Признания в любви кровью написаны

И продолжал жалеть, что у них так ничего и не вышло. Девчонку слишком увлекли её заботы, проблемы и несчастья, так что она не пожелала примкнуть к семейству Торпов. Да и их социальный статус в те далёкие года мешал. Он — известный полководец, к лику святых почти причисленный, а она — «ведьма, колдунья, Сатаны любовница», гонимая пилигримами из маленького городка новых земель, которая при этом наотрез отказывалась принимать его помощь. Несмотря на все несчастья, та светлокосая чертовка, годами на десять лет его моложе, была преисполнена гордости, и целью её жизни была только месть Крэкстоуну.

А потом, исполнив это, она и умерла. Совсем ещё молодой девчонкой. Умерла в одиночестве, рожая неизвестно от кого младенца. Возможно, девчонка и правда была любовницей Сатаны и её ребёнок оказался порождением зла. Это бы объяснило все особенности семейки Аддамс, пошедшей от Гуди.

Кристофер смутно помнил те времена, но вовек запомнил, как после отсутствия длиною больше года приехал навестить девушку, по которой так болело его сердце, доставляя ему немыслимые страдания. Но он не мог избавиться от привязанности к ней, словно он был каким-то отвергнутым хозяйкой псом. Эта собачья преданность Гуди и её потомкам — то, что осталось с ним навсегда, вместе с нестерпимой болью воспоминаний.

Её домом являлась маленькая покатая лачуга, где она пряталась от людей. Тогда он, воодушевлённый и счастливый предстоящей встречей со своей мучительницей, долго стоял и стучался в трухлявую дверь, но никто не отзывался. Тогда он отпер дверь, и от увиденного его жизнь сломалась. Гуди, вся в крови, лежала на полу, а у неё в ногах — грязный младенец с неотсохшей пуповиной. Ребёнок не плакал — он тихо умирал в ногах погибшей матери и в окружении десятков оккультных книг.

В тот день он спас младенца и нашёл сложный ритуал, как подарить себе бессмертие и возможность вечного служения некоторым семьям. Своей и любой другой — требовались только зубы одного из представителей семьи. И он мог дарить небывалые способности этим людям.

У Гуди было много и других книг, но их забрать Кристофер не успел. На следующий день кто-то сжёг её хлипкий домишко.

Но он хотя бы спас младенца. Однако сам воспитать его не мог, поручив это какой-то американской семье, которой отсылал значительные суммы за воспитание ребёнка. Малыша он нарёк сам — Гарольд Аддамс.

И после, зная, что малыш рос здоровым, непослушным и до дрожи странным, Кристофер превратил себя в тогда Идеального Брата. Ритуал он почти забыл, но помнил, что своему сыну рассказал, как сделать это страшное существо. Для частей тела они казнили пленников. И долгое время он служил своим потомкам в ненавистном облике этого чудовища.

Он дарил им и себе небывалые силы, но сам просто существовал. У него не было свободы выбора или сознания. Оно всё было заковано в руке, но она не управляла остальным телом, максимум могла подать сигналы лицу и создать улыбку. Идеальный Брат — сущее зло, особенно в плохих руках. А его потомки даже не догадывались, что он лишь послушная кукла, лишённая воли.

Его спасло только то, что когда-то он отослал Гарри Аддамсу письмо, где рассказал о своём плане. И однажды, когда Аддамсы и Торпы пересеклись, двигаемые корыстью Аддамсы убили его тело — но он не помнил, чем, — а руку забрали. И, когда он очнулся, стал слугой Аддамсов. Но ему вернулся разум и человечность. С тех пор он и служил Аддамсам.

И ныне мог наблюдать поразительные картины того, как его потомок полюбил Уэнсдей Аддамс точно так же, как он когда-то любил Гуди. Поразительное совпадение. Мало того, что Уэнсдей, если бы имела светлые волосы и выряжалась чуть менее готически, то выглядела бы точь-в-точь как Гуди, так ещё в неё влюбился Ксавье. И влюбился, как был влюблён Кристофер — как собака.

И единственное, чего ныне хотелось Вещи — чтоб хотя бы Ксавье был счастлив. Хотелось, чтоб Уэнсдей не пошла по пути своей прародительницы, а ответила на любовь юноши. Чтоб наконец Торпы и Аддамсы стали одной семьёй.

И его очень радовало, что они стали уходить и уединяться. Ещё бы кто-нибудь нашёл Патрисию Торп и посадил бы в тюрьму за всё хорошее. Пока эта madame{?}[мадам по-французски — это замужняя женщина, мадемуазель — незамужняя] на свободе — расслабляться нельзя.

Вещь отбросил размышления сразу, как услышал, что музыка заиграла намного тише и чуть менее навязчиво, и почти все парочки поспешили за столики. Энид с Аяксом — тоже.

И тогда к ним медленно приблизилась Йоко. Топчась и озираясь, она подошла к их столику и встала, опустив голову. Кажется, нападать она не хотела, но Вещь поспешил скользнуть под стол, укрытый жёлтой скатертью, чтоб сторожить своих больших подопечных.

— Аякс, пошли отсюда, — отчеканила недовольно оборотень, почти рыча.

— Энид, прошу тебя… — заговорила неуверенно Йоко.

— О чём меня может просить пособница сумасшедшей убийцы?! — разъярённо выкрикнула Энид.

— Явно не просить прощения, его мне нет, — отметила сквозь стиснутые зубы вампирша. — И всё же я думала, что поступаю в интересах своих друзей. И тебя в первую очередь.

— Очень рада это слышать, — прошипела Энид так, что любой дурак бы понял, что всё совсем наоборот.

— Йоко, лучше просто отстань.

— Я доподлинно знаю, что Патрисия не остановится! — выкрикнула вампирша, кажется, почти плача. — И я хочу помочь вам её остановить.

— Ну или обмануть и убить нас, — фыркнул недоверчиво Аякс.

— Горгона ей точно не нужна, — заметила Йоко. — А вот Энид… я думаю, что возможно.

— И твоя задача — втереться ко мне в доверие, а потом убить, да? Нет уж, — голос волчицы задрожал. Вещи тотчас стало не по себе на душе — он не любил, когда Энид ощущала боль.

— Энид, честно, я не работаю на неё больше! — воскликнула вампирша, кажется, плача. — Но я знаю, кого она точно попробует убить. Меня. Она всегда говорила, что ей нужен вампир.

— Я не буду оплакивать твою смерть, — Энид слова давались тяжело — её голос дрожал всё больше.

— Я хочу помочь вам её остановить.

— Тогда расскажи хотя бы, как она убивала их всех. Почему именно во дворе? Давай, поведай.

— Я же уже всем говорила, что я не знаю… я только говорила, что уверена, что она подсылала убивать кого-то другого.

— И кого же?! Или всё же это ты всё делала, просто строишь из себя тут жертву! — голос волчицы истерично надорвался.

— Ладно, я скажу то, на что копам было плевать, а вам не успела, вы же меня все заблочили в соцсетях. Она меня убеждала, что ей всё надо к кровавому полнолунию, но уже давно понятно, что это не так. После него она говорила, мол, что опоздала и теперь всё должно случиться в синее солнечное затмение. В общем… я считаю, что в ближайшее время мы все в безопасности. Но когда уже все решат, что всё хорошо и больше убийств не будет… как раз будет преддверие синего солнечного затмения.