Привидения
Шрифт:
2. УТБУРДЫ
Утбурд
(J'on 'Arnason, 1956–1961, III)
Утбурды — драуги особого вида, которые получаются, когда бесы вселяются в некрещёных детей, вынесенных матерями на пустошь [18] , ведь крещение отваживает всю нечисть. Поэтому те, кому при крещении святая вода попала на глаза, не могут быть духовидцами. Утбурды ползают на одном колене и держат в руке тряпку, в которую были запелёнуты. Они не отходят далеко от того места, где их выкинули. Они могут заморочить человека только совсем рядом с собой, а их вой часто слышен на пустоши, особенно в бурю или в ненастную погоду.
18
Слово «'utburdur» происходит от выражения «ad bera 'ut barn» — «вынести ребёнка (на пустошь)», то есть избавиться от младенца, оставив его в безлюдном месте. Эта практика восходит к древности. Таким образом избавлялись от лишних ртов в голодные времена, от явно нежизнеспособных детей и т. п. При крещении Исландии этот обычай был официально запрещён наряду с ритуальным
«Матушка моя в хлеву!» [19]
(J'on 'Arnason, 1956–1961, I)
На одном хуторе была работница. Она родила тайком и вынесла ребёнка на пустошь умирать: такое в нашей стране случалось сплошь и рядом, когда за рождение внебрачных детей полагалась епитимия, штраф или даже смертная казнь. [20] А после этого как-то раз устраивались игрища под названием викиваки, которые раньше повсеместно проводились в нашей стране, и эту самую девушку пригласили на танцы. [21] Но поскольку она была небогата, у неё не было нарядов, подходящих для таких празднеств, какими в старину были викиваки, а наряжаться она любила, — и из-за этого ей приходилось сидеть дома, а это было ей не в радость. Однажды, пока проходили танцы, эта девушка доила овец в загоне вместе с ещё одной женщиной. Она стала жаловаться другой доярке, что ей не в чем пойти на викиваки. Но едва она вымолвила слово, как обе услышали из-под стены загона такую песенку:
19
Эта былинка, без сомнения, один из самых известных исландских фольклорных текстов о призраках. (Широкой известностью пользуется песенка, которая в современной исландской культуре почти полностью оторвалась от своего изначального контекста и часто исполняется в различных аранжировках хорами, ансамблями народной песни и фолк-группами.) При всём том «Матушка моя в хлеву!» не типичный пример быличек о призраках, а скорее исключение. Обычно призраки приходят к своим обидчикам или убийцам с упрёками (ср. далее текст «Я творила бы квашню…») или с намерением мстить. (Тексты, где призрак приходит, чтобы поблагодарить человека за хорошее отношение к нему, встречаются реже.) А в этой быличке младенец является загубившей его матери не для мести, а для того, чтобы утешить её в горе, и даже предлагает посильную помощь. Тем не менее реакция матери на его появление такова, как если бы её настигло возмездие: она пугается и сходит с ума.
В других вариантах этой былички, тоже помещённых в сборнике Йоуна Ауртнасона, в поведении ребенка-призрака нет такой однозначной доброты к матери: в одном случае он в песенке предлагает ей свою «кроваво-красную рубашку» (то есть намекает на насильственную смерть), в другом — кидает эту рубашку ей в лицо.
20
До второй половины XIX века описанная здесь ситуация действительно не была чем-то из ряда вон выходящим. Работницы и батрачки на хуторах обычно не получали за свой труд никакого вознаграждения (работникам платили в год сумму, равную стоимости одной коровы), и экономическое положение редко позволяло им заключить законный брак, поэтому значительная часть населения страны была обречена либо растить детей, считающихся незаконными, либо поступать с ними описанным здесь образом.
21
Викиваки (vikivaki, vikjuvaki) — старинный исландский хороводный танец под пение баллад или хороводных песен. Танцующие держатся за руки или за плечи друг друга и делают сначала два шага влево, затем один — вправо; танец разнообразится за счёт изменения темпа (в зависимости от содержания песни: если в ней появляются лирические сцены, хоровод идёт медленно и плавно, если речь идёт о драматических событиях, то быстро) или введения новых элементов (например, топнуть ногой). В XVIII веке в Исландии танец был запрещён Церковью, но аналогичный хороводный танец сохранился и по сей день очень популярен на Фарерских островах. Название «vikivaki» носили также песни (обычно баллады), сопровождавшие танцы, и праздники, во время которых водили хороводы. Традиция таких празднеств существовала в Исландии со Средних веков до XVIII века включительно; обычно они проходили под Рождество.
Батрачка, которая вынесла на пустошь своего ребёнка, поняла, что обращаются к ней. Услышав песенку, она так напугалась, что повредилась в уме до конца жизни.
«Я творила бы квашню…»
(J'on 'Arnason, 1956–1961, I)
Жила-была женщина. Она родила ребёнка и вынесла его на пустошь. Потом она родила другого ребёнка, девочку. Её она оставила в живых. Девочка росла и крепла и превратилась в девушку на выданье. Для неё нашёлся жених, и вскоре они справили свадьбу. На свадьбе было многолюдно и весело. Когда свадебный пир был в самом разгаре, все услышали, что к окну комнаты, где проходило застолье, кто-то подошёл, а потом послышалась такая виса:
Я творила бы квашню, Я белила бы холсты, Собралась бы под венец я, Как и ты.Считают, что виса была обращена к невесте, а сказала эту вису её загубленная сестра.
Утбурд на горной гряде
(J'on 'Arnason, 1956–1961, I)
Один человек ехал по горной гряде близ Сидумули, на берегу Белой реки. Вдруг к нему приблизился утбурд и сказал:
Гунна — мать мне, Гейр — отец. Ганка-Дранка звать меня. Видишь: я верхом поеду — Влезу на коня.И он вскочил коню на бедро, и коня разбил паралич.
