Привычка выживать

– Надеюсь, мой мальчик, теперь ты готов узнать всю правду.

Пит Мелларк не готов узнать всю правду. Пит Мелларк никогда не будет готов. Поэтому, чтобы не слышать этого вкрадчивого голоса, он целует Джоанну, как будто в последний раз, заставляет себя и ее забыться в объятиях друг друга. Сейчас беспамятство, пусть временное, кажется ему лучшим выходом из всех существующих как в прошлом, так и в настоящем, ловушек.

Впрочем, мертвый Президент может ждать вечность.

========== ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ, в которой Хеймитч дважды молниеносно трезвеет ==========

Все светские приемы Капитолия похожи. Конечно, после революции гостей стали принимать реже и с меньшим размахом, одеваться стали чуть менее вызывающе, но старые привычки все время одерживали верх. К тому же, насколько Мейсон может судить о лицах собравшихся здесь людей, в светской верхушке Капитолия кардинальных изменений не произошло, и это если не считать нескольких растерзанных толпой повстанцев ярых сподвижников Сноу, их бесчеловечно убитых детей и жен. Призраки всех этих несчастных кровопийц почти неощутимы и Джоанна, пока не особенно сильно выделяясь из толпы, одаривает каждого из гостей емкой характеристикой. Шепотом, на ухо Питу, но тому все равно становится не по себе и от горячего дыхания напарницы, и от того, как она вызывающе прижимается к нему на людях, и от тех гадких слов, которые она говорит. Всех этих людей она узнала не от хорошей жизни. И не по собственному желанию. И не с лучшей стороны. Поэтому, для них у нее не находится хороших слов.

– Садист, - показывает взглядом на маленького седовласого старичка, - во время секса его тянет к наручникам и плетям, а еще его вид крови возбуждает, - отпивает из длинного узкого бокала, и чуть улыбается старичку, обворожительно, но с нескрываемым презрением. – У меня от него на память осталось несколько неприятных шрамов.

Пит успел изучить почти все ее шрамы из тех, которые остались после тотальной реставрации кожи. Он заставляет себя тоже улыбнуться и отсалютовать старичку бокалом, стараясь не представлять во всех деталях то, какую смерть этот человек заслуживает вместо улыбки.

– Этот, - Джоанна быстро опускает глаза, - специалист по маленьким девочкам. Его жена предпочитает маленьких мальчиков, но оба они бездетны, наверное, к счастью. Рядом с ними, вон тот, с красными волосами, тоже пренеприятнейший субъект. Импотент едва ли не с рождения, любит наблюдать. И использовать всякие неподходящие твердые предметы. Всеяден. Но щедр, - цокает языком, и хихикает, - хотя к чему его щедрость, если тебя нужно заново создавать себя по утрам?

Пит сжимает челюсть. Это была плохая идея, с самого начала плохая. Но Эффи так оживилась, когда они согласились вдвоем прийти на вечеринку, что стала казаться абсолютно безумной, но абсолютно узнаваемой. От переизбытка энергии ей даже пришло в голову потащить Джоанну по магазинам, и Мейсон отбивалась первые полчаса от этого предложения, едва ли не хватаясь за нож.

– Она – не Цинна. Она превратит меня в себе подобного павлина, а меня, признаться, вполне устаивает вид дерева!

Эффи пусть и не была Цинной, но одеть Джоанну сумела, не пострадав ни телом, ни душой. И получилось у нее, нужно сказать, великолепно. Пит бы, конечно, выбрал туфли на более низком каблуке, но признавал, что именно эти туфли подходят идеально к этому платью, и любовался Мейсон, стоя на безопасном расстоянии. Потом Мейсон его, конечно, обнаружила, и заставила с собой выпить, потанцевать, выйти на балкон, потанцевать, поговорить с парой-тройкой чудовищ, обладающих человеческими лицами, опять выпить, опять потанцевать… Должно быть, она немного скучала по подобному времяпрепровождению, опять же, бесплатная выпивка поднимала ее настроение почти так же, как плотоядные взгляды, которые то и дело бросали на нее все эти мужчины, а иной раз и женщины. Позже она призналась, что наслаждалась этими взглядами, потому что впервые была уверена, что находится в безопасности.

