Природа плакала в тот день...

Том не пришел ни ночью, ни утром, ни на следующий день к вечеру. А рано утром второго дня Билл поднял всех на уши, закатив истерику, что его брата похитили какие-то пидорасы и удерживают силой. И самое ужасное, до Тома никто не мог дозвониться.

Через час после тревожного звонка, квартиру наводнили странные люди: приехали менеджеры в полном составе, охрана едва ль не всем подразделением, Густав с Георгом. Приехали «люди в штатском» и не то детективы, не то полиция. Пока всех ждали, народ сидел со скорбными лицами, словно в соседней комнате остывают пятки. Билл затравленно смотрел на гостей и судорожно грыз ноготь. В голове крутились страшные картинки с мерзкими подробностями. Юри… Это все Юри виноват!

— Надо вскрыть его комнату, — слабым голосом сказал Билл. — Он с кем-то через Интернет познакомился, недели две назад. Там ноутбук остался. Думаю, что можно будет как-то вычислить, куда он пошел…

Тоби тяжко вздохнул, и они всей делегацией отправились ломать дверь.

— Замок фиговый, если честно, — после осмотра сообщил Тоби. — Но если вскрывать без инструментов, можно коробку повредить и наличник сломать.

— У меня брат пропал!!! Какая коробка!!! Какой наличник!!! — завопил Билл, вытаращив глаза.

Тоби чуть отошел, примерился ногой к месту удара. Отрепетировал. Замахнулся…

— Эй! Вы что тут делаете? — раздался недовольный голос позади всех. — Охренели что ли совсем?!

Том стоял с небольшим рюкзачком на плече и удивленно рассматривал людей, столпившихся около его комнаты. По масляному взгляду и абсолютно наидовольнейшей физиономии Билл понял, что брат вернулся с блядок.

— Убью, суку! — взвыл он, бросаясь на Тома с кулаками.

Вместо того чтобы помешать младшему близнецу добраться до старшего, все милостиво расступились, повинуясь каким-то внутренним инстинктам. Да и сам Том несколько растерялся от такой бурной реакции. Поэтому Билл беспрепятственно пронеся сквозь толпу и со всей силы двинул Тому по скуле. Это потом, секунду спустя, телохранитель раскидал их в стороны, как взбесившихся котят. Потом и Тома резко дернули за руку и поволокли куда-то. Билл вырывался из крепких рук двух мужчин, лягался и орал матом, требуя немедленно его отпустить и дать возможность прихлопнуть эту мразь. Эта мразь тоже что-то начала орать из гостиной, перекрикивая не менее громкие крики двух продюсеров.

— Успокойся! — тряхнул его Тоби. — Люди кругом.

Билл оскалился и зарычал, но вопить перестал, лишь тяжело дышал и гневно сверкал глазами.

— Где он? — рявкнул на охранника.

— Билл, остынь! — схватил его за руку Густав. — Там Дэвид и Питер.

— Плевать на них! — сдул падающие волосы с лица.

— Билл… — Густав многозначительно посмотрел ему в глаза. И Билл понял — не надо, итак все плохо, будет только хуже.

— Я просто послушаю, что он говорит, — замучено пробормотал парень. — Он же потом мне не скажет…

Друг отошел в сторону, пропуская его.

Билл остановился около гостиной и прислонился к стене. Дэвид орал на Тома за то, что тот выключил телефон и был недоступен несколько дней. Питер не менее громким тоном сообщал, что так делать нельзя, подкрепляя свои слова отборным матом. Точнее фраза, про то, что так делать нельзя, была единственной приличной из всего того, что он говорил. И в один голос они вопили, что ради его идиотской сучности тут собралась такая толпа народа и хорошо, что еще никто не успел подключить важных и очень занятых людей. Том их не особо слушал, не оправдывался, а лишь огрызался, что у него в его законные выходные есть личная жизнь, он больше не собирается ее афишировать, хватит с него, надоело, что все лезут в его личную жизнь своими грязными руками. Казалось, эти трое сейчас подерутся.

Билл вернулся на кухню, достал из холодильника водку, налил и выпил залпом. Злость сменилась опустошенностью. Усталость опустилась на плечи. Раньше бы Том никогда так не уехал, не отключил телефон, не пропал. Ведь он знает, что Билл будет волноваться. Знает, что сойдет с ума. Знает, что изведет себя, накрутит, навыдумывает невесть что. Он повернулся в сторону двери и тоскливо посмотрел в проход. Там, за этими стенами, в глубине квартиры ходят какие-то совершенно чужие люди, что-то говорят, что-то думают, что-то делают. Никому из них сейчас нет дела, что где-то там сидит абсолютно потерянный и раздавленный парень, единственное желание которого — взять нож и вскрыть себе вены.

Мимо пролетел Том. Заметив на столе бутылку, нервно схватил ее, плеснул алкоголь в стакан брата и судорожно выпил. Зашипел болезненно, хватаясь за разбитый и кровоточащий уголок губ. Нижняя часть левой щеки потемнела и припухла. Черт, как сильно ударил… И синяк огромный… Не загримируешь… Билл пристально смотрел ему в глаза. Потом брезгливо скривился, словно увидел кучу дерьма, встал и пошел спать. К черту студию, к черту всех, ему нужен полноценный отдых в собственной постели.

