Привычка выживать
Шрифт:
– Ты встретишь Пита позже? – спросила Каролина, забираясь в машину к Энорабии, успевшей задремать.
– Мне кажется, Пит сам встретит нас, - ответила Эффи и попросила водителя трогаться.
Они быстро добрались до больницы, в которой Энорабию подвергли ряду неприятных процедур. Эффи осталась вместе с Каролиной в коридоре, и девочка могла делать вид, что не замечает, как вздрагивала капитолийка от неслышно открывающихся и закрывающихся дверей. Но Каролина задавала вопросы. Каролина любопытна, а Эффи устала и находилась, по большому счету, на грани эмоционального срыва, поэтому на заданные вопросы отвечала прямо и без всяких своих хитростей.
Воображение девочки без труда рисовало описываемые Эффи места действий. Лифты, в которых на многих кнопках отсутствуют всякие опознавательные
– И после этого всего ты не ненавидишь меня? – спросила она, глядя куда-то в сторону. Эффи никогда не нравилась ей. Эффи была одной из тех, с кем Каролина общалась большую часть своей жизни. Эффи продолжала одеваться ярко и несуразно вопреки здравому смыслу, не отучилась от своих прежних манер и не сумела приноровиться к изменившимся реалиям своей новой жизни. Эффи была раздражающей, пугающе знакомой, так сильно не походила на Энорабию или любого другого из победителей Голодных Игр, с которыми Каролина близко общалась в последнее время. Но Эффи была рядом, и была частью той, прежней жизни, в которой дед всегда находил нужные слова, чтобы его внучка улыбалась. Теперь улыбки Каролины никому не были нужны; теперь Каролине каждый хотел отомстить. Каждый, но не те, кто больше всего должен был жаждать мести.
– Сейчас я ничего не чувствую, - ответила Эффи с растерянной улыбкой. Улыбка ее не померкла даже после злого (Каролина злилась, не получая желаемого ответа на вопрос) восклицания:
– Это продлится еще недолго. Чувства вернутся совсем скоро.
– Да, - согласилась капитолийка, и все же решила прикоснуться к копне неубранных волос. – Они вернутся. И тогда, быть может, я возненавижу тебя. Но сейчас я знаю, что ты не виновата во всем, что творил твой дед. Я не считаю твою кровь дурной, - добавила она так, будто признавалась в чем-то постыдном и вдруг вспомнила о чем-то важном. – Пэйлор спросила меня, хочешь ли ты встретиться с Плутархом.
Каролина замерла. К такому повороту событий она не была готова, но здесь взрослые оказались вполне в своем духе. Девочка прикусила губу. Ей нужно было взять себя в руки, нужно было успокоиться. Дед учил ее успокаиваться, даже заставлял применять подобные навыки на практике, поэтому в голосе ее не оказалось ненужных интонаций.
– Почему ей это интересно?
Эффи тщательно подбирала слова.
– В ходе беседы с Плутархом, прояснились некоторые факты, о которых раньше мы не знали.
Каролина представила белые узкие коридоры и пыточные камеры, в которых, возможно, с Плутархом продолжали беседовать даже сейчас. Конечно, Эффи не будет говорить ей ничего подобного. Эффи ничуть не лучше остальных капитолийцев, а все они лгут, носят маски, меняют даже свои голоса. Каролина не хотела выслушивать очередную порцию лжи.
– Не знаю, зачем Пэйлор хочет, чтобы я встретилась с Плутархом, - заявила она, не дождавшись паузы. – У меня уже был отец; его убили вместе с моей матерью много лет назад.
Эффи взмахнула руками от неожиданности, но не возразила. Позже ей удалось выкроить несколько мгновений для того, чтобы спросить Энорабию о том, когда Каролина узнала о том, кем в действительности был ее отец. Энорабия в свойственной ей манере, сообщила о том, что об этом не имеет никакого представления, но поделилась своими подозрениями на этот счет.
– Он никогда не говорил ей прямо, - Энорабия наблюдала за девочкой, которая все еще сидела в коридоре. Эффи помогала Энорабии одеться в кабинете врача после всех процедур. – Но в том, как он относился к ее матери, да и к ней самой, не делал никакой загадки. Думаю, Каролина и прежде слышала сплетни о странном замужестве своей матери. Может, сам Сноу объяснял ей, как получилось, что она родилась месяцев через пять после официального замужества. К тому же, Сноу был умным политиком. Думаю,
он сделал все, чтобы представить Плутарха в самом невыгодном свете. Девочка верила своему деду. А потом Плутарх бросил ее здесь, на растерзание победителей Голодных Игр. О какой дочерней любви может идти речь после всего этого?– Скажи, - Эффи не удержалась от вопроса, - а почему ты не ненавидишь ее?
