Пришла пора
Шрифт:
– Симпозиум оформил? – спросила Светлана Евгеньевна, взяв из рук Максима список, и стала внимательно его изучать…
– Кто такая Дашкова? – в голосе хозяйки гостиницы проснулся интерес.
– На самом деле она Хаслунд… Я поселил её у «Людовика Четырнадцатого»… Она оплатила, не моргнув глазом, по «ВИЗЕ карт блё».
– Вот как… Она, что ли, из Франции?.. А кто такой Кречевский?.. Почему он тоже Хаслунд?
– Они брат и сестра.
– Вот как!.. Интересно… Как выглядят?.. Похожи?.. Возраст?..
– Не первой свежести… – пожал плечами администратор Максим, встал и вышел из кабинета.
Как только дверь за ним закрылась,
– …Аркадий Савельич?.. Это Света Фёдорова, ваш любимый отель SLONIK… Кажется, на ловца и зверь бежит…
В трубке стал слышен громкий голос знакомого по сестрорецкому кладбищу господина Бруевича:
– Здравствуй, Слоник!.. Слышу волнение… Возьми себя в прелестные ручки…
Слоник от души рассмеялась – ей нравился этот старомодный комплиментарный тон старика Бруевича.
– Как вы и говорили, у нас, действительно, тут по соседству, на Конногвардейском, начинается какая-то очередная научная движуха. Много иностранцев, и там затесались какие-то Дашковы – то ли из Штатов, то ли из Франции…
– Надо же!.. – Бруевич явно веселился. – Ловцы… Звери… Движуха… Пароходы… Неожиданно!
Потом голос в трубке стал серьёзным:
– Евгеньевна, пришли кого-нибудь из классово близких.
– Хорошо, сейчас пришлю Максимку…
– Или нет, я сейчас сам заскочу.
Светлана Евгеньевна взяла со стола фотографию в рамке, стоявшую в окружении семи нефритовых слоников «счастья», долго смотрела на неё, грустно улыбаясь.
Это был портрет Вадима Дашкова – молодого, смеющегося… Такой же портрет был зимой на Сестрорецком кладбище.
Секунду помедлив, Слоник убрала фотографию в ящик стола. * * *
…Момент наступления вечера в это время года в Петербурге трудно заметить – белые ночи!
На Английской набережной, где когда-то стояла Англиканская церковь Иисуса Христа, – она же Нижняя Береговая набережная, она же Галерная, она же Исаакиевская, она же Красного Флота и куда нынче причалил океанский лайнер, было светло как днём.
Иллюминация – знак праздника и гостеприимства!..
…Брат и сестра Хаслунды вышли из гостиницы SLONIK на свежий речной невский воздух. Прошли мимо ещё одного расписанного индийского слона на крыльце, символизирующего охрану дома, а также мудрость, величие, добродушие, энергию и удачу. Брат задержался возле стоявшей у входа видавшей виды серой «Волги».
– Наш «Форд» середины пятидесятых, – показал на машину Антон.
– Тут по-русски написано «ГАЗ», – прочла сестра.
– …Или канадский «Шевроле», – предположил старший брат, не приняв во внимание слова Кати.
Взгляд Кати остановился на ярком глянцевом журнале в его руках.
– Постой, постой… Откуда это у тебя?.. – она взяла в руки периодическое рекламное издание. – И что такое «Вторичка»?
– Вероятно, от слова «второе», второй раз, секонд-хенд. В чём проблема?
– Посмотри на обложку…
…«ARCHIVES – ВТОРИЧКА» назывался журнал, и на его обложке было помещено крупное цветное фото старого европейского сельского особняка.
– Это
же наш с мамой дом под Дюнкерком…– Действительно, похож… – кивнул Антон.
– Правда, фото какое-то старое, сделанное, как видно, до появления нашего «Бистро».
– Таких домов там много… – успокоил сестру Антон, собираясь выбросить журнал в урну, но Катя его остановила:
– Постой-постой… – и положила «Вторичку» в свою сумку.
…Юлия Ивановна Дашкова в шелковом гофрированном халате тоже пила кофе с гренками в своей крохотной кухне без окон, когда резко, по-старинному, зазвонил городской телефон с диском. Она взяла тяжёлую трубку:
– …Гостиница «Мяу».
– Гав-гав! – ответила трубка, и послышался смех.
Юлия Ивановна терпеливо дослушала раскаты смеха, не прерывая весельчака.
– Не нахожу ничего смешного… – вежливо сказала она. – Да, приют… Да, ветлечебница… Да, для кошек, а не для собак… Да, «Мяу»!..
Юлии Ивановне за семьдесят, она погрузнела, не так подвижна. Но свежа лицом – долгие годы регулярного ухода, отсутствие семейных хлопот, эгоизм… Всё это дало положительный результат. Она была полна энергии и инициативы.
Теперь её потревожил дальний сигнал мобильного телефона. Он, судя по звуку, находился в другом конце квартиры. Юлия Ивановна перешла из кухни через спальню в гостиную. Обе эти комнаты являли собой яркое и пёстрое зрелище.
На столе, на шкафах, комодах и полках были разложены несколько разнокалиберных лукошек, плетёных корзин, коробок. Все они были заботливо утеплены и красиво оформлены шерстяными платками, шалями, свитерами – пёстрыми и ярко-цветными – разным цветом для каждого гнезда. Вокруг бегали котята, а в самих гнёздах дремали солидные постояльцы.
Юлия Ивановна, усевшись на свой любимый старый велотренажёр, строго оглядела себя в огромном настенном зеркале и приложила мобильник к уху.
– Да, слушаю… Ой, Светочка!.. Ой, Слоник мой дорогой! Ну, что, какие новости?..
Кадр из «Семейной кинохроники» 1990 г. – «Перестройка»
…Проводив гостей, с которыми была шумно, сытно и пьяно отмечена защита диссертации Юлии Ивановны, усталые Вадим Дашков и его супруга сидели в креслах по разные стороны тёмной комнаты. За окном назойливо мигала цветная реклама, стало скучно и пусто…
– Юля, почему у нас нет собаки? … Или хотя бы кошки.
– Этого только не хватало!
– Уходят люди, и в доме такая пустота.
– А что тебе мешает? Надо меньше болтать и больше работать…
– Я работаю.
– Не просто работать, а постоянно понимать свой потолок.