Если раньше Билл еще как-то пытался привлечь внимание брата, то после истории с исчезновением, серьезно обиделся и перестал с ним общаться вообще. Дома он избегал любых встреч с ним. В студии, если надо было что-то сказать ему, говорил об этом кому-то из присутствующих друзей, даже если Том стоял рядом: «Георг, твой друг лажает сегодня на каждом аккорде. Густав, скажи этому придурку, что я жду его около машины. Дэвид, передай ему, чтобы не опаздывал».

Том не обращал на обиды младшего брата никакого внимания, вел себя как прежде, с той лишь разницей, что раньше он ходил хмурый, а сейчас светился не хуже стоваттной лампочки.

Друзья не выдерживали. Подходили, просили их помириться, объясняли, что со стороны они выглядят, как обидевшиеся дети, что это глупо, смешно и нелепо. Вот-вот выйдет новый альбом, потом тур, где надо жить бок о бок в постоянном стрессе, поддерживать, помогать. Билл психовал, взрывался и орал, размахивая руками и вытаращивая глаза. Том смеялся и отшучивался. Потом они садились в машину Тома и молча ехали домой. Молча поднимались в лифте в квартиру. Молча расходились по своим комнатам, чтобы завтра так же молча приехать обратно в студию.

А вечерами наступало время Юри. С того дня, как Том впервые не ночевал дома, а приятно провел время в компании новых друзей, Билл все пытался понять, изменилось ли что-нибудь в поведении брата, в его походке, жестах, словах, стал ли он таким, как они — жеманным, приторным, игривым. Вроде бы нет. Лишь глаза блестели мечтательно да на лице светилась улыбка. Его брат был абсолютно счастлив. Счастлив до довольных повизгиваний, когда вдруг выпадали незапланированные выходные, и он вновь исчезал в неизвестном направлении, отключая телефон, оставляя дома ноутбук, чтобы через несколько часов вернуться домой сытым, чрезвычайно довольным, в приятном полу-расслабленном состоянии и благодушном настроении.

Иногда Юри звонил им на домашний, вежливо здоровался и просил позвать Тома. Билла передергивало от этого отвратительно-приятного голоса, он сжимал зубы и скалился, как волк, почуявший врага. Несколько раз он испытывал острое желание обложить мерзкого гея последними словами, потребовать отвалить от его брата, оставить в покое, иначе он лично его изуродует. И всякий раз Билл заставлял себя открыть рот и позвать Тома к телефону. Он больше не имеет права лезть в его личную жизнь. Он уже разрушил их отношения с Луизой, хотя знал, что Том влюблен, сдувает с девушки пылинки и заглядывает в рот. Он сделал брату больно на отдыхе, над ним всласть поиздевался весь мир потом, они поссорились из-за этого… Правда, иногда Биллу казалось, что Том так поступает специально: мстит за Луизу, нарочно связавшись с человеком, которого Билл не воспримет никогда. Порой он думал, что если пересилить себя и подружиться с этим Юри, то получится доказать брату, что ему по-прежнему можно доверять. Но Том охранял любую информацию о Юри, словно от этого зависела его жизнь. Билл выпытывал у всех, что брат говорит в приватных беседах, о чем рассказывает, что за друзья у него появились, к кому он повадился ездить каждые выходные, с кем подолгу болтает по телефону? Те лишь разводили руками — всегда болтливый Том ни слова не проронил о себе за последние месяцы, никто ничего не знал о его новых друзьях, а со старыми он перестал общаться еще во времена скандала. И тогда Билл решился поговорить с новым другом брата, поговорить спокойно и доброжелательно, как будто только и делает целыми днями, что треплется с гнусными геями по телефону.

Теперь его голова была занята не страданиями о Томе, а предстоящим разговором с Юри. Билл мысленно строил их беседу, придумывал вопросы, отвечал на них. Пытался выбрать оптимальную линию поведения — такую, чтобы Юри поверил в каждое его слово, ведь Том наверняка сказал, что они не ладят. Он даже репетировал перед зеркалом. Ошибался, плевался, ругался и снова смотрел себе в глаза, растягивал рот в улыбке и спрашивал отражение, где они с Томом познакомились, чем Юри занимается, как его можно найти… (Чтобы запинать ногами.) Надо разговорить его за очень короткий промежуток времени. Разговорить настолько, чтобы получить максимум информации. Но как разговорить человека, если не знаешь о нем ничего, если нет общих точек соприкосновения, общих тем для беседы? Хотя, одна, несомненно, есть — Том. Надо выбрать только самые-самые важные вопросы. Где они познакомились, насколько у них все серьезно… Нет… О чем его спрашивать? Будь воля Билла, он бы с ним не говорил, он бы его бил, бил сильно, ногами, бил и приговаривал: «Пошел к дьяволу от моего брата, грязная шлюха!» Билл столько раз мысленно убивал его, превращал тело в фарш, а лицо в бесформенное месиво. Он никогда не допустит, чтобы его Том якшался с геями, потому что его Том никогда не был геем и быть не может. Но Юри вовсе не обязательно знать о кровавых мыслях Билла. И Билл старался, готовился, продумывал их разговор до самых мельчайших мелочей.