А этот стих, как утверждают, тоже сложил утбурд, только неизвестно, при каких обстоятельствах:
Словно ворон, я смышлён, Как сокол, проворен. Я на Пустоши рождён, Во Флокадале вскормлен.«Здравствуй, дедушка!»
(Torfhildur Thorsteinsd'ottir Holm, Thj'ods"ogur og sagnir)
В Восточной Исландии жил пастор. У него были три взрослые дочери. Однажды поздно вечером он один ехал домой. Вдруг он услышал из взрыхлённой земли близ дороги громкий отчётливый голос: «Здравствуй, дедушка!» Пастор спешился и стал разгребать землю. Там он нашёл лопатку младенца и ещё несколько костей. Кости он подобрал и увязал в свой платок. Потом он отправился домой. Приехав, он призвал к себе дочерей, показал им кости и спросил: «Чьё это?» Две старшие покраснели, а младшая со стоном повалилась на кровать. У неё начались родильные муки: ведь это она вынесла на пустошь ребёнка, которого прижила тайком. [22] Это дело так никогда и не всплыло. Но говорят, пастор сурово отчитал её. Кости же зарыл на кладбище.
22
По исландским народным поверьям, женщина, решившая вынести своего будущего ребёнка на пустошь, при родах не испытывала мук, но могла испытать их позднее, когда о её поступке становилось известно.
Сын Эрленда и Уны
(Sigf'us Sigf'usson, 1982)
На хуторе Стёд, в Стёдварфьорде, в округе Южная Муласисла, жил пастор; как его звали, мы не знаем. У него была взрослая дочь по имени Уна. Он держал работника, которого звали Эрленд. Однажды пастор возвращался из далёкой поездки и переезжал вброд реку Фьярдарау. Когда он въехал в воду, ему показалось, что возле ног коня бултыхается какой-то свёрток. Пастор вздрогнул и воскликнул: «Это ещё что за чёрт?!» И тут ему послышалось, что свёрток отвечает:
Я в годах загублен юных, Я — сын Эрленда и Уны.Пастор спешился, поднял свёрток и видит, что это труп младенца. Он догадался, чей это может быть ребёнок, привёз его домой и вошёл с ним прямо в бадстову. Там сидела его дочь и ещё много народу. Он показал ей труп и стал рассказывать о том, как нашёл его. Уну при этом охватил такой страх, что у неё тотчас же начались родильные муки. Эрленду тоже стало не по себе. Тогда-то они, видимо, и сознались в своём преступлении. Но пастор проследил, чтобы приговор им вынесли не слишком суровый, ведь они были очень молоды и любили друг друга, хотя и знали, что священник не позволил бы им быть вместе.
Никулаус с хутора Квиаветлир
(J'on 'Arnason, 1956–1961, III)
Одного человека звали Никулаус, а его жену — Ингвёльд; они жили на хуторе Квиаветлир в округе Киркьюбоульскверви. Однажды он возвращался домой из прихода Утскаулар. Но когда он добрался до Конской впадины в пределах Киркьюбоульскверви, то увидел: лежит аккуратно свёрнутый женский фартук с серебряной пуговицей. Он тянется за пуговицей, но свёрток уползает от него, потянулся еще раз — сверток опять уползает, и так снова и снова, пока Никулаус не оказался очень далеко на хейди, у самого Корабельного бугра. Там он решил больше не трогать фартук.
Никулаус был человек немногословный и степенный. Про этот случай он рассказал Гвюдрун Гисладоттир, которая примерно в 1760 году, в юности, жила у него. Они решили, что это был утбурд.
Призраки младенцев предсказывают погоду
(Sigf'us Sigf'usson, 1982)
Гвюдмунд Аусгримссон, управляющий у Сигрид Хатльгримсдоттир на хуторе Кетильсстадир, на Полях, что в Южной Муласисле, сам родом из долины Мирдаль. Однажды, пока он ещё жил в родной долине, он шёл вдоль ущелья, в котором, по слухам, обитал призрак младенца. Вдруг со дна ущелья раздался невообразимый крик. Гвюдмунд рассказывал, что от этого его проняла дрожь до костей, и охватил такой ужас, что он без оглядки помчался домой. А буквально через несколько дней начался затяжной буран. Ведь утбурды часто кричат перед долгими буранами.
Однажды осенью Сигфус Эйрикссон с хутора Котлсстадир, на Полях, в Южной Муласисле, искал в долине Рейдарфьярдардалир молодого конька. Очутившись возле реки Ватлагильсау, он услышал в южном конце Эйвиндовой долины близ реки громкий крик, больше всего похожий на горький сердитый плач ребёнка. Он поспешил домой и рассказал об этом своему воспитателю, старшему Бенедикту Равнссону, который был уважаемым и рассудительным человеком. «И сколько раз он прокричал?» — спросил тот. «Четыре», — ответил Сигфус. «Значит, жди бурана длиной в месяц, — ответил он. — Ведь ты слышал крик утбурда». Всё сказанное сбылось в точности.
3. О НЕДАВНО УМЕРШИХ
«Перекуси нитку!»
(J'on 'Arnason, 1956–1961, I)
Рассказывают про одного ведуна по имени Финн. Он был могущественным и злым колдуном, и все его боялись. Когда он умер, никто — ни мужчины, ни женщины — не захотел шить ему саван и обряжать тело.
Одна женщина всё же отважилась, но не проделала и половины работы, как повредилась в уме.
Другая принялась за шитьё и не смотрела, как ведёт себя покойник. Когда она уже почти закончила, Финн сказал: «Только перекуси нитку!»