Призрак куклы

Она, словно почувствовав моё присутствие, обернулась, и её губы тронула смущённая улыбка. Она показалась мне ещё более хрупкой и ранимой, чем раньше.

– Доброе утро, - поздоровалась девушка, - ничего, что я тут немного хозяйничаю?

– Спасибо, - произнёс я.

– За что? – она удивилась.

– Обо мне давно никто так не заботился, как ты, - на удивление рядом с ней мой голос звучал практически обычно.

Я прошёл в кухню и сел за стол, она поставила передо мной тарелку с только что приготовленным завтраком.

– Поешь, - сказала она, - я могу приходить и готовить для тебя, если понравится. Ну и если ты не против.

Я коротко кивнул и принялся за еду. Впервые за долгое время я ощутил вкус пищи. По неизвестной мне причине, рядом с этой девушкой, мой мир начинал меняться, и я снова чувствовал себя живым. Завтрак оказался безумно вкусным. И мне, действительно, захотелось, чтобы она приходила и готовила для меня. Что-то было в этом такое, неуловимо милое. Я выказал ей восторг по поводу завтрака и сказал, что был бы только рад видеть её у себя дома и есть приготовленную ей еду. Она очень трогательно опустила ресницы в смущении.

С того самого дня, стенки стеклянного колпака, под который я сам себя загнал, начали медленно, но верно трескаться и осыпаться. Какие-то из них исчезали бесследно, другие ещё долго оставались со мной в моей искалеченной уродливой душе. Она приходила ко мне почти каждый день. Очень часто оставалась ночевать. С того самого дня, когда мы поддались страсти, у нас больше не было близости. Я видел, что её смущает и беспокоит тот факт, что всё в наших отношениях начало развиваться очень быстро. Поэтому не настаивал и не позволял себе лишнего. Мне просто-напросто не хотелось на неё давить и как-то торопить. Она стала лучиком света в моём одиночестве и безысходности, которые долго не выпускали меня из своих цепких пальцев, поэтому я боялся её потерять. Единственное, что меня смущало, так это тот факт, что ей почти никогда никто не звонил, даже если она проводила в моей квартире несколько дней подряд. Неужели никто из её семьи не волнуется за неё? Но задавать вопросы об этом я посчитал некорректным. Ведь у меня самого были на сердце раны, края которых задевать очень болезненно.

Она очень любила печь пироги, торты, блинчики, и они получались просто восхитительными. Я любил наблюдать за ней, когда она готовит, а потом мы вместе садилась завтракать, обедать или ужинать. Она знала очень много интересных вещей, рассказывала мне про свои любимые книги и фильмы. Со временем она начала приносить мне книги, которые ей нравятся, и я как-то невольно начал их читать. После первой же прочитанной книги, я почувствовал, что забыл, насколько интересным может быть мир. Она забывала у меня свои вещи, милые безделушки и украшения. Особенно забавной она бывала по утрам - лохматая, сонная, в огромной растянутой футболке. Она вообще не любила рано просыпаться. Благодаря ей я начал часто выходить из дома, чтобы купить продуктов. Ведь она никогда заранее не знала, что будет готовить, а придумывала что-то из того, что находила в моём холодильнике. Я полюбил вечера, которые мы проводили вместе. Она приходила с каким-нибудь фильмом, быстренько сооружала нам ужин или приносила с собой пиццу или роллы, мы устраивались перед телевизором, ужинали и смотрели кино. Мне нравились её вкусы. Не важно, какого жанра фильм она выбирала, он оказывался достойным. Она очень эмоционально воспринимала сюжет. Смеялась над комедиями, плакала во время драматичных сцен. В такие моменты она начинала спешно утирать слёзы и извиняться. А я крепко обнимал её и говорил, что это очень трогательно и ей не за что извиняться.

Однажды она разбудила меня неожиданно рано утром. Похожая на заговорщицу, она спешно заставила меня одеться и позавтракать. Слишком странная. Слишком непредсказуемая. Та, кто не любит просыпаться ранним утром. Она одаривала меня сияющей таинственной улыбкой и торопила.

– Ты готов? – спрашивала она в нетерпении, - Пойдём, пойдём.

Привычным движением она взяла меня за руку и утянула за собой. Дверь. Этаж. Подъезд. Мы выбрались из этой железобетонной клетки. Улица встретила нас темнотой и прохладой, ведь ещё не начало даже светать. А она всё тянула и тянула меня за собой. И не отвечала на мои вопросы. Я не мог угадать, что она задумала, но покорно шёл за ней. Мы остановились лишь у самого высокого здания в нашем городе. Я замешкался.

