Приват для Крутого

– Несчастная сиротка! – не унимается Брандо, но он мне кажется проще, в отличие от того же Фари, который молча сидит ближе всех к Крутому. Он похож на шакала или на верного пса главаря. Черная тихая Гиена.

– Кто тебя подослал, дите?

Этот вопрос Крутого вводит в оцепенение, но я ни единым движением не выдаю страха. Спокойная, уверенная в себе, тогда как внутри трепещет каждая клетка.

Вижу, как Савелий Романович поднимается и опирается сильными руками о стол. Такого допроса у меня в жизни еще не было. И правду сказать нельзя. И врать как бы… тоже.

– Никто.

– Савел, да ее там чуть по асфальту не размазало! Сам видел, еще секунда – задавил бы, как жука, – защищает меня Соловей. На удивление, даже не ожидаю от него.

– Я спешила домой. Замоталась. Был туман, я просто не увидела вашу машину. Я не хотела такого ущерба, мне жаль. Честно.

Мысленно скрещиваю пальчики. Ну же, ну, поверьте мне! Пожалуйста-пожалуйста!

Внутри ураган какой-то, а еще так сильно живот напрягаю, аж дышать больно. Как будто там щит каменный. У меня всегда так, когда пытаюсь защититься. От них, и особенно от Крутого.

– Она тебе гонит, брат. Лапшу вешает, на ходу сочиняет, – басит Фари и отпивает виски, а я уже ни живая ни мертвая стою и не знаю, что будет.

Если они меня на лжи поймают – мне конец. Мне точно не жить уже будет, и басня про лес мне уже не кажется просто страшилкой.

***

– Уважаемые, хорош паранойю толкать. Глаза откройте и посмотрите на девочку: кто бы ее подослал, да еще и такую? Документы видели? Восемнадцать лет по паспорту исполнилось две недели назад. Вчерашнее дите. Отвалите от ребенка, шакалы, – спокойно говорит Ганс, не отрываясь от работы. Это первые его слова с момента входа в клуб. Кажется, он немногословен. Этот блондин создает впечатление единственного уравновешенного здесь человека, и даже сейчас он не смотрит на меня, а что-то быстро считает на калькуляторе. Сосредоточен, собран, тихий очкарик – он точно финансист или бухгалтер.

– Гоша, остынь. Не перерабатывай, тебе вредно.

Брандо, и, кажется, это мой последний шанс.

– У меня нет таких больших денег. Я не смогу вам вернуть долг.

– И что же с тобой делать?

Крутой стряхивает пепел с сигареты в стеклянную пепельницу, стоящую на белоснежной скатерти, а я на руки его крупные смотрю. Грубые, большие ладони. Невольно представляю, как бы смотрелись эти руки на мне. Стоп! Даша, приди в себя. Наверное, от страха такие мысли. Они пугают меня, как и Он.

– Простить, – лепечу, надеясь на чудо. Облизываю сухие губы, дышать стало совсем сложно. Боже, хоть бы не упасть.

– Почка.

Кажется, я ослышалась, но нет.

– Что?

– Почку свою продай, раз нет сбережений. Вернешь долг, – спокойно басит Крутой, точно мы тут о макаронах разговариваем.

– Да она хилая! Глянь на нее, перевод продукта! Романович, лучше мне ее отдай! – возникает Брандо, а я губу прикусываю. Они делят меня, как барашка на рынке. И не вздумай перед ними плакать, дурочка, это их только развеселит!

– Я не буду продавать свою почку!

– Значит, будешь отрабатывать. – Крутой выдыхает седой дым, а я крепче сжимаю листик с этими ноликами в руке.

– Саня, займись, наконец, делом, а не трепом – набери Королю. Пусть это заберет, оформит на панель. Он мне должен сильно.

Это обо мне. Даже по имени не зовет. Боже.

– Нет, стойте! Я… я могу быть полезной! Отработаю, могу быть официанткой или помогать на кухне!

Молюсь об этом. Это был бы самый простой способ здесь зацепиться. Мне это и надо. Таков и был изначальный план, а не всякие там панели.

– Мне не нужна официантка.

Прямо слышу раздражение в его голосе, Крутой теряет терпение, а Фари так смотрит на меня, словно детектор лжи сканирует.

– Да пусть на сцене пляшет! Ну-ка, давай глянем, что тут у нас под балахонами, – говорит Брандо, а после подходит и рывком сдирает с меня куртку. Я остаюсь в одном только платье. Дрожу, обхватываю себя руками.

Чувствую взгляд Крутого на себе. Такой тяжелый, строгий, пробирающий. Мне стыдно и дышать тяжело, аж больно. А еще щеки горят, стало жарко почему-то. Замечаю, как от холода соски встали, боже, хоть бы никто не заметил.

– Двигаться умеешь?

– Да, я… я могу танцевать, я умею! Я занималась гимнастикой и вообще…

Не знаю, зачем эти правдивые детали, просто врать, глядя Крутому в глаза, непросто. Малейшее неверное движение – голова с плеч.

– Оу, гимнасточка, значит. Зачет! Савелий Романович, посмотри, какая цаца! Кисуля, ну ты, конечно, миниатюрная. Ты че, не жрешь? Ну-ну, – говорит Брандо с ростом под два метра. Он нагло касается моей руки, но я ее отдергиваю, отшатываюсь от него. Неприятно.

– Не трогай!

От чужих прикосновений меня трясти начинает, сцепляю руки в кулаки. Они загнали меня. Покажу слабость – прихлопнут, как муху.

Молчи. Просто молчи, Даша. Их больше, они сильнее. Все один за другого. За тебя никто не заступится здесь. Впрочем, как и везде.

– А ляля-то с характером! – салютует мне Брандо.

Встречаюсь взглядом с Крутым. Трепещет все тело. Кто бы что ни говорил, он здесь главный. Как решит, так и будет, и у меня реально только одна попытка.

– Савелий Романович, мне не нужны проблемы. Я отработаю долг.

Глава 4

– Это кто тебя так? Наши, что ли?

Вера. Женщина лет пятидесяти, которую тут зовут “Мамочка”. Это она забрала меня с того пьедестала позора и отвела в гримерку. Крутой не сказал ни слова, он просто коротко махнул рукой, отгоняя меня, точно мошку, и переключился на разговор с Фари.

Я не упиралась, опции уйти мне уже дано не было.

– Нет… я в аварию попала.

– Как тебя так угораздило? Кости хоть целы? Танцевать как собираешься?

– Все нормально. Колени только вот ободрала.

– Вижу, но это пустяки, обработаю сейчас. Иди сюда.

Вера достает аптечку, вынимает оттуда перекись и зеленку.

– А-ай! Больно, щиплет! – пищу, слезы тут же выступают на глазах. Дую на ранки. Они небольшие, но болят, как будто наждачкой их отполировали.

– Ну все, все! Скажи спасибо, что Крутой за свой новый мерс тебе колени-то не перебил.