Притяжение Андроникова

Передача прошла, конечно, «случайно», от «безвыходности», «по вине автора», который лишь в этот день объявил, что он будет читать, что «ужаться» никак нельзя, а другое прочесть тем более нельзя («не опробовано!»). Нужно было либо снимать передачу, либо давать время. Произошло последнее.

Так появился на телевидении Ираклий Андроников.

* * *

С ним началась какая-то новая полоса на телевидении, обозначилось целое направление. Долгое время он оставался единственным представителем своего направления, но это было все-таки направление – по существу, принципиальной значимости и несомненной будущности. Оно верило в силу звучащего разговорного слова, его «экранную выразительность», зримую содержательность, просто в силу устного слова, извечную и непреходящую во все века и технические эпохи.

Вдруг выяснилось, что можно слушать обращенную к тебе с экрана живую речь в течение длительного времени. И вовсе не обязателен какой-то особый зрительный ряд, – важно увидеть лицо человека, его глаза, руки, и, вглядываясь, слушать, увлекаться, вникать, верить!

Телевидение представляет собой сегодня огромную, исторического значения арену, на которой разыгрываются грандиозные, таинственные, трудно постигаемые события, серьезно влияющие на духовную жизнь общества и ею же порождаемые. Влияние, которое телевидение «излучает», подобно невидимой радиации, от которой, может быть, нужно и лечиться уже теперь, но которую необходимо и «принимать» как лекарство.

Телевидение входит в дом каждого, и человек остается с ним один на один. Этот сугубо камерный процесс таит в себе большую, опасную для жизни разрушительную дозу «яда некоммуникабельности». Но именно телевидение может стать очень мощным средством объединения людей. Мы говорим, что музыку «слушают», театр, кино – «смотрят». Когда пишут об опере, употребляют и слово «зритель», и слово «слушатель».

Говорят: «телезритель». Никто не говорит: «телеслушатель». А между тем такое слово могло бы появиться. Я думаю, что телевизор нужно включать не для того только, чтобы любоваться заставками или декорациями театрального толка. Но для того, чтобы увидеть вдруг облака и все настоящее в природе или услышать Слово, узнать человека, «поговорить» с ним. Важность, возможности и значение слова пока еще не осознаны практикой нашего телевидения в достаточной степени. Тем более дорог нам пример и опыт Ираклия Андроникова. Он помогает выяснить некоторые принципиально важные особенности «зримого звучания» слова на телеэкране, помогает представить себе дальнейшие пути «ораторства с телеэкрана».

* * *

Если определять то единое начало, единое качество, которое соединяет разные работы Андроникова и объединяет всю его деятельность, я бы прежде всего сказал о свойственном его творчеству демократизме. Глубоком, искреннем, настоящем демократизме, непреложным следствием которого, выражением сущности которого является глубочайшее уважение к слушателям, готовность служить им, проявляющаяся легко, естественно, просто. Именно высокое уважение к публике и отношение к ней как к высшему судье и высшему авторитету объясняет интонацию андрониковских рассказов, бесед, выступлений, которая всегда уважительна, доверительна. Никогда рассказчик не ставит себя в положение «учителя жизни», хотя опыт наш говорит о том, что вся его деятельность объективно становится таким учителем жизни.

Высокое уважение к слушателям, отношение к ним как к главным людям позволяет художнику надеяться и на ответное уважение. И, как следствие этой взаимности, художник позволяет себе открыться своим слушателям. Он не боится предстать перед ними таким, какой он есть, не боится показать себя порой и в обстоятельствах, что ли, недостаточно серьезных для сана писателя, «известного человека».

Андроников строит свои выступления, свои рассказы столь естественно, столь правдиво, не подправляя ситуаций, что нельзя не поверить в правдивость и истинность того, что «на наших глазах» происходит.

Мы видим в нем человека культуры, писателя, артиста, исследователя, искусствоведа, многолетним трудом подтвердившего свою преданность делу, которым он занимается, будь то изучение Лермонтова или Пушкина или изучение и пропагандирование творчества многих замечательных «людей культуры».

