Привычное проклятие

— А кто может быть надежнее шайвигара? — усмехнулась ксуури.

— Вот-вот… Собирались в спешке, и я, дурак, не придал значения тому, что для охраны мне дали двоих замковых стражников. Оба хозяйке в рот глядели, из рук ее ели, как псы. Один из Отребья, по кличке Комар — мелкий такой, жилистый, злющий. А другой — Дэрхи, наемник-наррабанец… ну, с этим я никому не пожелал бы встретиться на ночной дороге!

— Наррабанское наследство, конечно, оказалось ловушкой?

— Да. Парни должны были устроить мне несчастный случай на корабле. Хвала богам, в этих свиньях взыграла жадность. Зачем топить в море живые деньги?

— Они продали тебя в рабство?

— Именно! У Дэрхи там нашлись знакомые работорговцы — из тех, кто не брезгует на свободною человека надеть ошейник. Этот гад-торговец меня успокаивал: раз я был доверенным слугой знатного человека, то и в Наррабане он продаст меня в хорошую семью — сам не захочу назад, в Силуран… Но я перед этим подслушал, как Комар своему дружку выговаривал: мол, надо было меня на месте в каменоломню сплавить, оттуда прямая дорога на костер. А Дэрхи, зверюга черномазая, возразил: зато, мол, столько свидетелей видело, как Эйнес уплыл в Наррабан. И расхохотался: пустыня, мол, тоже прожорливая старуха…

Эйнес тяжело задумался. Ксуури не торопила его. Обхватив колени руками, женщина спокойно и строго смотрела перед собой. Странно выглядели эти двое среди перепившейся разбойничьей ватаги.

— Ну, — неохотно возобновил рассказ Эйнес, — мне удалось бежать. Как я шатался по чужой стране, даже не зная языка… теперь-то, само собой, знаю… нет, про наррабанские похождения я и рассказывать не хочу, а то беседа затянется до завтрашнего вечера. Мое возвращение на родину длилось шесть лет. Но все же я добрался до замка…

— Мои соболезнования, — грустно склонила голову Уанаи.

— Ага, ты догадалась, каким радостным было мое прибытие домой? Я и замок-то не узнал, в таком там все разоре и запустении. Оказывается, вскоре после моего отсутствия Джитош тяжело заболел. Жена повезла его в столицу — мол, надо показать супруга лучшим лекарям Джангаша! В пути мой господин скончался. Жена свершила погребальный обряд в какой-то жалкой деревеньке… а то и вовсе на речном берегу, с нее станется! В Шаугосе наняла нового шайвигара, отправила его принять хозяйство, а сама преспокойно продолжила путь в столицу… гадина!

У Эйнеса дыхание перехватило от ярости. Он подался вперед, взял глиняную кружку из-под руки уснувшего разбойника и залпом допил вино в ней. Затем продолжил гневно:

— Я, между прочим, знаю нового шайвигара. Купчишка из Шаугоса, прогоревший из-за жадности, неосмотрительности и скверной репутации. Я не доверил бы ему даже кормить свиней — разворует помои! Он сообщил мне, что я, оказывается, ударился в бега, прихватив деньги из наррабанского наследства. И что его долг — бросить меня в темницу… Бросить, ха! Да в замке и стражи приличной не осталось! Разбежались: этот хряк наверняка обкрадывал их при выплате жалованья!.. Ну, я объяснил прохвосту, кто он такой, плюнул и ушел.

— Но дела этого не оставил, верно?

— Может, сама расскажешь, что было дальше? — Эйнес заставил себя улыбнуться. — У тебя это неплохо получается… Да, сначала я хотел убить ведьму. Но потом решил, что память о моем господине и друге достойна большего, чем стрела, всаженная под лопатку этой стерве. Нет, сначала пусть всему Силурану станет известно, кто она такая! Я решил узнать о ней как можно больше. Отправился в места, где она бывала раньше… Да, я был уверен, что в ее прошлом хватает грязи, но не ожидал наткнуться на такое… язык не поворачивается выговорить, да ты мне и не поверишь!

— Почему? Уже верю.

— Но… я же еще ничего не…

— Не так уж трудно угадать. Когда в детях Клана просыпается унаследованный от предков Дар — это считается высшей милостью богов. Даже если обладатель Дара всего-то и умеет, что опрокинуть взглядом пустой бокал, его с почтением именуют Истинным Чародеем. А ты уже несколько раз назвал свою бывшую хозяйку ведьмой.

— Да, ты угадала правильно… Мне в руки попали документы, которые могут погубить эту змею. Ты ведь знаешь, о ком я говорю?

— Конечно. Иначе почему бы ты оказался в Людожорке?

— Когда стражники схватили меня, я успел бросить в реку флягу, в которой были спрятаны бумаги. Пробка и крышка плотно притерты — думаю, вода не повредит записи. Место я запомнил. Там что-то вроде заводи, течения почти нет, а фляга тяжелая… Вот только не знаю, как достать ее оттуда.

— Да, шансов мало. У берега почти везде огромная глубина, да и течение может оказаться сильнее, чем кажется с берега. Утром я дам тебе длинную веревку. К одному концу ее мы привяжем крюк, а к другому — обруч с сеткой. Знаешь, для ловли раков?

— Уанаи, почему ты так добра ко мне?

— Потому что я спасла тебе жизнь. Я вмешалась в предначертанное и исказила ход событий. Теперь я в ответе за все, что можете совершить вы с Курохватом.

— А если как раз было предначертано, что ты спасешь меня?

— Может быть. Ты не втянешь меня в философский спор, силуранец. Ложись лучше спать. Взгляни: моих людей уже сморил сон. Праздник кончился.

* * *

Праздник был в самом разгаре!

«Посох чародея» не мог похвастаться вековой историей, но свои традиции у него были. Например, осенний праздник, когда хозяин приходил к решению, что больше к нему уже никто не нагрянет до самой зимы.

Остаток дня прошел в предпраздничных хлопотах. А за ужин уселись все вместе — и хозяева, и рабы, и те постояльцы, кого распутица задержала на постоялом дворе до санного пути. Это тоже стало традицией.

А после Арби достал свою лютню — и началось веселье!

Аурмет хотел было подняться к себе в комнату, чтобы не принимать участия в забавах простонародья. Но увидел, как юный Волк пригласил на танец Дагерту, и переменил решение: позвал плясать Камышинку. Та не стала возражать.

Хорошее вино и музыка расшевелили компанию. Вскоре все мужчины по очереди проплясали с Дагертой и Камышинкой, а ухмыляющийся Молчун вытащил в круг танцоров Недотепку. Как ни странно, все обошлось опрокинутой скамьей и двумя сметенными на пол мисками (из которых разбилась только одна, было бы из-за чего переживать!).

Вершиной кутерьмы и хохота стал момент, когда в зал вбежал маленький Нурнаш. Вокруг пояса его был завязан мамин платок с кистями, изображающий юбку, на голове красовался светлый парик Нилека — концы светлых кос волочились по земле. Озорник, вереща и путаясь в юбке, пустился бежать по залу. Вслед за ним в приоткрытую дверь ворвался Хват, которого мальчик опять спустил с цепи. В три прыжка пес догнал своего партнера по проказе, сбил с ног, сдернул с головы парик и гордо поднес добычу Кринашу.