Приворотное зелье на единственную
Шрифт:
Вот так судьба распорядилась жизнью Любы. Опять одна. Были родители, нет родителей, был Кешка, не стало Кешки. Был Мишка, и он не вернулся. Но не все плохо в этом мире. Скоро кончится одиночество. Благодаря Мишке, исполнится самое заветное желание женщины - у неё будет малыш. Как хочется девочку. Такую же рыженькую, как Марусенька у подруги. И все же было тяжело и тошно на душе.
Утром позвонила Вера. Говорила про девять дней. Услышав унылый голос подруги, спросила грустно:
– - Не вернулся Мишка?
– - Не вернулся, - вздохнула Люба.
– - Вот что! Хватит мне придумывать поводы, чтобы уговорить приехать ко мне! Я еду за тобой. Собирайся, поживешь у меня, - решительно сказала Вера.
– - У тебя и так много проблем, - ответила подруга.
– У тебя двое маленьких детей.
– - Проблем много, - согласилась подруга, - от лишней ничего не изменится. Кроме того, папа с нами не живет. У него с Майкой (так звали вторую жену генерала) есть свой дом, и, кроме того, Майка тебя любит, и остальные мои друзья тоже. Уже интересовались тобой. Так что приезжай, подруга. Понянчишься с моими девчонками. Маруся тебя просто обожает. Марусенька, скажи тете Любе, чтобы в гости к нам приехала.
Люба, слушая детский голосочек в трубке и представляя медноволосую девчушку, согласилась. Она очень любила Марусю. Неделю Люба жила в доме подруги. Мишку старалась не вспоминать. Но иногда не получалось. Он сам напоминал о себе.
В тот вечер Вера долго укладывала спать детей. Маленькая без конца капризничала, не засыпала. Люба сидела возле кроватки старшей Маруси и читала девочке сказку. В конце концов, дети уснули, и женщины пошли, как всегда, попить чайку, поболтать. Муж Вероники, Никита, позвонил, что задержится. Подруги устроились в большой уютной кухне, включили телевизор. Покушали плотно вместо чаепития. Любе стало нехорошо, она прилегла на диван, что стоял тут же, Вероника присела рядом, в ногах, взяла в руки пульт от телевизора, переключала бездумно программы.
– - Знаешь, надо поменьше есть на ночь, - говорила подруга.
– Меня разнесло после родов, и ты поправляешься.
– - Да ладно тебе, Вер, я все-таки беременна....
– начала Люба и резко замолчала.
Она увидела в телевизоре знакомую тощую фигуру Кристины.
– - Телевизору надо с опаской верить, - говорила тихо Вера, тоже глядя на экран. - Я один раз насмотрелась, все неправильно поняла. Про Никиту. Когда-нибудь тебе расскажу... Поэтому теперь ничему не верю. Давай на фильм переключим.
– - Фильмы все глупые, - отозвалась Любаша.
– Давай досмотрим новости. Что скажут про голубую кровь князей Облонских.
А по телевизору рассказывали про открытие приюта для собак. И открыл его дед Кристины, старый парализованный Эдуард Григорьевич, он сидел в кресле-коляске и глупо глядел в камеру. Ему совали в руки ножницы, тот пускал слюни, ткнул якобы по ошибке в тощий зад ножницами Кристе, на Снежена направила его руки, и старый маразматик разрезал ленточку.
Тут было все семейство Облонских. Рядом со старым Эдуардом с двух сторон коляски стояли Кристина и её мать. Обе белесые, бесцветные, узкие. Неподалеку красивый, хорошо выглядящий Родион Прокопьевич Годеонов. Уже давно за сорок мужчине, а женщины на него заглядываются. Вера словно услышав мысли подруги, произнесла:
– - Смотрю на Годеонова, такой интересный. А Никита говорит еще, что он умный и порядочный. Как живет со своими белыми крысами?
– - Так же, как Мишка, - откликнулась Люба.
– Его тоже чем-нибудь держат. Гера у них мастер управления человеческими судьбами. Так говорил Кешка...
Её глаза искали Михаила. И не находили. Люба уже хотела обрадоваться. На экране Криста что-то торжественно говорила. Рядом улыбалась её тщедушная мамочка, открыл рот сидящий в коляске дед. На минуту мелькнул огромный какой-то мужчина, Люба не сразу узнала Геру. А после камера показала обзором весь собачий приют, а вместе с ним знакомый BMV. Радом стоял Михаил. Все правильно. Михаил вернулся к жене. Пожил без денег. И назад. Любе стоило этого ждать. Она и ждала. Она всегда знала, что Дубинец Михаил женился на деньгах. Люба смотрела на экран и старалась не плакать. Кончилось её короткое счастье. Мишка ушел в богатый приют. Только забыл свою Сяпку у Любы. Собачка сейчас носится по огромному саду подруги, вылавливает мышей. Это смешно, но Сяпка любила охотиться на мышей и приносить их Буржую. Тот нюхал и брезгливо отодвигал их лапой. Где-то здесь лежит её старый мудрый кот. Ему нравился этот счастливый дом, Буржуй порой выходил на веранду,
спрыгивал на землю, но тут же спешил в дом - боялся улицы. Напряженно смотрела на подругу Вера.– - Все в порядке, - вымученно улыбнулась Люба.