Ощутив искреннее и уважительное отношение к себе со стороны художника, люди хотят ответить ему. И приходят в его адрес многочисленные письма с советами и подсказками, ценные семейные реликвии, документы…

Кстати, во всех своих выступлениях, статьях, книгах Андроников непременно говорит о читателях, радиослушателях и телезрителях, благодарит их за помощь, называет имена и фамилии, обращается за помощью – и снова рассказывает.

«Я хочу рассказать вам…» В этом лермонтовском названии одной из его книг – естественное творческое состояние Андроникова: рассказать все то, что он знает и узнаёт, рассказать увлекательно, интересно, с тем чтобы внедрить это знание, заронить в душу светлое представление о светлых людях. Жизнь писателя проходит под знаком традиционно русского культурного подвижничества.

Он поставил свой уникальный талант на службу, добровольную службу другим талантам, людям, которые составляют гордость нашей культуры, людям, в которых Андроников как художник видит образец творчества, образец гражданского служения искусству, образец служения своему народу. Это вызывает не только чувство удивления, хотя чувство удивления это несомненно вызывает. Перед этим преклоняешься. Не случайно такой широкий душевный отклик нашло присуждение Андроникову Государственной премии СССР (1967).

Андроников – единственная в своем роде художественная личность. Можно даже сказать, что он есть целое явление нашей культуры. Явление, к которому мы давно привыкли, глубоко и всерьез полюбили; явление, которое вместе с нами на протяжении жизни уже нескольких поколений развивается, углубляется, достигает своих вершин; явление, которое, начавшись с удивительной способности Ираклия Андроникова «представлять» других людей, выросло в нечто более глубокое, более серьезное и тем более редкостное. Способность представить нам великих деятелей культуры и других людей, с которыми так или иначе свел художника его литературный поиск или какая-нибудь жизненная ситуация, которую Андроников умеет исключительно внимательно, как-то особенно подсмотреть и затем передать в свободной, естественной, органичной форме, простой и по-своему изысканной, выросла до способности явить нам живых героев, больших деятелей культуры и иных людей во всей их глубине, в каком-то особенном локальном повороте, который между тем открывает глубину и главное. И при всем этом личность рассказчика органично входит в повествование, в действие, она как-то отделилась внутренне от представляемого лица и незримо присутствует в каждой новелле и в каждом рассказе.

Фигура рассказчика, фигура автора постоянно ощущается нами, никак не затмевая главного. Мы видим человека, сохранившего для нас драгоценные мгновения больших жизней, способного каждый раз заново прожить вместе с нами, на наших глазах тот счастливый день, который когда-то свел его с тем или иным замечательным человеком.

Авторское «я», растворяясь в материале, в любви к тем героям, которых автор живыми может представить нам, никогда их не видевшим, не знавшим, но через его посредство познакомившимся с ними, узнавшим и полюбившим их, – авторское «я» Андроникова в его устных рассказах никогда не переходит ту грань, за которой начинается уже особое подчеркивание собственной роли. Но мы проникаемся его отношением к героям, его мыслями, смотрим на них его глазами, дышим в его ритме, слышим их речь в его интонации. Притом мы можем благодаря Андроникову представить человека не только внешне, но «заглянуть» в его душу через какие-то характерные внешние проявления речи, ритм, звуковые краски голоса, краски мысли…

Андроников как бы приближает к нам, именно приближает замечательных деятелей культуры, знакомит нас с ними, дает нам счастливую возможность подышать одним с ними воздухом, напитаться этой атмосферой высокой человечности, высокой художественности, творческой атмосферой.

И в то же время он поднимает нас. Как на чудесном воздушном шаре, поднимаемся мы, слушая Андроникова, к человеческим высотам культуры. Уже много лет звучат рассказы Андроникова, и мы увлеченно и радостно слушаем их – новые, старые. Дело ведь не только в сюжетах, фактах, характере событий, который нам может быть известен заранее, но в том, что мы присутствуем при почти мистическом акте: снова и снова можем побыть в обществе людей, многих из которых уже нет в живых. А кто может отказать себе в удовольствии еще и еще раз побыть в обществе Соллертинского, Остужева, Всеволода Иванова, Алексея Толстого, Маршака, в обществе других людей, которых мы впервые узнаем «от Андроникова», в обществе самого Андроникова…