Привенчанная цесаревна. Анна Петровна

Кабы с ней такое случилось, давно бы государю надоела. Он и на последнем месяце нетерпеливился: скоро ли опростаешься, не надоело тебе тяжёлой ходить?

Шутки шутками, а обида горькая: хоть бы пожалел когда. Не было такого. Не было, и всё тут. Катя улыбаться да веселиться должна. Наряжаться, да не тратиться. Денег не давал. Это уж государыня царевна втихомолку совала.

Один раз деревеньку решил отписать, махонькую. На двенадцать дворов. Раздумал. Мол, рваться туда будешь, обо мне забывать. Сама тогда подтвердила: ничего мне, государь, от вашей милости не надобно. Катя вами жива, вами весела, вами всем довольна. Улыбнулся: ты у меня умница, не жадная.

Об отдельном домике тоже не побеспокоился. Чтобы двор у неё свой. Плохо ли? Хоть там сама себе хозяйкой была бы. Царица Прасковья сказала, после Монсихи нипочём верить не станет. Любил её крепко, да вот обманула его. Мол, твоё счастье, Катерина, что вовремя на глаза государю попалась. Теперь пользуйся да себя построже соблюдай. Не любит. Слова добрые говорит, а не любит. Сразу видно. А принцессы её за версту обходят. Не замечают. Только Аннушка, Анна Иоанновна лучше других. Поласковее. Может, потому что у матушки не любимая. Там всех главнее старшая, Катерина.

Никто не обижал, это правда. Да разве в одной обиде дело? Вон Борис Петрович какой обходительный был. Всё по-доброму, всё с улыбкой. Иной раз как дочку приласкает. Не грусти, Марта, ты молодая, красивая, покладистая. Устроим твою судьбу, вот увидишь, устроим. За плечи возьмёт — руки большие, тёплые, в синих жилах все, а ещё сильные.

Устроили! Не успел Александр Данилович глаз положить, тут же от Марты старик отказался. Прощаться не пожелал. Слова последнего не высказал. Была — хорошо, нету — того лучше.

Господи! И чего мысли такие в голову лезут. Неуместные! Государыня царевна после бабкиных слов спросила: а ну коли и вправду дочка будет, как назовёшь, Катеринушка? Да разве мне решать! Как прикажут.

Царевна поглядела и улыбнулась: а знаешь что, Анной назови. Вскинулась тогда вся: как же Анной, когда Монсиха... Царевна головой кивает: как раз потому. Государь к новой Аннушке сердцем прилепится, о старой поминать перестанет. В нашем царском доме это имя особое. Им не шутят. Подумай, Катерина, подумай.

Мне думать! Мне как прикажут. Может, и права царевна. Только если дочка по сердцу государю придётся, а может, и взглянуть не захочет. Вон сынка, наследника, и то не больно жалует, а тут... А коли сын — что бабке стоит ошибиться? С сыном как?

Царевна Наталья про имя для девочки толковала: Анна, мол, особое оно, не простое. У государя Ивана Васильевича Грозного бабка так прозывалась — Глинская Анна, из князей литовских. В Москве, что правда, не больно её жаловали. В колдовстве винили. Будто сердца у живых людей вынимала, кровью город кропила, оттого и пожары по Москве шли страшные. Страшнее быть не могло — за два часа все улицы выгорали.

А сам государь Грозный дочку хотел — непременно царевну Аннушку. Вторая супруга ему восьмерых дочек будто родила, всех Аннами нарекали, ни одна до году не дожила. Так все в рядок под собором в Александровой слободе и легли. Жил там государь Грозный не один год...

Потом будто, когда супруга тяжёлая ходила, в завещании неродившуюся дочку имением наделил. Так и написал, царевне Анне, когда родится. Принцессе Наталье лучше знать, как оно было. Только зачем государю тот давнишний-то? Зачем ему? Вот если Монсиха, другое дело. Сказывали, государь её из-под ареста домашнего освободил. Разрешил на люди в кирхе показываться, а чтобы в гости ни-ни. До церкви и обратно. Один брат её провожает. Ещё в лета не вошёл, а красавчик сестре под стать. Вилим Монс.

Что, если государь ей милость вернёт? Что тогда? Одно счастье — прусский посланник словно на посту около Монсихи стоит. В кирхе каждый раз подходит. Слова любезные говорит. Все заметили. Варвара Михайловна рассказывала. Следит. Следит неотступно. Не хочет Александр Данилович, чтобы Монсиха снова в силу вошла, ой не хочет. Он её запутал, не иначе. Уж так ловок, так ловок.

Опять боли подступили. Повитуха руку даёт, чтоб держаться за неё. То же твердит: терпеть надо, фрейлен. Теперь уж что — теперь только терпеть. Поторопиться надо. Вы, фрейлен, сильная, молодая, в двадцать четыре года только и рожать. Государь велел, чтоб к его возвращению всё кончить. Покои убрать. Постарайтесь, фрейлен.

Царевна Наталья Алексеевна заглянула. Своими мыслями занята. Слова ласковые, а глаза тёмные, неулыбчивые.

— Каково справляешься, Катя?

Надо справиться. Мысли-то у царевны далеко. Что ни день в Воробьёво ездит. Художник там Москву изображает. Сказывали, красота неописуемая.

Может, и так. Только у царевны своя забота — догадаться нетрудно. Ждала художника. Сколько лет ждала. А вот, поди ж ты, не складывается всё по её желанию. Сама хотела государю напомнить, может, оставит голландца при дворе. Отмахнулся: у нас теперь свои художники есть. Вон один Иван Никитин чего стоит. Надобно, чтоб твой портрет списал. Второй раз с тем же делом не подступишься. Не то и вовсе беды наделаешь.

В семье у них, видно, так — художники в чести. Старая царевна Татьяна Михайловна, государю тётка родная. Горой за патриарха опального встала. С братом не посчиталась. По благословению патриаршьему живописному делу училась. Такой портрет самого патриарха с клиром написала, что лучше и не сделать. Некрасивые все. Обрюзгшие. Бороды растрёпанные. Глаза заплыли. А как живые. Для царевны, видно, никого другого и не надо.

Патриарха, Никоном его звали, от двора отрешили, в монастырь сослали. А она за ним. В монастыре себе покои особые выстроила. После его кончины почти всё время там проводит. Вспоминает.

Не любит она государя. Сердцем чую, не любит. Государь к ней со всем почтением — первенца ведь его, царевича Алексея Петровича, крестила. А она лишь бы государя лишний раз не встретить.

Сестрицу государеву Марфу, что теперь в монастыре заточена, больше всех из своих крестников любит. Простить её муку государю не может. Гордая, а просила его о милости. Наотрез отказал. Царевна и отошла от него сердцем. Даже словом перекинуться, видно, трудно.

Тоже хотела государя просить: нешто можно старую женщину в монастырской тюрьме держать. Можно сослать куда подальше. Так глянул — обомлела вся: не твоё дело. Раз и навсегда запомни: не твоё!

* * *

Пётр I, Екатерина Алексеевна

— Ну, ты и молодец. Катя! Настоящий солдат!

— Почему солдат, мой государь? Вы хотите напомнить о моём неудачном браке? Но я даже не знаю, жив ли Иоганн Крузе, и, наверно, не узнала бы его, если встретила. Столько лет, столько перемен!

— О драгуне можешь забыть. Погиб. Ещё под Мариенбургом погиб. Знаем наверняка. Нечего и поминать. Я о другом, Катя. Велено было тебе до моего приезда родить, ты и родила. Приказ есть приказ.