Призрак для Евы

Зилла с трудом открыла глаза и, застонав, села. Уже половина шестого, а заснула она в одиннадцать. В первую секунду она не поняла, где находится и почему. Потом услышала плач Джордана.

— Где миссис Пикок?

— Ты дала ей ключ, и она нас впустила. Если бы ты этого не сделала, мы, наверное, провели бы всю ночь на коврике перед дверью. На холоде. Почему ты не даешь мне ключ, мама?

— Потому что семилетним детям не положен ключ. И на улице совсем не холодно — похоже, сегодня самый жаркий день в году. Где миссис Пикок?

— Там. — Евгения показала на дверь. — Я не разрешила ей входить к тебе в спальню, потому что ты могла быть совсем раздетая.

Зилла встала и, заметив, что на ней только бюстгальтер и трусики, накинула халат. У порога спальни сидел заплаканный Джордан. Зилла взяла его на руки, и он уткнул мокрое лицо ей в шею.

Миссис Пикок расположилась в гостиной на сиденье у окна, из которого открывался великолепный вид на залитый солнцем Вестминстерский дворец, и пила из высокого стакана какой-то напиток, очень похожий на херес.

— Я сама налила, — сказала она, нисколько не смутившись. — Мне нужно было выпить.

— Миссис Пикок повела нас в «Макдоналдс», а потом в кино, — сообщила Евгения. — Мы смотрели «Историю игрушек-2». И пожалуйста, не говори, что нельзя ходить в кино, когда на улице солнце, потому что мы пошли, и нам понравилось, правда, Джордан?

— Джордан плакал. — Мальчик впился пальцами в шею матери так, что она поморщилась.

— Наверное, я должна вам кучу денег.

— Да, немало. Я только налью себе еще «Бристольского крема» [36] , а потом мы рассчитаемся.

36

Фирменное название сладкого хереса высшего сорта.

Зилла заплатила миссис Пикок вдвое больше обычного и отдала деньги за кино и ленч. Няня, уже нетвердо державшаяся на ногах, с трудом вошла в лифт. Зилла захлопнула дверь. Где Джимс? Вне всяких сомнений, с Леонардо. Или уехал в свой избирательный округ. Нет, скорее всего, он в Фредингтон-Крус, а Леонардо с ним. Интересно, чем ей заняться в выходные? Тут не лучше, чем в Лонг-Фредингтоне. Даже хуже — нет ни Энни с Линн, ни Тита с Розальбой.

Тело Джеффри Джона Лича почти два часа пролежало на полу кинотеатра в правом секторе между рядами M и N, прежде чем его обнаружили. Никто из зрителей, покидавших зал, не удосужился взглянуть на пустой ряд, даже когда включили свет. Следующий сеанс «Дома ночных призраков» должен был начаться в шесть десять, а последний, самый популярный, — в восемь сорок пять. Но и в шесть десять зрителей было много — вернее, было бы, не выбери две восемнадцатилетние девушки ряд M за пятнадцать минут до начала. Они никому не сообщили об увиденном. Просто закричали.

Кинотеатр немедленно очистили от зрителей, вернув деньги за билеты. Приехала «Скорая помощь», но было уже поздно. Прибыла полиция. Как потом выяснило следствие, Джеффри Лич умер не сразу, а от потери крови, пропитавшей ковровое покрытие. Полиция обнаружила кровь на одном из кресел, как будто преступник вытер орудие убийства об обивку. После этого для публики закрыли весь кинотеатр, а не только один зал.

Через час полиция знала, что Джеффри умер между тремя часами и половиной пятого. Работники кинотеатра не помнили, кто сидел на этом ряду и кто ушел из зала раньше. Кто-то сказал, что, кажется, около пяти вышел мужчина, а другой смутно вспомнил, что минут через десять за ним последовала женщина. Оба не могли описать этих людей и даже предположить их возраст. Кинотеатр обыскали, пытаясь найти орудие убийства — длинный и острый разделочный нож. Поиски ничего не дали, и зона была расширена до Эджвер-роуд, от Мраморной арки до Сассекс-Гарденс, что стало причиной самой большой за десять лет пробки в центре Лондона.

Тело увезли. Испачканное кровью кресло — и соседнее — увезли на ДНК-тестирование в надежде, что преступник оставил на месте преступления волосок, чешуйку кожи или капельку собственной крови. Полиция могла бы не тратить время понапрасну. Все волоски, которые когда-либо падали с головы Минти, оставались в ванне во время мытья головы, процедуры, которую та проделывала один или два раза в день, и исчезали в сливном отверстии. А все чешуйки кожи соскребались в горячей мыльной воде мочалкой и щеточкой для ногтей. После себя она оставила не больше ДНК, чем пластмассовая кукла, только что сошедшая с конвейера. Минти опровергла правило, что убийца обязательно оставляет частичку себя на месте преступления, а на нем самом остается след.

