, что его дражайший Том по какой-то не понятной причине вдруг сменил ориентацию. И не только признаться, но и объяснить по какой причине это произошло. Да так быстро! И месяца не прошло, как они с Мальдив вернулись! И он же нормальным был…
Билл чувствовал опустошенность и растерянность. Пустоту.
Юри…
Надо с ним познакомиться.
И поговорить.
По-мужски.
И яйца ему оторвать!
Ублюдку!
Его Том не может быть геем!
Он же… Он же… Он же еще четыре недели назад… Билл сам видел! Собственными глазами!
Том чрезвычайно довольный выпорхнул из спальни и налетел на сидящего на полу брата, едва не свалившись. Удивленно посмотрел на него, чуть прищурившись, словно пытаясь понять, слышал он что-нибудь или нет.
— Где хочу, там и сижу! — зло огрызнулся Билл, резко поднимаясь.
На мгновение ему показалось, что Том хочет похвастаться. Даже не показалось, он почувствовал это. Брат приоткрыл рот, но вместо радостной тирады всего лишь хмыкнул и проследовал в ванную.
«Натрепался, теперь дрочить пошел? — мысленно зашипел ему вслед. — Гей… Я — брат гея…»
Он слышал, как Том быстро принял душ, потом куда-то позвонил, торопливо собрался и ушел. Излишне торопливо…
Билл нервничал весь вечер. Не расставался с телефоном. Совсем ничего не ел, мотаясь по квартире из угла в угол. Он топтался перед запертой дверью, борясь с искушением вскрыть спальню и узнать, кто такой Юри. Том ушел налегке. Ноутбук остался в комнате. Но, увы и ах, если Том сменил везде пароли, везде отрезал ему доступ к себе, то глупо надеяться, что он не запаролит по-новому ноут. Том может быть кем угодно, только не последним идиотом!