– Пойдём, - в который раз потянула меня за собой она.

Набрав код на панели домофона, она открыла дверь, и мы вошли в подъезд. Что-то прекрасное было в этом мире без людей, когда все ещё спят. Лифт. Последний этаж. Заговорщицкая улыбка. Она тянет меня за собой на чердак. На крышу. Когда мы оказались на верху, уже давно светало.

– Ну и зачем мы здесь?- задаю я вполне логичный вопрос.

– Скоро узнаешь, - она лучезарна. Она таинственна и счастлива.

– Не понимаю, - я в замешательстве.

– Это сюрприз, - она не сдаётся, - и секрет.

Она подходит ко мне и крепко меня обнимает. Она тёплая и мягкая. Ласковая и нежная. Она что-то задумала и тянет время, чтобы не признаваться. Это интригует. Это волнует. Она берёт руками мои предплечья и поворачивает меня в другую сторону. В ней нет столько физических сил, чтобы повернуть меня. Я сам поворачиваюсь, ведь мне интересно, что она придумала, что она хочет показать мне.

– Смотри, - шепчет она,- смотри.

Где-то вдалеке серый горизонт окропляется всеми оттенками горячего красного цвета. Небо всё больше и больше воспламеняется, пока солнце не показывает миру один свой край. Оно не спешит и подглядывает за нами, давая нам шанс подольше насладиться этим миниатюрным рождением мира. Восход. Вот, что она хотела показать мне. Ежедневное возрождение этого мира. И это настолько прекрасно, что я не могу произнести ни слова. Я возрождаюсь вместе с солнцем, по моим жилам течёт тёплый ярко-красный свет. Я жив. Я забыл, насколько прекрасен этот мир. Слов в моей голове не достаточно, чтобы описать насколько это красиво. Мир тоже не стоит на месте. Рассвет окрашивает его в тёплые тона, и мир просыпается. И мир становится необъяснимо идеальным.

– Это восхитительно… - шепчу я восторженно.

– Я знаю, - кивает она.

В этот момент всё внутри меня становится на свои места. Я снова целый. Я собран из миллиона паззлов. Я полноценен. Я жив. И мои чувства к ней явно не простая благодарность. Я нахожу рукой её ладонь и мягко сжимаю. Я смотрю в её глаза. Она ждёт. Она даёт мне время.

– Знаешь, - начинаю я, - ты посчитаешь меня безумцем. Наверно. Но я должен сказать. Мне кажется, я полюбил тебя.

Её щеки заливает румянец. А может, это солнце окрасило её лицо в подобный цвет. Я слышу учащённое биение сердца через пульс на её запястье.

– Я не лучший человек, - продолжаю я, - моё прошлое довольно мрачное. Но я хочу задать тебе вопрос? Согласна ли ты стать моей? Взаимно ли то, что я испытываю?

Она молча приближается и обвивает моё тело своими руками. Она прячет своё лицо на моей груди.

– Да, согласна, - шепчет она, - да, взаимно.

***

Мы мчимся обратно. Возвращаемся в мою квартиру. В мой замок, который может скрыть нас от посторонних и их осуждения. Мы просто решили, что можем быть счастливы. Мы готовы попытаться найти своё место под солнцем рядом друг с другом. Подъезд. Этаж. Дверь. Я слишком взволнован. Руки дрожат. Она помогает мне отомкнуть замок. Мы входим в прихожую. Она прильнула ко мне. Я прильнул к ней. Мы так сильно жаждем друг друга, кажется, будто наши руки скоро начнут высекать искры от прикосновений. Я срываю с неё одежду. Она срывает одежду с меня. Мы голые. Обнажённые. Оголённые провода. Её тело белое и совершенное. У неё нет шрамов. Тех,которые так отчаянно прятала от меня моя Кукла. Тех, что не хотела мне показывать. Тех, что я рассматривал, пока она спала. У меня есть шрамы. На теле – последствия аварии, на руках – неудачные попытки умереть. И я рад, что я не умер. Я рад, что я жив. Я рад, что могу целовать сейчас эти губы, покусывая их в порывах собственной страсти. Я взбудоражен. Возбуждён. Жив. Она стоит передо мной. Обнажённая. Беззащитная. Страстная. В её серых глазах горит хитрый зелёный огонь. Изумрудный. Свежий. Как весенняя трава. Она берёт меня за левую руку и подносит моё запястье к своим губам. Она целует шрам на моём запястье. Она смотрит мне прямо в глаза и так же бережно и страстно целует уродливый шрам на моей правой руке. И что-то есть такое, откровенное, интимное, неуловимо порочное в том, как она целует мои шрамы.