– Теперь я знаю: Михаил не вернется. Я завтра возвращаюсь домой. Ты не переживай, Вера. Я выдержу.
– - Ты уверена?
– - Уверена. Не нужен мне Михаил. У меня будет ребенок.
– - Любанька! Это все замечательно, - лицо подруги выражало озабоченность.
– Но как же Михаил?
– - Никак. Пусть он живет с Криской своей.
– - Я не об этом. Я считаю, ему надо сказать о ребенке.
– - Нет!
– - Ну как знаешь!
– - Вер, - глаза Любы светились ярким янтарным светом.
– Вер! А как бы мне девочку родить? Такую же рыженькую, как твоя Марусенька.
– - Родишь, родишь. Если очень хочется, значит родишь! Ты сама рыженькая. И мальчика хорошо! - радовалась подруга.
– Вижу, можно тебя домой отпустить. А может, все-таки сказать Мишке?
– - Не надо, Вер.
Кристина.
Кристина смотрела телевизор. Там показывали про открытие приюта для собак. Якобы его открыл дед Кристины, старый парализованный Эдуард Григорьевич. Вот он, сидит в своей коляске и глупо глядит в камеру. Еще слюни пускает. Дураком себя показывает. Издевается над мамой и Кристой. Вроде как ленточку спутал с задом внучки, ножницами ткнул. И рука трясется. Специально он это сделал. Пусть ноги у деда не ходят, но голова в порядке, и руки не трясутся. А вчера как ругался с Герой. Совсем не был похож на слабоумного. Приказал привезти нотариуса. Заперся с ним, что-то диктовал. Только Гера сунул после нотариусу несколько купюр, и тот на вопрос Геры, оставляет ли Эдуард свои деньги внебрачной дочери, кивнул головой: "Все так. Составили завещание".
Кристина разглядывала по телевизору семейство Облонских. Рядом со старым Эдуардом с двух сторон коляски стояли она, Кристина, и её мать, Снежена. Обе светловолосые, в белых костюмах. Идед все еще красавец, несмотря на возраст и инвалидность. Сразу видна порода. Неподалеку от них с недовольным лицом застыл папочка, плебей Годеонов. Уже за сорок ему, а все любовниц кучу содержит. Как мама такое терпит? Криста другая, она живо приказала Мишке вернуться. Поблудил несколько месяцев с очередной проституткой, и хватит. Ползи к жене. Кстати, почему на экране не видно Мишки? Опять желтая пресса будет склонять на всех страницах, что княжну Облонскую бросил какой-то Дубинец. Не бросил! Гера не даст. Приполз уже Мишка назад. Но только к жене ни разу так и не прикоснулся. Кристина злобствовала, завидовала и ненавидела. Но Мишку она не собиралась отпускать.
Кристина всю жизнь всем завидовала и всех ненавидела. Сколько себя помнила, столько и завидовала. Завидовала и ненавидела. Завидовала девочкам, у которых были темные или рыжие волосы, а не как у неё - белые. Завидовала портрету красивой женщины на стене в кабинете деда - это якобы была княгиня Ольга, от которой начался их род. Так дед говорил. Завидовала деревенским детям, которым разрешали гулять, где хочешь и сколько хочешь. Завидовала тем, кто ходил в садик. Став школьницей, завидовала тем, кому разрешали кушать в столовой. Мать, такая же беловолосая и бесцветная, как и дочь, втолковывала Кристине, что это остальные должны завидовать им. Ведь это не они принадлежат знатной дворянской семье Облонских. Советская власть разметала многие дворянские семьи, а Облонские сохранили чистоту рода.
– - Твои белые волосы, Криста, признак нашей породы, нашей избранности, - говорила мать и тащила показывать портреты предков и родословное дерево.
– - А эта?
– Кристина тыкала в портрет, что висел в кабинете деда.
– У этой тетки волосы рыжие.
– - Ты не смотри на этот портрет, - говорила мать.
– Настоящая княгиня Ольга была тоже светловолосая. С неё начинается наш род. С каждым поколением волосы наших женщин светлели. Скоро в наших потомках не будет плебейской крови. Княгиня Ольга говорила, что если у нас родится такая же темноволосая или рыжеволосая, как она, это значит, род Облонских погибнет.