Признания в любви кровью написаны
Шрифт:
Осознание, что его мама — сестра Гидеона, а значит, тоже кицунэ, ломало всё в его мировосприятии ещё больше, чем раньше. Отныне Ксавье понял, почему он умел оживлять свои рисунки, и даже никакой Кристофер Торп ему не требовался для усиления способностей. Возможно, у отца появился такой план, чтоб вернуть роду величие и без Вещи.
Но вот мама явно решила, что создать Идеального Брата вновь — идея заманчивая и полезная в хозяйстве, если даже в сыне соединялись сущности кицунэ и экстрасенса.
Глаза закрылись. Его душа вдруг стала холстом,
— Ты напал на моих детей, Гидеон.
— А ты убила мою падчерицу. Месть за горе моей жены, — мужчина вновь попытался присесть, но снова упал.
Мама лишь спокойно наблюдала за ним, уже не улыбаясь.
— Ничего личного, — наконец произнесла она и развернулась, но никуда не ушла: подошла к Уэнсдей и присела перед ней на колени.
Два пальца опустились девочке на шею, и невольно Ксавье затаил дыхание, трепетно ожидая реакции родительницы. Ему стало страшно сразу, как только мама прыснула, качая головой.
— Значит, я всё-таки не смогла спасти чертовку, — и она убрала руку.
Ксавье начал задыхаться.
— Но ты, братец, проиграл больше моего. Девчонка мертва, — и она встала, с беспристрастным лицом подойдя к сгорающему от возмущения Гидеону.
— Я сам убил её душу. Думал, это сказки, — захрипел сектант, когда Патрисия, всё с таким же лицом, ударила его носком в живот.
Ксавье же, вновь обретя способность говорить, не сдержал вопль, что шёл из самых недр израненной души:
— Нет! — и понял, что вместе с ним закричала Энид.
На глаза от боли даже слёзы не выступили. Боль от потери Уэнсдей сильнее той, что вызвала бы слёзы. Она мрачная и безжалостно уничтожающая всё на своём пути, не оставляя ничего. В выжженной пустыне, горящей иррациональным чёрным пламенем, не могла явиться никакая влага.
Он убил Уэнсдей Аддамс.
И не просто убил.
Он уничтожил её душу.
Где-то рядом, задыхаясь, захрипела мама Бьянки. Убитый горем Вещь вцепился в её шею, не позволяя женщине вздохнуть.
— Пока, брат, — Патрисия Торп вновь достала пистолет, направив его прямиком в грудь Гидеона, но выстрелить не успела:
— Руки вверх! Все! — в тайную комнату ворвалось четверо: шериф, её испуганный до посинения помощник, а за ними Фестер со всё ещё связанной Йоко.
Возражать мама не стала: ловким движением спрятала пистолет и обернулась к вошедшим.
— Это Гидеон. Этот человек похитил Уэнсдей Аддамс и угрожал моим детям смертью. Я выстрелила в него, когда он пытался убить мою дочь, Сольейт Торп, — на этих словах от очередного потрясения Ксавье провалился в беспамятство.
Последним, что он увидел, оказалась Йоко, вырвавшаяся от Фестера. Скинув с себя пиджак, она кинулась со слезами к Энид.
— Что ты тут делаешь?! — закричала вампирша, скрывая наготу подруги пиджаком.
***
Сознание возвратилось, когда с затёкшего тела снимали верёвки.
Едва путы сорвали с тела, Ксавье вскочил на ноги и, поняв, что всё ещё в том подземелье, бросился к телу Уэнсдей.Не замечая ничего больше, он упал на её маленькое тельце, укрытое чёрной простынёй, и, смахнув её в сторону, заключил Уэнсдей в объятия, прижавшись ухом к коченеющей груди. Сердцебиение, как и что-либо иное, отсутствовало. Осталась лишь безжизненная ледяная оболочка, которую вскоре, чтоб не позволить красивому телу гнить в земле, сожгут в крематории.
Уэнсдей Аддамс достигла цели всей своей жизни — умерла.
Вероятно, когда смерть заберёт и Ксавье, он обнаружит, что эта девочка свергла сатану и заняла его важный пост.
— Уэнсдей… — он прижался носом к её затвердевшей шее, всё ещё не в силах разразиться слезами.
— Я пытался завести её сердце током. Это бесполезно, — Ксавье поднял дрожащее лицо наверх, увидев над собой Фестера Аддамса.
Этот жизнерадостный человек плакал, прижимая к груди шляпу.
В углу навзрыд рыдала Энид, одетая в какую-то рубашку на несколько размеров больше. Её к груди прижимал Аякс, уже лишившийся формы камня, гладя по взбитым волосам. Он ничего ей не говорил, просто молча гладил.
Все сектанты пропали, тело Тайлера накрыли белой простынёй, а вокруг сновали полицейские. Только заплаканная Йоко сидела в углу, уже не связанная, и её допрашивал какой-то полицейский. Но, кажется, арестовывать вампиршу не собирались. Остальных сектантов, вероятно, уже забрали.
— Где сектанты?
— В местах не столь отдалённых, — отозвался мамин голос.
Она сидела на полу чуть в тени, прижимая к себе Сольейт, но девочка незаметно дёргала плечами, словно хотела выбраться.
— А ты почему не там?
— Ты о чём, ma puce? — мама невинно улыбнулась, склонив голову.
Ксавье оскалился, но у него не нашлось сил обвинять мать. И без неё на душе адски больно. Уэнсдей говорила, что не верит в ад, но даже если и так, ад ныне существовал в одном злополучном органе, перекачивающем кровь.
— Не такая судьба должна была быть у нашей тучки, — как-то чета Аддамсов оставалась ранее незамеченной Ксавье.
Мортиша стояла, осторожно промакивая платком влажные глаза, а Гомес гладил её по руке и качал головой, смахивая наворачивающиеся слёзы пальцем.
— La muerte no es bonita en la actuacion de nuestra formidable nina {?}[Испанский. Смерть некрасива в исполнении нашей грозной девочки], — сглотнул Аддамс и опустил взгляд в пол.
— Пагсли будет убит горем… а он так ждал выздоровления сестры, — Мортиша прижала к груди руку и одну слезу не стала утирать с лица. — А Уэнсдей так просто умерла. А я даже не знаю, какие цветы посадить вокруг её могилы… она не должна была умирать сейчас. Я ждала, что это она будет стоять на наших похоронах, а не мы на её… — женщина наклонилась к голове мужа и в сердцах поцеловала его в затылок, окропив его волосы новыми слезами.