Привет, любимая

Рыжий подавленно молчал. До меня уже начало доходить, что этого нельзя было ему рассказывать, это для него убийственней измены, когда он наконец открыл рот:

– Так ты из-за нас тогда плакала?

– Да, - зло ответила я, только злилась уже не на него, а на себя. Этого он мне никогда не простит. Никогда. И ничего не объяснишь, ничего не докажешь. Кажется, все и навсегда сейчас было сломано.

– Значит, ты со мной целовалась назло ему? Персонально я тебе был не нужен?

Мне нечего было ему сказать. Доказывать, что в тот день для меня многое действительно изменилось, бесполезно. Не услышит. Потому что не захочет услышать. Да он и не ждал оправданий. Он просто размышлял вслух. Горько звучали его размышления:

– Господи! Ты, наверное, отплевывалась от моих поцелуев... Не противно было? Я-то, я-то, дурак, поверил... И как было не поверить? А ты, значит, и не любила меня никогда? Что же ты, змея, в постель-то со мной легла?...

– Думай, что хочешь. Но шлюхой я никогда не была. И в постель с тобой легла не из желания насолить Олегу.

– Ну, да, от страстной любви...
– спокойно заметил он, - Нет, ты - не шлюха... ты - хуже шлюхи...

Я повернулась и ушла. А что оставалось делать? Плакать, умолять, доказывать ошибочность его выводов? Не поможет. Москва слезам не верит. Рыжий тоже. Все было кончено. Не Светка, я сама разрушила свой мир. И его мир тоже. И нет мне за дурость прощения. Пусть меня теперь бог накажет. Я-то себя уже наказала на всю оставшуюся жизнь.

* * *

Я не знаю, где ночевал Мишка. Лично мне в нашу комнату идти не хотелось. Моя узкая кровать являлась слишком сильным напоминанием о том, что я натворила. Господи, жить - и то не хотелось.

Сон застиг меня в сенях на приступочке. Утром я и проснулась сидящей в той же позе. Разбудили голоса тети Нины и Мишки. Начало их разговора я не слышала, спала. Услышав, о чём они толкуют, сразу пожалела об этом.

– И что же теперь? Разводиться будете?
– охала тетка.

Они стояли прямо за дверью. Нашли место!

– А как мы с ней будем жить, если я ей не нужен? Ну и она мне тогда не нужна...

– Как это? Как это, не нужен?
– разволновалась тетка, - Ишь ты, чего выдумал!

– Не надо, теть Нин. Что я, маленький, что ли? Не понимаю? Все мы с ней вчера выяснили. Если она не любит, силком не заставишь. И не надо. Проживу и без ее любви как-нибудь. Девок много, найдется кому утешить.

– Кто это тебе сказал, что она тебя не любит? Она? Да не могла она так сказать!

Я прислушивалась и злилась. Это когда же, интересно, я ему такое говорила? Врун несчастный. Девок, значит, много? Найдется, кому утешить? Ну и пусть катится, откуда пришел, раз он такой! Без него обойдемся. Не заплачем. Вот как раз плакать-то вдруг очень захотелось. Но живо вспомнились его слова: "Ох, и любишь же ты, Алька, поплакать!" Не буду. Как бы ни хотелось, не буду. Не дождется. Ага! Опять недовольно бубнят. Уже на терраске.

– Это, наверное, она из-за Светки так себя повела. А ты тоже хорош! Зачем обнимался?

– Подумаешь? Что в этом такого? Светка сама на шее виснет. Я что, железный?

– Нет, ты скажи, зачем обнимался? Вся деревня об Альку языки треплет.

– Мало ли с кем я там обнимался? Не тайком же где-нибудь...

– Альки тебе мало было?

– Теть Нин, ты сама посуди: Альку обнимешь, глянь, она уже спит.

– Рано ты, Рыженький, женился, - вот что я тебе скажу. Не нагулялся, значит, еще...
– вздохнула тетка.

– Ну, счастливо оставаться, теть Нин.

– И куда ж ты, изверг, теперь-то?

– К родителям. Куда еще?

– Не уезжал бы ты, Миша! Ведь она любит тебя, Алька-то. Она тебя до беспамятства любит.

Еще чего выдумала! Пусть уматывает. Никто его здесь не любит.

Мимо сеней пробухали шаги. Хлопнула дверь. ...Уехал!

* * *

В комнате остался его чемодан. Забыл. Так торопился сбежать, что забыл свои вещи. Впрочем, сюда он привез старье. На радостях предки его с головы до пят в новое оденут. За своим барахлом Рыжий все равно не вернется. Я тоже Мишке не повезу, характер не позволит. Видно, здесь и стоять этому чемодану до скончания века. Выкинуть - рука не поднимется. Это же его вещи! От них Рыжим пахнет!

Тишина какая! Только часы тикают. Что же так тихо? Как будто кто-то умер. Да это же я умерла... Я!!!

Захотелось выть. А слез почему-то не было. Уж лучше бы слезы, чем так! В дверь заглянула тетя Нина:

– Чего сидишь? Беги, догоняй его! Непутевая!

– Никуда я не пойду!
– у меня затряслись губы.
– Пусть уезжает!

– Зачем обидела мужа?

– Никто его не обижал. Он сам себя обидел!

– Тьфу, дура!
– в сердцах плюнула тетка, - Вот и кукуй теперь соломенной-то вдовой.

Дверь захлопнулась.

Как это она сказала? Соломенная вдова? А ведь и, впрямь, соломенная...