Присяга простору
Шрифт:
а в ведрах звякают ледышки,
и, как ледышки-холодышки,
глаза жестоки и светлы.
На рынке дымно дышат люди,
Здесь мясо, масло и мука
и, словно маленькие луны,
круги литые молока.
А ночью шорохи и шумы.
Гуляет вьюга в голове.
Белеют зубы,' дышат шубы
на ошалевшей кошеве.
И сосны справа, сосны слева,
и визг девчат, и свист парней,
и кони седы, будто сделал
мороз из инея коней!
Лететь, вожжей не выпуская!
Кричать
и — к черту все!.. Она такая —
зима на станции З и м а!
Я958
···
Пахла станция Зима
молоком и кедрами.
Эшелонам пастухи
с лугов махали кепками.
Шли вагоны к фронту
зачехленно, громыхающе.
12
Сколько было грозных молчаливых верениц!
Я был в испанке синенькой,
кисточкой махающей.
С пленкою коричневой
носил я варенец.
Совал я в чью-то руку с бледно-зеленым якорем
у горсада с клумбы сорванный бутон
или же протягивал
полный синей ягоды
из консервных банок спаянный бидон.
Солдаты желтым сахаром меня баловали.
Парень с зубом золотым
играл на б а л а л а й к е.
Пел: «Прощай, Сибирюшка, ладкий чернозем!»
Говорил: «Садись, пацан, к фронту подвезем!»
На фуражках звездочки
милые, алые.
Уходила армия, уходила армия.
Мама подбегала,
уводила за фикусы.
Мама говорила: «Что еще за фокусы!
Куда ты собираешься?
Что ты все волнуешься?»
и предупреждала —
«Еще навоюешься.,.»
За рекой Окою ухали филины.
11|>о войну гражданскую
мы смотрели фильмы»
О, как я фильмы обожал
про Щорса, про Максима,
и был марксистом, видимо,
хотя не знал м а р к с т м с ,
13
Я писал роман тогда, и роман порядочный,
а на станции Зима
голод был тетрадочный.
Все на уроках в дело шло,
когда бывал диктантз
«Врачебная косметика»,
Мордовцев и Д е к а р т.
А я был мал, но был удал, и в этом взявши первенство,
я между строчек исписал
двухтомник Маркса-Энгельса.
Ночью, светом обданные, ставни дребезжали —
это эшелоны мимо проезжали,
и писал я нечто еще неоцененное,
длинное, военное, революционное...
1957
Э. А. Дубининой
Я сибирской породы.
Ел я хлеб с черемшой
и мальчишкой паромы
тянул, как большой.
Раздавалась команда.
Шел паром по О к е . 1
От стального каната
были руки в огне.
Мускулистый, лобастый,
я заклепки клепал
и глубокой лопатой,
Ю к а —река в Восточной Сибири.
14
где
велели, копал.На меня не кричали,
не плели ерунду,
а топор мне вручали,
приучали к труду.
А уж если и били
за плохие дрова —
потому, что любили
и желали добра.
До десятого пота
гнулся я под кулем.
Я косою работал,
колуном и кайлом.
Не боюсь я обиды,
не боюсь я тоски.
Мои руки оббиты
и сильны, как тиски.
Все на свете я смею,
усмехаюсь врагу,
потому что умею,
потому что могу.
1954
СВАДЬБЫ
А.
Межирову
О, свадьбы в дни военные!
Обманчивый уют,
слова неоткровенные
о том, что не убьют...
Дорогой зимней, снежною,
сквозь ветер, бьющий зло,
лечу на свадьбу спешную
в соседнее село.
Походочкой расслабленной,
с челочкой на лбу
вхожу, плясун прославленны
15
в гудящую избу.
Наряженный, взволнованный,
среди друзей, родных,
сидит мобилизованный
, растерянный жених.
Сидит с невестой — Верою,
А через пару дней
шинель наденет серую,
на фронт поедет в ней.
Землей чужой,
не местною,
с винтовкою пойдет,
под пулею немецкою,
быть может, упадет.
8 стакане брага пенная,
но пить ее невмочь.
Быть может, ночь их первая —
последняя их ночь.
Глядит он опечаленно
и — болью всей души
мне через стол отчаянно:
«А ну, давай пляши!»
З а б ы л и все о выпитом,
все смотрят на меня,
и вот иду я с вывертом,
подковками звеня.
То выдам дробь,
то по полу,
носки проволоку.
Свищу, в ладоши хлопаю,
взлетаю к потолку.
Л е т я т по стенам лозунги,
что Гитлеру капут,
9 у невесты слезыньки
горючие текут.
Уже я измочаленный,
у ж е едва дышу. .
«Пляши!..» — кричат отчаянно,
и я опять пляшу...
16
Ступни как деревянные,
когда вернусь домой,
но с новой свадьбы пьяные
являются за мной.
Едва отпущен матерью,
на свадьбы вновь гляжу
и вновь у самой скатерти
вприсядочку хожу.
Невесте горько плачется,
стоят в слезах д р у з ь я.
Мне страшно. Мне не пляшется,
но не плясать —
нельзя.
1955
САПОГИ
Был наш вагон похож на табор.
В нем были возгласы крепки.
Набивши сеном левый тамбур,