– Раньше это был замаскированный аукцион. Тот из них, кто предлагал за нас большую цену, тот и обладал нами. Ночь, две, три. Этот ад мог пролетать очень быстро, а мог длиться целую вечность. Те из нас, кого природа наградила красотой (а молодостью победитель Голодных Игр обладал по умолчанию), становились ходовым товаром. Впрочем, некоторые извращенцы не брезговали и обывателями. Иногда я жалею, что тогда не увлекалась морфлингом, да и алкоголь почти не помогал мне сбежать от кошмаров после Арены, которые не закончились после того, как меня назвали победителем, - она усмехается, упирается руками в низкое ограждение балкончика, куда вытащила Пита, чтобы подышать.

Здесь совсем не тихо. Уличные шумы, голоса, доносящиеся из освещенной залы, тени, которые причудливо ломаются на окнах и дверных косяках. Здесь холодно, дует ветер, и Джоанна кутается в пиджак Пита, который, собственно, сама же с него и сняла, выйдя сюда. Она еще не пьяна, но очень, очень зла. Водоворот прошлого заставляет ее широко распахивать глаза и сжимать челюсти. Кричи, не кричи, все равно все будет так, как решили эти чудовища, ты будешь подчиняться им и танцевать под их музыку, ты будешь похотливой и покладистой, такой, какой они хотят видеть тебя.

Быть может, Джоанна бежала от этого ощущения всю свою жизнь, но невозможно убежать от того, что уже внутри тебя, от того, что пустило в тебе свои мерзкие корни, что уже успело стать частью тебя, поглотить тебя целиком или же частично.

– Финник тоже через это прошел, и ему, должно быть, было еще тяжелее. Каждый раз ему приходилось купаться в грязи, а потом возвращаться к своей святой Энни, и думать о том, что однажды, кто-нибудь из этих тварей захочет обладать ею. О, этого он не смог бы пережить, поэтому он окунался в грязь все глубже и глубже, испытывая на себе одном все то, что должны были испытать двое победителей, - Джоанна щурится. – Почему ты молчишь?

Капитолий запомнился Питу именно таким, каким он видит его сейчас – никогда не засыпающий город, весь усыпанный яркими огнями, объятый безудержным, нечеловеческим весельем. Город, в котором люди сходят с ума от праздности и скуки. Он смотрит на привычные глазу дома, но замечает те здания, что пострадали от бомбежек, те части города, которые все еще не освещены. Он знает теперь совершенно точно, что сам город почти не изменился, но сильно изменил его. Этот город, и люди, живущие в нем, превратили его в чудовище.

– Я думаю о том, что революция была не самым плохим событием в моей жизни.

Он пытается шутить. Джоанна пытается смеяться. Рваные раны на их душах продолжают кровоточить.

– А что ты будешь делать теперь, Пит? – внезапно спрашивает Джоанна, и подходит ближе. Высокая, в обтягивающем платье, она выглядит одновременно и обольстительной и испуганной. Пит думает, что это такой отвлекающий маневр. Сейчас она достанет нож и его жизнь не будет стоить ни гроша.

– Теперь? – переспрашивает он вяло.

– Теперь, когда ты знаешь, что Голодные Игры не закончились?

Она смотрит в комнату, заполненную людьми и разговорами ни о чем. Плутарх Хевенсби так и не появился, Эффи безупречно умудряется развлекать гостей, отвлекая их от отсутствия хозяина. Выглядит она по-прежнему нелепо, слишком много косметики, слишком много ярких цветов, слишком много лишнего. И как ей удается казаться той, прежней Эффи, после всего, что с ней произошло? И почему Пит не может задать ей единственный вопрос, который хочет задать? Ему часто предоставляется такая возможность, но глаза этой яркой женщины пусты и безжизненны, он не выдерживает и переводит тему на что-то отстраненное.