Привет, любимая

– Я притворялся, а ты, глупая, поверила. Я не знал, что и подумать, когда тебя увидел. А ты еще меня и домой позвала. Своим ушам не верил, тебе тоже... И почему ты к остановке не пошла? Мы потом с Олегом полтора часа колесили по окрестностям. Сюда сначала приехали. Потом назад вернулись. Все закоулки обшарили.

Значит, это все-таки он меня на скамейке нашел. Так хотелось в это верить... так хотелось... Но боялась, просто померещилось... Значит, все-таки он!

– Слушай, Миш, а с чем я свалилась?

Он посмотрел на меня. Внимательно посмотрел. Лицо его стало скучным. Пожал плечами. Мне стало смешно. Это он врать приготовился. Всегда так. Я укоризненно покачала головой. Он смутился.

– Так, пустяки. Всего-навсего двухстороннее крупозное воспаление легких.

Воспаление легких? Он, наверное, все это время здесь обретается? Где же он спал? И спал ли? Вон рубашка мятая. Хорошо, догадался рукава закатать. А уставший какой! Тяжело ему со мной пришлось. Отдых ему нужен и немедленно.

– Ты когда уйдешь, Миша?

– Куда уйду?
– оторопел он.

– Ну...
– замялась.
– Я уже поправляюсь... Ты, наверное, уйдешь?

– Еще чего!
– возмутился он. Вскочил. Сунул руки в карманы серых, спортивного покроя брюк. Заходил по комнате - ей-богу, тигр в клетке, ни дать, ни взять. Пнул ногой стул, остановился в центре комнаты. Под люстрой. Как всегда... Обернулся ко мне. Сердитый. Взъерошенный.

– Ты меня домой звала?
– спросил жестко.

– Звала, - ответила я тихо и виновато.

– Насовсем звала? Или как?

– Насовсем...

– Я, конечно, гад, сволочь... Я виноват... Но раз звала насовсем, значит, простила?.. Ну, вот. Я пришел. Куда мне теперь прикажешь идти?

Я молчала. Глядела на него во все глаза. Вернулся! Насовсем вернулся! Значит, еще любит? Или из-за Ванечки? Если из-за сына, то не надо...

– Если ты из-за сына решил остаться, - неуверенно начала я, - то приносить такую жертву не надо. Я три года без тебя с ним справлялась, с Ванечкой... Ты не знаешь...

Он перебил меня. Громко и раздраженно.

– Что за чушь ты несешь? Ванечка... Прекрати Ваньку так называть. Он мужик. А про тебя я уже все знаю. И с Олегом говорил. И с Татьяной. С тетей Ниной до сих пор все еще говорю... Даже Ромкины сказки слышал.

Вот тут я испугалась. Зарылась поглубже в одеяло. Дышать стала тихо-тихо. Романа он мне не простит. Такое он не сможет простить. А если Роман еще и небылиц наплел...

– Что спряталась?
– фыркнул Мишка.
– Как про Ромку услыхала, так и спряталась? Чего ты боишься?

Подошел. Плюхнулся на кушетку. Кушетка всхлипнула. Сгреб меня в охапку вместе с одеялом. Прижал к себе.

– Какая ты глупая, Алька.

– Но ты ведь хотел со мной разводиться? А теперь и подавно...
– пробормотала я в одеяло, успокаиваясь. Любит, любит, любит...

– Разводиться? С тобой?
– он уставился на меня, ничего не понимая.
– Кто тебе это наплел? Никогда бы в жизни тебе развода не дал!

Прижал к себе еще крепче. Я тихонько высвободила одну руку и обняла его за шею. Он тщательно завернул меня в одеяло и поместил к себе на колени. Держал, как младенца. Целовал в глаза, в нос.

– Подумаешь, Ромка...
– бурчал между поцелуями.
– И его хорошо знаю, и тебя. Небось, кокетничала с ним, кокетничала... А потом по носу щелкнула?

– Ага, - я тихо рассмеялась. Как это он про нас с Романом так точно вычислил?

У Мишки было такое выражение лица! И эти его веснушки... вот окаянные... Я вытащила из одеяла и вторую руку. Дотронулась до них... Господи, до чего же я его люблю! Я ему так и сказала...

– Ты думаешь, я тебя не люблю? Я тебя, Алька, еще больше люблю!

– За что, Рыжий? За что?

Он перестал меня целовать. Серьезно посмотрел и тихо промолвил:

– А кто его знает, за что? Вот ты знаешь, за что меня любишь? Ну и я не знаю... Разве любят за что-то? Любят просто так. Любовь, она или есть, или ее нет. Я вот в Африку от тебя сбежал, а ты меня и там достала. Помню, я только из армии вернулся. Недели три прошло, не больше... Мы с тобой из-за Светки поссорились. Ты за поленницу ушла - плакать. Я тихонько с другой стороны зашел и смотрю. Сидишь ты на чурбаке и плачешь. Спокойно так сидишь. Подбородок руками подперла, а по щекам слезы льются... У меня тогда душа вся сжалась. Такая ты любимая, такая родная... Я в загранке каждый день это вспоминал. Женщин много разных встречал. Такой, как ты... такой вот родной, моей - нет. Не было больше такой. Мне теперь всю жизнь перед тобой свои грехи замаливать. И я о тебе только всегда и думал, Василек ты мой бестолковый...

Я поерзала у него на коленях, прижимаясь теснее. Прислонилась виском к его плечу. Любит. Любит, конечно. А что мне еще надо? Ничего мне больше не надо. Что-то у меня глаза защипало. Будет сегодня чай или нет? Куда тетка-то запропастилась?

Мишка угадал мои мысли. Громко сказал в сторону кухни:

– Теть Нин! Ты там еще часик посиди. Чай настояться должен.