Привет, любимая
Шрифт:
– Ты же не умеешь мне врать, - ласково усмехнулся он.
– Ты никогда мне не врала.
Это, конечно, так. Почему-то именно ему, ему одному я никогда не врала - всегда говорила правду.
– Я устала.
– Угу, - кивнул он.
– Сейчас отдохнешь.
Встал и ушел на кухню. Его и не было всего несколько минут, а я запаниковала. Вдруг он
Он вернулся. Держал в руках странный пластмассовый шприц. Таких мне видеть еще не приходилось.
– Ой, только не в вену!
Он хохотнул.
– Как была трусихой, так и осталась.
Много он понимает! Я рожала вон как и то - ничего не боялась. Я вообще ничего не боюсь.
– Куда руку спрятала?
– насмешливо спросил он и бесцеремонно залез своей лапищей ко мне под одеяло. Пришлось подчиниться. Вытащить левую руку из-под спины.
– Да не трясись ты так, - откровенно смеялся Мишка, ловко попадая иглой в вену. Как у него это просто получилось! Ничего не поделаешь, профессионал.
Он поднял голову от моего локтя. Заглянул в глаза. Сказал серьезно:
– Теперь спи, любимая. Постарайся больше не умирать.
– Послушай ...
– После поговорим.
Спорить с ним было бесполезно. Это я еще помнила. Вздохнула. Закрыла глаза. Если "после поговорим", значит, еще увидимся. Сон накрыл меня мягкими лапами.
* * *
Ванечкина кровать была отодвинута подальше от моей кушетки. Кто ее отодвинул? Зачем? Ванечка спал, подсунув одну руку под пухлую щеку. Большой палец другой руки засунул себе в рот. Одеяло сбилось. Сквозь прутья решетки выглядывала розовая пятка. Вот всегда он так спит. Обязательно ноги из-под одеяла выбрасывает. Жарко ему, что ли?
Я вздохнула. Голова еще кружилась. Но дышать стало легче. Опять в комнате темно. До вечера проспала? Вот молодец-то. Миша, наверное, уже ушел ...
Ох, нет. Вон сидит. Не ушел!
За столом, освещенные оранжевым светом странного светильника, тетя Нина и Мишка пили чай. Перед Мишкой стоял его любимый бокал.
Откуда у нас такой светильник? Никогда не было. Мишка приволок? Зачем? А, вообще, здорово... Уютно. В углу, возле телевизора, куча самых разнообразных картонных коробок - одна на другой. Коробки явно иностранного происхождения,
изрисованные непонятными надписями на английском языке. Тоже Мишка приволок? Хм... после разберемся.Я опять взглянула на Рыжего. Как хорошо, что он здесь. И тетя Нина как рада. Вон, улыбается ему... Мне захотелось посидеть за столом вместе с ними, в этом мирном круге оранжевого света... Но так непривычно видеть Мишку здесь. Комната кажется совсем маленькой. Может быть, он и усох, а все равно огромный. И незнакомая мне красивая серая рубашка совсем не скрадывает этой его огромности.
Я пошевелилась. Они прервали тихий, не слышный мне разговор и разом повернулись.
– Как ты?
– спросил Мишка.
– Ничего, - шепнула я. Сказать громче от чего-то боялась.
– Чаю хочешь? С малиной?
– С малиной не хочу. Просто чаю ...
Тетя Нина и Мишка переглянулись. Тетка понимающе улыбнулась. Взяла со стола чайник и вышла на кухню. Зная ее, можно не сомневаться - свой чай я получу очень нескоро.
Мишка пересел ко мне на кушетку. Пощупал мой лоб. Скула у него от уха и до подбородка была испачкана чем-то темным. Я еще утром заметила, да спросить постеснялась.
– Что у тебя на щеке?
– Где?
– удивился он, но, поймав мой взгляд, ухмыльнулся:
– Ах, это ...
Дотронулся до грязи пальцами.
– Гематомка, - весело пояснил он.
– Очень симпатичная. Как ни прискорбно, но уже проходит.
Гематомка. Синяк, что ли? Вот ведь человек! Ни слова попросту ... Скоро совсем на латынь медицинскую перейдет. Как я его тогда понимать буду? Латынь мне учить придется? Кстати, ничего себе синячок. Обширненький.
– Где ты приложился?
– Это мне Олег объяснял, что я подлец. Когда я позволил тебе уйти. Встретил меня на лестнице и все популярно объяснил. Очень доходчиво получилось.
– Зачем?
– мне стало холодно. Я попыталась натянуть одеяло до носа. А еще лучше - до бровей. Не сам вернулся. Его заставили.
– Мы же с тобой все решили. Я сама тогда ушла.
– Ну да, - он поправил мне подушку. Легко, привычно. Немного приподнял меня, подоткнул одеяло. Смотрел серьезно. Дотронулся пальцами до седой прядки на моем левом виске.