– Понятия не имею, - ответила Энорабия. – Сперва она была куском мяса, которое нужно сначала хранить и в нужный момент использовать по назначению, а потом я просто привыкла к ней. Сейчас я вряд ли смогу возненавидеть ее. Сейчас ее я даже люблю.
Эффи удивилась такой искренности.
– Но ты все равно уезжаешь, - укорила Вторую капитолийка.
– Да. Но знаешь, чему меня научил режим президента Сноу? – Энорабия застегнула последние пуговицы на блузе действующей рукой и подождала, пока Эффи попытается угадать ответ. – Он научил меня тому, что то, что любишь, делает тебя слабой, а я не привыкла быть слабой. И я уже не хочу привыкать. Да и ей не нужно окончательно привязываться ко мне. Понимаешь?
Впервые Энорабия спросила что-то у Эффи. Просто спросила, точно проявляя ту часть себя, которую так долго скрывала. Ту часть, которая останется в Капитолии, а затем умрет в мучениях, рядом с маленькой девочкой, которую еще никто не спрашивал, чего же хочет она.
Каролина хочет многого. Чтобы все оставалось прежним. Ей нравилось жить среди сумасшедших, хотя ее симпатии к победителям Голодных Игр, которые вопреки здравому смыслу, не жаждали ее крови, могли оказаться только привычкой. Ей нравилось наблюдать за их перепалками, даже за их ссорами, которые не казались больше ссорами врагов, а оставались ссорами, так часто возникающими в по-настоящему крепких семьях. Ей нравилось то, как они выражали свои симпатии через поток обвинений и угроз. Ей казалось, что она на своем месте, что она сумела найти свое место там, где не ожидала его найти, поэтому втайне она мечтала о том, что Энорабия никуда не уедет. Каролина была готова терпеть в Центре вечно командующего Гейла, на команды которого никто не обращал внимания. Каролине казалось, что Гейл старался разрушить всю жизнь Каролины, но еще ей казалось, что, узнай она Гейла ближе и сумей она полюбить его, он ответил бы ей взаимностью. Не сразу, конечно. Он даже мог попытаться убить ее пару раз, но не смертельно, так, понарошку. Каролина присматривалась к Джоанне, а потом притащила ее в зал, чтобы метать ножи под бдительным оком временно ушедшей от тренировок Энорабии. Каролина подыгрывала Хеймитчу, чтобы вытащить Китнисс на свежий воздух, а затем делала все, чтобы и остальные проживающие в Центре собрались вместе. Пусть даже с помощью угроз и шантажа. Пусть даже для того, чтобы опять начать ругаться. Каролина просто находилась в их кругу, на крыше Центра, и ловила себя на мысли, что почти счастлива.
Но счастье недолговечно. У счастья всегда есть привкус отчаяния.
Поздней ночью Эффи вернулась в Центр в гордом одиночестве. Каролина к тому моменту уже спала, и обо всем узнала утром, пожалев, что ее отсрочка была так недолговременна.
Каролина, конечно, не из тех, кто бегает от проблем.
Но Каролина хочет быть счастливой.
…
Центр погружен в темноту. Эффи идет на тусклый и непостоянный свет, чтобы попасть в непривычно пустую гостиную. Джоанна щелкает семечки, закинув ноги на зеркальный столик, Хеймитч развалился на диване и без остановки переключает каналы телевизора, содержимое которых его нисколько не интересует. Он первым замечает Эффи, и будто на мгновение затаивает дыхание, а потом отводит свой взгляд.
– Если ты скажешь сейчас, что нам пора спать, то мы в курсе, но мы не можем заснуть.
Джоанна оборачивается, желая развить мысль Эбернети, но отчего-то передумывает.
– У тебя сейчас выражение лица человека, который должен сообщить две новости, одна из них очень плохая, другая – средне хорошая. Начни с хорошей.
У Эффи нет хороших новостей, поэтому она сообщает единственную новость, так и не решившись переступить порога общей гостиной. И Джоанна, и Хеймитч молчат. Молчание длится слишком долго, поэтому Эффи решает продолжить то, ради чего, собственно, сюда вернулась, и поэтому идет в свою комнату, чтобы собрать вещи.