Притвориться ее боссом
Шрифт:
— Я хочу увидеться с отцом, — заставил его надолго замолчать. Он знал постыдную правду, и прекрасно понимал, что это не увеселительная поездка.
— Поедем вместе, — все обдумав, принял он твердое решение.
Макс таков: никогда не бросит друга в трудную минуту. Это я понял еще мальчишкой, когда поселился у Орловых. В ответ я, надеюсь, стал ему не меньшим другом. Но наступают моменты, когда жизненные испытания ты должен пройти самостоятельно.
— Нет, я должен сделать это один.
— Уверен?
— Уверен.
— Тогда удачи.
Я рухнул на кровать. Постельное белье все еще хранило
***
Рано утром я побросал в дорожную сумку вещи первой необходимости, залил полный бак и покинул город. Дорога предстояла долгая.
Часами гнал по трассе. Иногда останавливался в придорожных кафе перекусить и найти ночлег на ночь. Разговаривался с дальнобойщиками — обычными работягами. Их жизнь была тяжелой, но ясной: с четкими представлениями о добре и зле и понятием о смысле и цели жизни. В один из таких дней я осознал, что не представлял к чему стремлюсь и к чему в итоге хочу прийти. Все границы в моей жизни размыты, и в ней нет определенности.
Чем дальше я ехал, тем суровее становились морозы. Никогда не думал, что бывает настолько холодно. Однажды я остановился на обочине и вышел размяться. Казалось, теплое дыхание застывает на лету, а воздух обжигает легкие. На сотни километров в обе стороны непроходимая тайга. Величественно и жутко одновременно — ни одной живой души рядом. И показавшаяся из-за поворота машина была сродни седьмому чуду света. Через несколько минут поравнялась со мной и в приоткрытое окно высунулся бородатый мужик.
— Помочь чем? — простодушный вопрос.
— Нет, остановился полюбоваться красотами. Хорошо тут у вас, правда холодновато.
— Красиво не то слово, но в следующий раз машину-то не глуши. В такие морозы если заглохнешь, уже не заведешь. Сейчас не сезон — людей нет, изредка некоторые по делам мотаются в соседнее село. Так и сгинешь в мерзлоте. Люди здесь быстро отходят. Давай-ка, проверь заведется, и я со спокойной душой поеду дальше.
Он по-отцовски хлопотал вокруг машины, дал еще парочку жизненно важных советов и напутствовал хорошего пути. Я задумался над тем, насколько нужно доверять людям, чтобы так запросто остановиться на дороге и предложить помощь. Мне самому не хватало веры в людей, я никому не верил. В этой проклятой жизни я мог положиться только на себя.
Когда гладкая и расчищенная трасса незаметно превратилась разбитую заметную проселочную дорогу, я понял, что поездка подходит к концу. Проржавевший указатель “ФКУ ИК-4” встретил на подъезде.
Дальше бюрократическая волокита: заявление на встречу, часы ожидания одобрения, затем унизительный обыск.
— Есть запрещенные вещи? — безэмоционально осведомился охранник. — Наркотики, алкоголь, табак? — начал перечислять.
— Нет.
— Средства связи и ноутбук?
Я нехотя достал телефон из кармана и положил на стол.
— Деньги и драгоценности? — продолжал монотонно, делая отметки в своем списке.
Я выложил бумажник и снял часы с запястья — судя по их цене, они та еще драгоценность.
— Оружие?
— Холодное или огнестрельное? — уточнил я, изрядно утомившись. Охранник медленно поднял голову, лицо его сохраняло то же выражение. Чувство юмора ему было незнакомо. — Нет, — серьезно ответил.
Он
снова опустил голову, сделал запись в бланке и потом протянул мне:— Подпишите.
Я не глядя черканул и вернул обратно. Охранник убрал его в папку.
— Следуйте за мной, — повел меня по коридору. — Запрещено что-либо передавать заключенному, запрещено что-либо принимать от заключенного, — начал зачитывать правила.
У дверей комнаты для свиданий он обернулся ко мне:
— Есть вопросы?
— Нет.
Тогда он отпер замок и мы вошли внутрь. В центре стоял длинный стол с перегородкой в виде решетки. На другом его конце сидел сгорбившийся старик, лишь малость напоминающий моего отца. Он поднял опущенную голову и увидел его потухший усталый взгляд. Ужаснулся от того, насколько он состарился. Из него словно ушла вся жизнь.
Охранник занял свое место в углу комнаты:
— Можешь сесть, — подсказал, замер, не решаясь подойти.
Я отодвинул стул с противным скрежетом металлических ножек по плитке и оказался лицом к лицу с отцом.
— Здравствуй, сынок, — прохрипел он. — Я много лет ждал, когда ты придешь. Думал, умру, так и не дождавшись.
— Не хотел тебя видеть, — не стал юлить. Я проделал долгий путь не ради того, чтобы вести светские беседы.
— Понимаю, — покаянно склонил голову. — Но все равно рад, что ты здесь. Последний раз, когда я тебя видел, ты был угловатым мальчишкой, а теперь — совсем взрослый. Женат? Дети есть?
— Нет, — бросил как обвинение, буд в это только его вина. — Боюсь быть паршивым отцом и мужем, у меня был дурной пример.
— Дети всегда превосходят родителей: тебе не обязательно повторять мои ошибки.
— Уж постараюсь по пьяной лавочке не зарезать жену на глазах у собственного сына, — зло выплюнул я.
Отец побледнел, будто каждое мое слов как пощечина. Точно он забыл, что совершил, а внезапно обрушил на него жестокую реальность.
— Ты имеешь право злиться, — наконец он взял в себя в руки. — Я тоже злился. На себя, на судьбу, на жизнь.
— Лишь злость? — горько усмехнулся. — А как же чувство вины и раскаяние?
— Потом настал и их черед, муки совести не отпускают и сейчас, — снова принял вид смиренного послушника. — Ты же помнишь, я много пил. Алкоголизм это болезнь, и я не пытался лечить ее. В конце концов она разрушила меня. Сейчас я это понимаю. Тогда я не мог поступать иначе.
— Например, не избивать нас с матерью в пьяном угаре?
— Не мог, — так же простодушно, как сердобольный мужик, что вызвался помочь на дороге. — Как и твоя мать не могла закончить это и раз и навсегда и уйти.
— Хочешь сказать, она сама виновата!?
— Не виновата, — противоречил сам себе, только путая меня, — она тоже не могла поступить по-другому. Она была созависимой. Пыталась спасти меня, винила себя, если я срывался, отказывалась признавать проблему.
Пространственные философские размышления только раздражали, и были так далеки от жизни здесь и сейчас.
— Ты, ***ять, психологом заделался? Начитался книг по психологии, мотая срок? Значит, мои родители не здоровые неадекватные люди, которые превратили мою детство в кошмар? И теперь, когда ты просветился и на тебя снизошла благодать, я должен понять и не держать зла?