Когда часы пробили девять, а Джефф еще не вернулся, Фиона так разволновалась, что пошла к соседям. Не потому, что Мишель или Мэтью знают больше ее, и не потому, что могут дать совет, который она не может дать себе сама, а просто чтобы не оставаться одной, в поисках комфорта и утешения, которые они могли предложить. Чтобы кто-то разделил ее тревогу. Задолго до этого она отменила заказ столика в ресторане, заварила себе чай и попыталась — безуспешно — съесть сандвич.

Потом, уже лежа в постели, Мэтью и Мишель признались друг другу, что их посетила одна и та же мысль: Джефф бросил Фиону. Разумеется, они промолчали. Когда женщина сходит с ума от волнения, нельзя говорить ей, что, возможно, мужчина, с которым она познакомилась всего восемь месяцев назад и о прошлом которого ничего не знает, бросил ее. Нельзя говорить, что он — негодяй и мошенник, испугавшийся перспективы брака. Нужно просто налить ей бренди и попросить немного подождать, а потом обзвонить все больницы.

Фиона дважды бегала домой, чтобы проверить, не вернулся ли Джефф. И дважды возвращалась к Джарви, дрожа от страха. Шел уже одиннадцатый час. «Если этот человек где-то у другой женщины, — подумала Мишель, — я найду способ его наказать. И плевать, что он помог мне похудеть — в конечном счете, это моя заслуга, а не его. Я не обязана обращать внимание на его слова, но я позабочусь о том, чтобы ему пришлось несладко, если он предал Фиону. Найду его и скажу все, что о нем думаю. Отправлю частного детектива по его следу — я не остановлюсь ни перед чем». Необычная для нее мстительность встревожила Мишель, и она заставила себя улыбнуться Фионе. Может, приготовить чай? Или еще стаканчик бренди? Фиона встала и упала в объятия соседки. Мишель обняла ее, похлопала по плечу, прижала к своей большой, мягкой груди, а Мэтью позвонил в Роял-Фри, Уиттингтон и десяток других больниц. Потом набрал номер полиции.

Там ничего не знали о Джеффе Лее. Мэтью продиктовал фамилию по буквам.

— Вы сказали, Лей или Лич?

— Нет, Лей.

— Человека с таким именем в наших сводках нет.

К этому времени полиция уже знала, кому принадлежит найденное тело. В нагрудном кармане льняной куртки нашли залитые кровью водительские права на имя Джеффри Джона Лича, проживающего по адресу 45 Грета-роуд, Куинз-Парк, Лондон NW10. Они были выданы девять лет назад, задолго до введения в Британии новых прав с фотографией владельца. В кармане также обнаружилась упакованная в полиэтиленовую пленку фотография длинноволосого молодого человека с маленьким ребенком на руках, испачканное кровью письмо женщины по имени Зилла, обычный дверной ключ без номера, триста двадцать фунтов двадцати— и десятифунтовыми купюрами, карта «Виза» на имя З. Х. Лич и наполовину пустой пакет леденцов «Поло».

Потребовалось лишь несколько часов, чтобы установить: Джеффри Джон Лич был женат на Саре Хелен Лич, в девичестве Уолтинг, которая также имела водительские права и жила в Лонг-Фредингтоне, графство Дорсет.

Глава 16

Прибыв в избирательный округ в пятницу вечером, Джимс первым делом встретился со своим доверенным лицом, полковником Найджелом Треверс-Дженкинсом, и вместе с ним присутствовал в качестве почетного гостя и главного оратора на ежегодном обеде ассоциации молодых консерваторов Южного Уэссекса в отеле «Лорд Куанток Армз» в Марктоне. Вопреки предположению Зиллы, Леонардо с ним не было. Пока Джимс рассуждал о том, что надежды консервативной партии связаны с молодежью, с ее идеализмом и пылом, в коих он уже убедился сегодня вечером, Зилла сидела в своей квартире в жилом комплексе «Сады аббатства» и вместе с детьми смотрела «Карапузов» на видео; Джордан хныкал у нее на коленях.

Для Джимса, который на протяжении многих лет время от времени приезжал к ней, она всегда была не другом, а ширмой для сокрытия его естественных наклонностей. Зилла принадлежала к тому типу женщин, чья внешность позволяла консерваторам из Южного Уэссекса причислить ее к распущенным особам. Любой житель Фреддингтона при виде Джимса, входящего в Уиллоу Коттедж, нисколько не сомневался — по их же выражению — в худшем. Однако эти люди придерживались двойных стандартов, осуждая женщину, оказавшуюся в такой ситуации, и ни в чем не виня мужчину. Скорее наоборот, и Джимс был прекрасно осведомлен об этом — ему передали слова полковника Треверс-Дженкинса, который говорил, что он «парень не промах». Поэтому он, используя Зиллу, всегда испытывал к ней благодарность и даже убедил себя, что это привязанность.