Призраки Гойи

— Он совершенно прав, — заметила настоятельница. — Без религии нам всем бы пришел конец.

Касамарес предпочел промолчать.

Часом позже перед ним в кабинете игуменьи выстроились примерно десять девушек разного возраста, в основном послушниц, что было видно по их облачениям. Какая-то монахиня в очках сидела возле четырех переплетенных книг, в которых она одна могла разобраться.

Лоренсо сразу же отстранил двух девочек лет десяти от силы. Они не могли быть той, кого он искал. Он задержался дольше возле третьей, присмотрелся к ней и спросил, сколько ей лет. Она этого не знала.

Касамарес повернулся к настоятельнице, и та спросила у архивариуса:

— В каком году к нам попала Энкарнасьон?

Монахиня в очках, сидящая за большим столом, перевернула несколько плотных страниц, поводила по строчкам пальцем и, наконец, ответила:

— Энкарнасьон… Ей, должно быть, двенадцать лет… Или, может быть, тринадцать…

— Нет, — только и сказал мужчина, качая головой.

— Если бы вы соблаговолили назвать причину, по которой ищете эту девушку, — обратилась к нему игуменья, — это наверняка помогло бы нам.

— Я не могу назвать эту причину, — возразил Лоренсо, — потому что не знаю ее. Напоминаю, я приехал сюда по поручению и должен отыскать следы одного человека, вот и всё, что мне известно. Следы маленькой девочки, которую отдали вам на воспитание и которая скорее всего родилась в Мадриде в 1793 году.

— Вот одна такая, — сказала архивариус, тыча пальцем в страницу книги. — Некая Розарио. Как же, помню, это была целая история.

— Что за история? — спросил Лоренсо, подходя к столу.

— Малышку нашли на взморье, она цеплялась за большую лохматую собаку. Вся ее семья, по-видимому, погибла во время кораблекрушения. Ей было лет семь-восемь. Кажется, она была родом из какой-то африканской страны.

— Нет, — снова отрезал Лоренсо. — Это не она. Я ищу девочку, которую к вам, вероятно, привезли из Мадрида и которая якобы родилась в 1793 году. Вы не видите никого похожего?

Ему очень хотелось, чтобы никого не нашли, и он уже начал успокаиваться, как вдруг монахиня, перевернув страницу, вскричала, указывая на запись:

— Ну да! Есть одна такая, она вроде бы подходит!

— Кто это? — осведомилась настоятельница.

— 1793 год, Мадрид. Прислана Конгрегацией в защиту вероучения…

Монахиня подняла голову, взглянула на гостя поверх очков и спросила:

— Конгрегацией в защиту вероучения?

— Да, — ответил Лоренсо.

— Девочке было не больше трех-четырех дней от роду, она была очень слабой и еле дышала. Ее мать была еретичкой. Именно это нам тогда сказали. Да и здесь тоже так написано.

— Она у вас? — спросил Касамарес.

— Ах нет, — ответила архивариус. — Девчонка сбежала, когда ей исполнилось одиннадцать. Это тоже записано. Посмотрите. Убежала в поле в один из дней, когда был крестный ход. Никто и не думал ее ловить.

— Где же она теперь?

— Уж это одному Богу известно. Она не присылала нам вестей.

— Да, я ее помню, — вставила настоятельница. — Сущий бесенок.

— Слава Богу, одной меньше, — пробормотала архивариус.

Лоренсо спросил, известно ли имя ее отца. Настоятельница отвела взгляд и замялась.

— Не совсем, — ответила она вполголоса.

Что она хотела этим сказать? Мужчина стал настаивать.

— О, знаете ли, — сказала игуменья, — всё это только слухи…

— Что за слухи? Не бойтесь, говорите.

— Ходили слухи…

Она снова замялась, повернулась к монахине, уткнувшейся в книги, и в конце концов призналась, перекрестившись размашистым жестом:

— …слухи, что ее отец был каким-то очень важным лицом в Конгрегации в защиту вероучения…

— В инквизиции Мадрида?

— Да, именно так.

— Известно ли его имя?

Обе монахини переглянулись, и настоятельница сказала надтреснутым голосом, покашливая:

— Нет. Не думаю.

Архивариус подтвердила это:

— Знаете ли, мы здесь от всего далеки. Что бы там ни говорили в Мадриде, до нас долетают лишь обрывки слухов. Скажем, в подобных случаях нам никогда не сообщают имя. Это для всех секрет.

— Вы окрестили девочку? — спросил Лоренсо.

— А как же, — ответила игуменья. — Немедленно. Она была такой крохой… Новорожденной. В этом возрасте, знаете ли, младенцы редко выживают.

— Но эта, — вставила архивариус, — она, можно сказать, цеплялась за жизнь! Я до сих пор помню, как она набрасывалась на соски кормилицы! Этакая пиявка!

— Как вы ее назвали? — осведомился Касамарес.

Монахиня вновь заглянула в толстую книгу и сообщила, что девочку, которую он ищет, зовут Алисия.

— Если только она не сменила имя, — заметила настоятельница. — Она была вполне на это способна.

Невзирая на все волнения, засады и репрессии, несмотря на то и дело менявшиеся политические взгляды тех или иных людей, городские сады Мадрида ближе к вечеру по-прежнему привлекали проституток и их клиентов. В сады Ретиро, расположенные возле улицы Алькала, которые король Карлос III расширил и засадил деревьями, как и сады Прадо, начиная с пяти–шести часов медленно, лениво подъезжали коляски, и в окнах мелькали мужские взгляды, искавшие знакомую либо новую женскую фигуру.

Подтягивались сюда и девицы легкого поведения; они шли прогулочным шагом, по одной либо группками, чаще всего в сопровождении дуэньи, всегда элегантно одетые: зимой в плаще, весной с шалью на плечах, осенью в мантилье, летом с веером. Несмотря на войну, осады Сарагосы и прочие битвы, парижская мода довольно быстро добралась до Испании. Линия талии на платьях становилась выше, лифы пышнее, волосы зачесывались назад, открывая лоб, в то время как аксессуары оставались испанскими, подобно непреодолимой линии обороны.